Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8" (СИ) - Симада Содзи - Страница 34

Отдельное положение занимает Масако. Она выехала из Аидзувакамацу поездом в 8.47 утра 1 апреля. Ее родные, разумеется, засвидетельствовали, что накануне весь день она провела с ними.

Теперь о семерке косвенных фигурантов. У Сатоко, Огаты и Исибаси имеется алиби в том, что касается «убийств Азот». У Ясукавы алиби нет. Алиби Токуды и Абэ из «Медичи» подтвердили их жены. Ямада с женой и группой «людей в беретах» из четырех-пяти человек до одиннадцати вечера пробыли в галерее Ясуэ Томиты. От Гиндзы до Каминогэ час езды. Из этой семерки наиболее сомнительная фигура – Ясукава, но он встречался с Хэйкити только три раза – дважды в «Хурме» и один раз на фабрике манекенов.

Знакомство Хэйкити с Огатой длилось около года; о времени его встреч с Ясукавой известно точно. Впервые они встретились на фабрике Огаты в сентябре 1935 года, потом в декабре два раза в «Хурме», то есть между сентябрем и декабрем друг друга не видели. А Хэйкити в 1936 году в «Хурме» вообще не появлялся.

Версия, что преступником является Ясукава, предполагает, что в течение трех месяцев он тайно поддерживал отношения с Хэйкити. В это верится с трудом. Ясукава ночевал в общежитии, от которого до фабрики было минут десять пешком. Если верить коменданту общежития и людям, работавшим с Ясукавой, его жизнь проходила между фабрикой и общежитием. Лишь иногда он заходил куда-нибудь выпить, обычно не один, а с компанией. С декабря по конец марта было всего четыре случая, когда Ясукава куда-то отлучался по воскресеньям и товарищи не знали, где он был. Последний раз это случилось как раз 31 марта, однако Ясукава вернулся в общежитие еще до одиннадцати. Он утверждал, что в тот день ходил в кино. Даже если в остальных трех случаях Ясукава где-то крепил дружеские отношения с Хэйкити, вряд ли он смог в этом далеко продвинуться.

Предположим, что девушек убил все-таки Ясукава. В таком случае логично думать, что у него как у мастера, делающего манекены, должен был возникнуть интерес к созданию Азот. Заниматься этим в общежитии невозможно, требовалось другое место. Однако после того как все произошло, он так и остался в своем общежитии. Значит, такого места у него не было.

Есть еще одно обстоятельство, опровергающее версию о виновности Ясукавы. Нет никаких признаков, что он был знаком с девушками из семьи Умэдзава. Теоретически Ясукава мог оказаться с ними за одним столом в кафе или ресторане и подсыпать им яд в напитки, но его неожиданное появление в компании незнакомых девушек выглядит совершенно неестественно. Такое могло быть, если б Ясукава действовал не один. Известно, однако, что он был человек нелюдимый и приятелей имел только на работе.

Вслед за следствием я вынужден поднять руки и признать, что это дело оказалось мне не по зубам. Преступника установить не удалось. Следствие пришло к выводу, что все, кто входил в круг знакомств Масако и девушек, непричастны к преступлению. Я согласен с таким выводом.

Все десять лет, что прошли после отставки, я не переставал думать о деле Умэдзава. Силы мои убывают, да и соображать из-за возраста стал хуже. Ловлю себя на том, что мысли бродят по кругу.

Жизнь у полицейского тяжелая, я расплатился за нее язвой желудка. Осталось уже недолго. Скоро я опять уйду в отставку, на сей раз вечную, так и не узнав правду об этом деле.

Если задуматься, я прожил жизнь, все время плывя по течению, и ни разу не пробовал идти против потока. Как самый обыкновенный человек, хотел просто пройти свой путь с миром. Самому пожать посеянные семена и вернуться в ту самую землю, из которой вышел. Но я лишь убедился в собственном бессилии. И это, конечно, оставило осадок в моей душе.

Я хочу, чтобы кто-нибудь раскрыл эту загадку. Это необходимо сделать. Стыдно признаться, но мне так и не хватит мужества рассказать сыну о том, что со мной случилось.

Сожгу я эти записи или оставлю – это будет последнее решение в моей жизни. Если после моего ухода в мир иной кто-нибудь прочитает мои каракули, посмеется ли он над моей нерешительностью?

