Как приручить дракона 5 (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 37

— Мне все нужны! — закивал я. — Пение вообще — одно из самых больших счастий. Особенно хором! Кроме шуток, Валентин Александрович: надумаете — обращайтесь. И вы, и ваша супруга. Мне, чем через кадровое агентство персонал искать, я лучше тех, кого знаю, возьму. Или хотя бы пополам!

— Змей искуситель… — погрозил он мне пальцем. — В любом случае, вы ведь уголовщину всякую с высокой трибуны нести не станете, небось? Только радикальщину и остросоциальщину, да?

— Да! — кивнул я. — Именно в таком ключе, в самом широком смысле.

Честно говоря, я уже прямо сейчас думал, чего такого стоило бы озвучить, и у меня руки чесались сесть и накидать себе тезисы для речи, хотя я и понятия не имел о сути и посыле мероприятия, куда меня зовут. Всероссийский педсовет — звучит достаточно скверно. Если проводить параллели с педсоветами обычными — мне и слова не дадут. Выступит начальство, похвалит себя, поругает нас, мол — не дорабатываем на местах, а они очень хорошую концепцию приняли и отличную реформу задумали. И замки с корабликами там на задней парте не порисуешь, наверное… Не будет там никаких парт, какой-нибудь зал огромный, бархатные сидения и телекамеры кругом.

— Ладно, в общем, я доведу информацию до Гутцайт. А наверх сообщу о вашем принципиальном согласии. Десятого мая и поедете, командировочные расходы компенсируем, а жильем вас там обеспечат. Программу мероприятия, место проведения и все такое прочее получите у своего секретаря в школе… В общем — надеюсь на вас. Задача четкая и ясная: повысить привлекательность профессии, поднять престиж звания «учитель» и создать образ успешного молодого педагога! — командирским тоном закончил Валентин Александрович.

— Яволь! — откликнулся я. — То есть — слушаюсь и повинуюсь. Задачу понял, принял, буду думать над путями реализации.

— А про возможное трудоустройство я очень сильно подумаю… Жаль — отпуск у меня не учительский, я бы летом к вам на пару созывов прям сразу подработать пришел. Но увы, увы… — сказал начальник уездного просвещения, перекрестился на купола и бодрыми шагами двинулся прочь со двора.

В Москве у меня дело было. Оно уже залежалось, это очень серьезное дело, с тех самых пор, как Сапега со мной поделился данными о человеке, который в Министерстве магии, то есть — в Чародейском приказе, курировал тему с инициациями в земщине. У меня давно внутри зрело желание пойти к нему на прием и спросить: он реально считает нормальным все, что здесь у нас целый год творилось? Всерьез спросить, с пристрастием. В глаза его посмотреть, за ручку подержать. Очень мне любопытен человек, который в отдельно взятой сонной, благоустроенной и вполне себе зажиточной провинции своими действиями и бездействиями локальный постапокалипсис устроил и лихие девяностые вернул.

Потому как ни Радзивиллы, ни наркоторговцы, ни устроители подпольных боев для несовершеннолетних в принципе и не подумали бы творить то, что они творили, если бы какой-то человек в высоком замке… То есть — чиновник в далеком кабинете — не принял бы решение предподзакрыть на это всё глаза с целью повышения урожая магов на душу населения. Заплюшчыць вочы, как говорят белорусы. Я бы ему эти очи расплющил, если честно.

Теперь у меня, наконец, представился благовидный предлог для нанесения такого визита… Повод для поездки был железобетонный. До того момента, как я перешагну порог Чародейского приказа никто и заподозрить не сможет, что именно я собираюсь сделать! Да, я осознавал риски. Я собирался сунуться в средоточие магии! Там, наверное, архимаг на архимаге сидит и архимагом погоняет, а от разлитой маны волосы дыбом становятся. Возможно, мне придется идти на крайние меры, может быть, даже войну развязать, если тамошние обитатели будут сильно настаивать.

Но спускать изнасилование Вышемира я им точно не собирался. Пепел погибших на боевом посту директоров- коммунальщиков бил мне в грудь и взывал к отмщению. Не знаю, что там за дядьки были, никогда их не встречал, но их жизни явно не стоили того, чтобы какой-то гомункул порадовался красивым циферкам в годовом отчете. Уже сейчас во мне это вызывало бурю гнева, и я боялся себе представить, что будет, если ситуация выйдет из-под контроля.

А потому… Потому постучался в дверь квартиры Зборовских.

