Как приручить дракона 5 (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 20

Спустя секунд двадцать порыв ветра снес пленку с моего укрытия и расшвырял во все стороны рулоны утеплителя: в комнату вломился воздушник-Олелькович и его соклановец — боевой маг.

— Он что, так и стоит там у дверей? Какого дьявола мерзавец задумал? И, главное, черта с два вычислишь его эфирным сканером… Долбаный нулевка! — ругнулся боевик.

— Мы убьем его, — ухмыльнулся аэромант.

И в подтверждение своих слов взмахнул рукой, управляя воздушным потоком, и разметал во все стороны сложенный штабелем ламинат и пустые пластиковые ведра из-под краски. Второй Олелькович кивнул, и они снова двинули вперёд. А я — вылез из шкафа, стараясь не шуметь и не скрежетать когтями по дереву. Футболку и ботинки я оставил там (нечего портить имущество!) и теперь являл миру чешуйчатый торс и дикую зубастую бородатую физиономию. Меж лопаток свербело: крылья не отрастали так быстро, как когти или зубы. Я крался вперед, пока не достиг своей цели: маги-Олельковичи остановились в замешательстве: входная дверь была заперта, врага — то есть меня — не наблюдалось!

Подглядывать за этими двумя, высовываясь из-за полуоткрытых дверей было сплошным удовольствием. Они материли меня по чем свет стоит и осматривали все помещение, пока не убедились в тщетности таких попыток.

— На втором этаже есть⁈ — выкрикнул воздушник.

Оказывается, там имелась винтовая лестница, а я ее и не заметил!

— Пусто! — откликнулись Пацы сверху.

— И у нас пусто! Пройдем еще раз! Гребаный трус, на что он рассчитывает, этот нулевка?

— Может быть, забрался в чердачный отсек? Но там птицы насрали, какой черт его туда понес? Придется осматривать… — Пацы сверху снова загрохотали сапогами.

А я уже был тут, близко-близко, за спиной Олельковичей, радушно распахнув отросшие крылья и чешуйчатые объятия, и улыбнулся — очень широко:

— Однако, здравствуйте! — я старался быть вежливым, говорить громко и отчетливо.

— О, курва!!! — в их глазах плескалось столько ужаса, будто они самого сатану увидали, а не интеллигентного учителя истории из полесской провинции.

Я ударил одновременно руками и крыльями, обоих сразу. Когти пробились сквозь грудные клетки, воздушная волна ошеломила, сбила с ног… За ноги я их и ухватил — и вышвырнул в окно, одного за другим. А потом выдохнул пламя — вверх, по винтовой лестнице. Огонь заплясал на деревянных ступенях, языки его ринулись вверх, стремясь пожрать все, до чего могут дотянутся…

Ещё звенели разбитые телами Олельковичей стекла, а я уже мчался сквозь первый этаж флигеля, хлопая дверьми и расшвыривая во все стороны попадающиеся на пути предметы мебели и строительные материалы. Снаружи уже слышался ор публики — акт первый «Хрустальная ночь», с погромами, поджогами и выбитыми стеклами, им явно не понравился. Остался акт второй — «Дефенестрация».

Пацы не были дураками. Мы столкнулись с тем самым лысым боевым магом лицом к лицу! Он, оказывается, дежурил у второй лестницы и спустился вниз, услышав шум.

— Ох, мать! — боевик тоже явно не ожидал увидеть здесь нечто настолько страшное, но не растерялся, а тут же принял боевую стойку, а потом — раз-два-три! — пробил классную серию руками и ногами, очень болюче пройдясь мне по физиономии и солнечному сплетению и врезав подъемом стопы под коленку.

— Тьфу! — сказал я и плюнул в него сгустком пламени, обжигая и сбивая с толку.

А потом дал ему по тестикулам — когтистой ногой! Нельзя накачать мускулы так, чтобы удар по тестикулам не был эффективным! От этого кто угодно загнется! Обоими кулаками сразу я врезал ему сверху вниз — по лысой башке, а потом схватил за горло — и вышвырнул в окно. Дефенестрация номер раз! Делать мне больше нечего — с ним возиться! Очухается и побьёт меня еще! Это я так — в рамках фактора внезапности его одолел… По факту ударов двадцать — и я бы имел бледный вид…

ДЗАНГ! Внезапно мне в башку прилетел здоровенный металлический бидон — очень крепко, аж внутри черепа загудело все! Меня сшибло с места, ударило о стену и удивлённый голос произнес:

— Откуда тут хтоническая тварь? И где Олесь? И вообще — какого черта, куда делся этот дуроватый Пепеляев? Флигель горит, мы не можем ждать, пока поджаримся!