– Интересно, Такэгоси встречался в Киото с Ясукавой? – тихо спросил Митараи.

– Похоже, что нет.

– Из его записок многое становится ясно. Теперь мы знаем, где находились тела, кто и как их развозил по разным местам. Знаем, что преступнику были не нужны водительские права. И об этом во всей Японии известно только тебе, мне и госпоже Иида!

– Точно… Как же мне повезло, что я с тобой познакомился!

– Хм-м. Если у Ван Гога были друзья, они говорили то же самое, даже не зная цену его таланта. В твоей книге есть что-нибудь о Тамио Ясукаве?

– Есть. Но у Такэгоси гораздо больше подробностей.

– У меня впечатление, что он писал все это, чтобы другие люди прочитали. Кстати, в отношении записок Хэйкити такое же чувство.

– Согласен.

– Такэгоси оставил свои записки. Сжигать не стал, хотя и мог бы. Решил так. – Митараи поднялся и подошел к окну. – У него такая печаль в каждом слове… Читаешь и чувствуешь, как человек кается. Вот я устроился здесь, на грязноватой окраине, повесил на углу табличку: «Предсказываю судьбу». И что, думаешь, я слышу? Голоса, полные горя и печали. Я знаю, что этот город, похожий на гору мусора, на самом деле кричит. Я слышу отовсюду сдавленные крики и думаю: «Может, уже хватит только слушать? Надо кончать с этим. Пришло время хоть кому-то помочь».

Митараи вернулся на диван и продолжил:

– Такэгоси не стал сжигать свои записки. Он очень хотел, чтобы кто-нибудь разобрался в этом деле, даже если в результате будет разрушена его репутация, которую он зарабатывал всю жизнь. Мы должны исполнить его последнюю волю, чтобы мужественный шаг, сделанный им под конец жизни, оказался не напрасным. Согласен со мной? Это наш долг, раз мы прочитали его записки.

– Ты совершенно прав.

– Теперь, когда мы получили такую информацию, самое время поработать головой. Конечно, Такэгоси не специалист по убийствам, но все равно он здорово продвинулся. Однако в одном он меня не убедил. Слушая, как ты говорил об обстоятельствах дела, я подумал об этом, а сейчас, за чтением записок Такэгоси, вспомнил.

– Что ты имеешь в виду?

– Такэгоси придерживается общепринятой версии о том, что Хэйкити убили его женщины. Давай вернемся к запертой мастерской, где нашли его труп. Семь женщин… нет, шесть, Токико уехала к матери в Хоя. Впрочем, шесть или семь – не имеет значения. Важно другое: все они – члены одной семьи.

В ту ночь в усадьбе Умэдзава находились только убийцы и их жертва. Посторонних, кого надо было опасаться или ввести в заблуждение, не было. В таком случае какая необходимость подвешивать кровать, хитроумствовать с запертой изнутри мастерской? Достаточно просто сговориться как следует.

– Ну как же! В процессе расследования их ложь могла открыться. Были же следы на снегу и прочее…

– Следы… Подумаешь, какая важность! Следов можно каких угодно понаделать. Например, сделать так. Двадцать пятое февраля, ночь, еще идет снег. Три заговорщицы… Хотя нет! Три многовато: будет лишний шум, и еще неизвестно, принял Хэйкити снотворное или нет. И потом, в присутствии натурщицы троих он мог и не пустить. Поэтому одной достаточно. Она направляется в мастерскую. В двенадцать снег перестает, натурщица уходит, и та, кто пришла к Хэйкити, убивает его. Выходит из мастерской и оставляет на снегу следы от мужской обуви – приносит с собой или надевает ботинки Хэйкити. После у нее будет масса времени, чтобы поставить их на место. Потом она выходит на улицу – естественно, через заднюю калитку, – обходит вокруг и возвращается в главный дом. Запирать дверь мастерской нет необходимости. Утром в десять все заговорщицы идут в мастерскую. Одна из них заглядывает в окно, оставляя на снегу следы. Другая заходит в мастерскую, закрывает за собой дверь, задвигает задвижку и вешает замок. Сделав дело, кричит оставшимся снаружи: «Готово!» Те все вместе наваливаются на дверь и ломают ее. Этого было бы достаточно. Зачем кровать-то подвешивать?