— Да-да! — раздался голос Женьки. — Кто там?

— Феодор Иоаннович… Достоевский! — откликнулся я.

— Тьфу на тебя, Пепляев! — загремел дверью Зборовский. — Достоевский — это Федор Михалович, а Феодор Иоаннович…

— Да знаю я, знаю! — я шагнул в квартиру. — А чего у вас так тихо-то?

— Дети у бабушки с дедушкой, — счастливо улыбнулся он. — Жена пошла по магазинам. Одна! Но — в компании с моей премией. Вернется — устроит мне показ мод!

Он вдруг густо покраснел, как будто сказал что-то стыдное. Вот ведь! Сколько они там в браке — десять лет? Больше? Ну, молодцы, молодцы…

— Это что это такое ты приволок? Спиннинг? — перевел тему наш влюбленный предводитель.

— Это чехол от спиннинга, да, — я снял с плеча свою поклажу. — Но внутри не спиннинг. Считай, что это тебе в лизинг… Или как правильно сказать? В общем — эту штуку, Зборовский, я тебе вручаю на тот период, пока ты остаешься правильным мужчиной и главой земской управы. Потому что так, как тебе, я тут больше никому не доверяю, даже себе… Держи, в общем!

И я протянул ему меч.

— Э-э-э-э… Нет, ну… — он чисто рефлекторно взялся за рукоять — и его лицо озарила блаженная улыбка.

Не видал я еще мужика, который взяв в руки меч, вот так вот бы не улыбнулся, или наоборот — не нахмурился бы решительно и сурово. Это у нас сидит в крови!

— Классная штука, — признал Зборовский и осторожно махнул пару раз, для пробы. — Прям нравится. Это что — правда мне? В чем тут подвох?

— Подвох в том, что это Бальмунг. Меч убийцы драконов, — пояснил я.

— Та-а-ак! — он напрягся и поставил меч к стеночке. — А я тут причем?

— Притом, что я — дракон, Женя. И мне иногда самому от этого страшно, — я почесал затылок, пытаясь собраться с мыслями.

— ИДИО-О-О-ОТ! — взвыл дракон. — ДЕФЕКТИВНЫЙ! ЛАТЕНТНЫЙ САМОУБИЙЦА! ПОЗОР ВСЕГО ДРАКОНСКОГО РОДА!

— А я что могу… — сосед посмотрел на меня подозрительно. — Погоди-ка! Я, кажется, понял! Ты что, имеешь в виду, что если сбрендишь и начнешь отмачивать что-то ужасное — чтобы я тебя…

— Ага, — кивнул я. — Конечно, это будет непросто. Но если есть у нас тут настоящий герой без страха и упрека — то это ты.

— А как… — я понял его с полуслова и перебил, не дав закончить вопрос.

— А очень просто. Если я вдруг начну обижать маленьких детей или устрою бойню на улицах города, или решу, что цель оправдывает средства, и начнутся попутные жертвы… В общем — такое. Но не думай, что это будет легко. Тебе придется проявить чудеса изобретательности, чтобы подобраться ко мне с этой ковырялкой!

— Ну, ты, конечно, святой человек, Пепеляев! — восхищенно покачал головой Зборовский. — Я даже не знаю, с чем это сравнить! Наверное, теперь мне придется брать уроки фехтования, да?

— Ага, — я кивнул. — Давай, я тебе одну фишку покажу… Иди сюда. Смотри: легким движением руки меч превращается… Превращается меч… В элегантный ремень! А?

— Класс! — признал Зборовский. — И что, ты мне его вручаешь, типа, пока я глава уезда?

— Я вручаю тебе его, пока ты глава уезда и правильный мужчина, именно при таких условиях. Разведешься с женой или начнешь бить детей — заберу! — пригрозил я. — Или если взятки брать начнешь.

— Типун тебе на язык! — отмахнулся Женя. — Хочешь — я тебе в качестве алаверды сковордку подарю в лизинг? Пока ты мой сосед — будешь иметь право бить меня по голове в вышеозначенных случаях.

— ДВА ИДИОТА, — констатировал дракон.

К маю я знал по именам и фамилиям пятьсот человек. Ну, а как иначе? Я уже как-то занимался такой увлекательной арифметикой и вычислил, что это математику или филологу можно взять одну, максимум две параллели, и вуаля — нагрузка готова. Четыре или пять часов математики в неделю, умножаем на четыре, пять или шесть классов и получаем от двадцати до тридцати часов в неделю. Солидно? Более, чем.