Маги нашли меня! Телекинетик и пиромант! И по-идиотски влупили бидоном в голову, не подозревая о том, с кем имеют дело!

— Он тоже поджарился, внутри своих доспехов, — сказал я, вставая с пола — Ваш глава рода.

Чешуя всасывалась, крылья — прятались за спиной.

— Курва мать! Это Пепеляев!

— Мне пришлось оторвать ему голову прямо в шлеме, она сильно запеклась внутри и совершенно не хотела выниматься, — вздохнул я и сделал пару шагов вперед. — Когда мы ехали из Славутича обратно в Вышемир, головы выкатились из мешка и запрыгали по десантному отсеку броневика! Дурацкое зрелище, и точно — не для слабонервных.

— Сука! — пиромант каким-то чудом успел сформировать в ладони огненный шар величиной с арбуз и швырнул его мне в лицо.

В мое, человеческой лицо. В лицо нулевки! Я почувствовал нечто похожее, как если бы на меня подули горячим воздухом из фена. Файербол просто обогнул мою голову и врезался в стену, добавляя ещё огня в полыхающий вовсю пожар. А я уже был тут — близко от пироманта, и двинул ему в солнечное сплетение, и ухватил его, и бросил — через плечо, прямо в окно, со звоном стекла и глухим звуком падения тела на землю. Дефенестрация номер два!

— Теперь у тебя два варианта, — моё лицо снова стало покрываться чешуей. — Остаться тут один на один со мной, посреди горящего здания, когда я готов к твоим атакам и не пропущу ещё один дурацкий бидон… Ыть!

Мне в спину прилетел диван! Понял, гад, или почуял при помощи магии, что в чешуйчатом состоянии волшба на меня действует! И воспользовался! Но тут молодой телекинетик-Пац явно переборщил, наверное, с перепугу: диван врезал в мою поясницу с такой силой, что сбил с ног и бросил прямо на него, на этого мага! Больно было зверски, но шанса я не упустил: сграбастал мага за ногу, дернул, повалил и мы, сплетясь, как пара змей, обнявшись крепче двух друзей… К черту Лермонтова! Мы прокатились по полу, и я все это время лупил его кулаками по чем попало. Телекинетик оказался хилый — не чета боевым магам. Швыряться диваном — дело серьезное, но в партере он ничего из себя не представлял. Я отлупил его и скрутил его, и поволок на крышу, потому как все пути к отступлению были отрезаны огнем.

Дымило нещадно, воняло горящим пластиком, я тащил по чердачному отсеку телекинетика, он бился головой о стропила и балки и страдал. А я думал о том, что во флигеле сгорят мои ботинки, очень хорошие, военные. Благо — не от парадного костюма. Какая досада!

Для того, чтобы выбраться на крышу мне понадобилось вышибить деревянную решётку декоративного окошечка и выволочь за собой телекинетика.

— Ловите его! — крикнул я и, размахнувшись, швырнул последнего Олельковича вниз.

Что характерно, никто его не ловил — как обычно, коллективная ответственность не сработала. Парень рухнул со страшным хрустом прямо в клумбу с первоцветами, я надеялся — не убился, всё-таки тут два этажа с небольшим, а не двадцать!

— Дуэль закончена! — заорал Солтан. — Победил Георгий Пепеляев-Горинович. Тушите, тушите скорее флигель!

И в следующую секунду я понял, что подразумевает под собой библейские выражение «разверзлись хляби небесные» на собственной шкуре. Потому что Яся — это не про коллективную ответственность. Яся — это про эмоции и личную заинтересованность.

Водителя звали Дитрих Каценкрацен, и на приборной панели его автобуса была закреплена настоящая боевая секира. Я помнил его, а он — меня.

— А красавица твоя где? — уточнил этот седобородый кхазад.

Он полжизни гонял рейсом Мозырь-Гомель с остановкой в Вышемире и знал, наверное, всех пассажиров. По крайней мере — в лицо.

— В Мозыре осталась, — вздохнул я. — Но ничего — в июне поженимся, и уже вместе будем.