Хозяин теней. 3 (СИ) - Демина Карина - Страница 30

— Савка?

— Что-то… не так. Не так!

Я рванул к окну.

Тишь да благодать.

Машины.

Люди.

Чужаки двери вон открыли. Кто-то выбрался из салона. Понятно, день ныне ясный, солнышко, если не припекает, то светит от души. Снаружи-то ладно, а в чёрной машине должно быть жарковато. Прогуливается вдоль вереницы автомобилей старший.

Пиджак расстегнул.

Время от времени останавливается, но не похоже, чтобы человек нервничал. А это странно. Если ехали к врагам да с готовностью напасть, то должны нервничать. Из бойцов актёры редко получаются. Смотрели бы. Исподволь. На дом. На наших. Перемещались, чтоб позицию занять поудобнее. А тут… кто-то вон закурил, кто-то присел, ботинок зашнуровывая.

Игла опять вошла в макушку, заставив дёрнуться.

Так.

Это неспроста. Это, мать вашу, намёк… на что?

— К Еремею, — я дёргаю головой. В ушах шумит, и сквозь этот шум словно бы шёпот слышится. Однако стоило прислушаться, и он растворился.

Да и шум утих.

Только чувство неспокойствия стало сильнее. Я вдруг понял, что не могу больше оставаться в комнате.

А где могу?

Куда мне надо? И стоило задать этот вопрос, как я чётко и ясно осознал ответ: вниз.

В подвал.

Не просто в подвал, а в тот самый, с ледяным полом.

Нет, я там бывал, потом, после. Сам попросился, а дед не счёл нужным отказывать. Подвал… ну как подвал. Каменная лестница с неровными ступенями, как и положено очень древней лестнице. Гранит слева. Гранит справа. Ощущение, что стены сдвинутся и раздавят тебя, как комара.

Темнота.

Здесь не работало электричества. Мне позволили взять фонарик ровным счётом для того, чтобы убедиться: гаснет. Беспричинно и в целом.

Огонь — другое дело. И потому наверху прямо в стене вырублена ниша, слегка кривоватая, но вмещающая и свечи, и масляные лампы.

Одну я и взял.

Стоило поставить ногу на ступеньку, и чувство, что я всё делаю, как надо, окрепло. Только побыстрее бы. Нет, я б и рад, но ступеньки высокие, лестница крутая, перила дизайном не предусмотрены, а в руках моих лампа, которая тоже ни фига не лёгкая, не говоря уже об удобстве.

Поэтому спускаюсь быстро, но осторожно.

Благо, нора эта не так и глубока, особенно когда вниз идёшь. Наверх ощущения совсем другие. Но вот и дверь. Замка нет. И на моё удивление дед когда-то лишь плечами пожал: мол, а смысл?

И вправду, какой смысл соваться туда, где начинается граница Её владений.

То-то же.

Дверь из чёрного будто опаленного дерева. Ручки нет. Петли словно изморозью подёрнуты. И менять их, знаю, приходится каждые пару лет. Не выдерживает металл. А дерево ничего, привыкло. Живое вообще куда крепче мёртвого.

Дверь отворяется сразу, будто там, на той стороне, меня ждут.

Или не меня?

Боль впивается в виски.

— Да иду я! — ору, чтоб как-то унять её. — Уже пришёл…

Раньше здесь было… своеобразненько.

Пусто.

И плита белого то ли камня, то ли не совсем. Когда я думал про глыбину льда, я не понимал, насколько прав. Глыбиной она и смотрелась. Такой вот… мутной, сизоватой глыбиной, которую кто-то припер то ли из глубин Антарктики, то ли с вершин горных, главное, что не просто припёр, но кое-как, явно наспех, обтесал топором, а потом вплавил в камень. И хитро. Вон, границы между этим вот нетающим льдом и камнем не осталось.

Впрочем, тогда, в прошлый мой визит, она была сизою. В грязной этой серости терялись руны и линии, складывавшиеся узором. А вот теперь они наливались светом. Нервно. Неровно. Словно через силу. Бледно-зеленые всполохи рождались там, в глубине камня, устремлялись к его поверхности и разбивались о неё, питая зыбким светом руны. Те загорались, чтобы гаснуть, но медленно.

Очень медленно.

Что за…

— Что за… — я оставил лампу на пороге. Здесь, внутри, было довольно холодно. Небольшую комнату — могли бы чего и посолидней воздвигнуть, а то не ритуальный зал, а кладовка какая-то — наполнял этот неровный мерцающий свет.

И нехорошее ощущение близкой беды.

Так. Спокойно… надо кого-то звать… или поздно? Тень… дотянусь, благо, сейчас поводок её удлинился. И энергии здесь хватает. Вон, едва ли не клубится, завиваясь.

Черпаю.

Опасно?

Мои каналы так и не восстановились. Но, чую, тут без вариантов. А потому… энергию перенаправляю Тени.

Имя бы придумать.

Не сейчас.

Надо собраться. Деду пусть скажет. Или Дымке его. А та уже пусть деду. Я же… что-нибудь соображу. Правда, хрен его знает, чего тут сообразить можно. Где та тряпка, которой затыкают нарисовывающуюся пробоину из иного мира?

А искр становится больше.

Зеленое марево расползается, оживляя символы. И вот уже дорожки этого недосвета расчерчивают ледяную глыбу.

Твою же ж…

Я вижу и её. И клинок, который, как и положено древнему и очень ценному артефакту, лежит в самом центре круга.

Чтоб вас всех…

Почему-то кажется, что как только свет доберётся до этого центра, тряпка уже не поможет. И значит… значит…

Что я могу сделать?

Правильно.

Кто-то вечно в дерьмо вляпывается, а кто-то — в подвиги. И мысленно матюкнувшись, я ступил на белесый, подтопленный силой лёд. А с той стороны раздался сухой предупреждающий треск.

Ходить по льду опасно, Громов.

Глава 16

Иные обиды, нанесенные человеку благородного происхождения, ложатся на честь его чёрным пятном, смыть которое можно лишь кровью. А потому сама мысль о запрете дуэлей, низведения благородного искусства поединка до обыкновенного судебного разбирательства, кажется мне кощунственной.

Из речи некоего Н. перед офицерским собранием

Камень проседает под моим весом. А ведь вес у меня сейчас птичий. Что это значит? Ничего хорошего. Идти недалече, но вот эти зеленые нити силы кажутся трещинами. Ступать боязно, но надо.

Ещё шаг.

И не спешить. Не бежать, как бы ни хотелось. И никаких резких движений.

Если оно треснет, то куда я провалюсь? В каменные глубины? Дед ни о чём таком не упоминал. Наоборот, сказал, что этот камень уцелеет, даже если всё имение разнести на куски. А он вот.

Снова шаг.

Сердце колотится. В ушах шумит уже не от шёпота, а от крови. Адреналинчик, чтоб вас… знакомое чувство. Голова того и гляди отключится, а допускать этого нельзя.

И шаг.

Идти всего ничего. Я уже вижу нож, кривой, несуразный. С виду вовсе уродливый. Он был этаким чёрным пятном на бело-зеленом покрывале. А лёд под ногами хрустит. Из трещин же наружу просачивается вода. Правда, какая-то она тёмная, тяжёлая и не спешит растекаться, скорее уж собирается наверху ртутными кругляшами.

Дурацкое вспомнилось.

Железные ломы в ртути не тонут. Значит, и меня выдержать должна.

В теории.

В практике носок пробивает тонкую корку и чёртовы шарики выкатываются, чтобы облепить ботинки. А я понимаю, что следующий шаг — это уже всё.

Так… не дотянусь.

Стоя.

А лёжа?

Я сдираю куртку, которую швыряю на камень. И медленно опускаюсь на неё. Нельзя идти? Будем ползти. Вес станет распределяться иначе, и глядишь, смогу… тут лёд тонкий, чуть прогибается, скрипит недовольно, но держит. От шариков пахнет лилиями и ещё болотною водой. Вот ощущение ровным счётом такое, будто я над трясиной, которую сверху чуть льдом прихватило. Ползу и, вытянув руку, хватаю клинок. И выдыхаю.

На мгновенье. Потому что понятнее не становится. Шарики уже расползаются по поверхности льда, а холод от него пробирает до костей.

Думай, Громов.

Думай!

Обернуться. Так, в ту сторону нельзя. Там, где я шёл, следы провалились, и на месте их образовались блестящие чёрные озерца воды. Трогать её руками и тем паче погружаться не тянет совершенно. Значит, поползём в другую сторону. Извиваясь, как змея, стараясь не вслушиваться в хруст.

И с надеждой, что сумею.

У меня даже почти получилось.