Хозяин теней. 3 (СИ) - Демина Карина - Страница 10

Посылки…

Хороший он человек всё-таки. По местным меркам никто б и не осудил, оставь он детей Анчутковым, а то и вовсе сдай мужниной родне. Но видишь, не забывает.

— А у тебя как? — Серега осёкся. — Всё хорошо?

— Лучше, чем можно представить. Вон, у Метельки спроси. Спим на перинах, под одеялами пуховыми, едим с фарфора да вилками серебряными…

— Ага, — Метельку аж передёрнуло. — Только нормально ни поспать, ни пожрать не выходит… Еремей гоняет вон… тебя ж, кстати, с нами должны были оставить. Чего не оставили?

— Не знаю.

— Потому что у Громовых — не безопасно, — важно ответила Сиси. — Матрёна говорит, что один уже свихнулся и всех поубивал.

— Сиси!

— Чего? — она поглядела на брата с удивлением. — Это она говорит. А дед вот сказал, что она сама дура…

Но детей здесь не оставил.

Чтоб вас всех…

Сам обряд прошёл до отвращения обыкновенно.

Холл.

Стол.

Дед и генерал за столом, оба весьма довольные, чего нельзя сказать о генеральше, которая вымученно улыбалась, но так, что всем становилось ясно, чего она на самом деле думает. Огромная книга.

Тимоха.

Татьяна.

Сиси, которую переодели в новое платье, наверное, чем-то отличавшееся от прежнего, но чем именно, я так и не понял. Она держала перо обеими руками и старательно вывела крестик. А потом Анчутков обмакнул руку в чернила и оставил на странице отпечаток ладошки.

Я расписаться сумел, но палец всё одно откатали.

Затем расписались дед и сам Анчутков.

А там и свидетели — Тимофей, Татьяна, Еремей, для этакого случая обрядившийся в костюм, наставник Сереги… в общем, две страницы и написали.

Затем такие же подписи, кроме нашей с Сиси, были оставлены на двух грамотах. Первую вручили Анчутковым. Вторую — деду. И ляжет она, думаю, в сейф… и всё бы ничего, только и книга, и грамоты слабо светились, как и чернила, которыми я подпись оставлял. И что-то подсказывало, что легко спрыгнуть не получится…

Разберемся.

Глава 6

Слухи о длительных засухах и повсеместном неурожае уже сейчас будоражат народ, вызывая рост цен на зерно, что в будущем грозит некоторым дефицитом. Особенно острым он будет в ряде областей, а потому уже сейчас необходимо предпринимать решительные меры, с тем дабы исключить саму возможность возникновения голода…

Из доклада князя Н.

Тимоху я нашёл у пруда, уже вечером, когда гости отбыли. Случилось сие сразу после небольшого торжественного ужина, который мне донельзя напоминал театр, где все-то играли свои роли, но как-то переигрывая, что ли. Анчутков и дед старательно улыбались. Генерал шутил. Генеральша нервно смеялась над его шутками и пыталась о чём-то щебетать с Татьяной, которая чрезмерно старательно изображала эту увлечённость разговором. Мы притворялись обычными воспитанными детьми.

Сиси и та отвечала мало и односложно. И лишь коробка, перевязанная розовым бантом, вызвала у неё искреннюю улыбку. Впрочем, та коробка была тотчас унесена до крайности недовольною Матрёной. Надеюсь лишь, что вернут.

В общем, когда ужин подошёл к концу, кажется, все выдохнули с облегчением.

Проводы тоже не затянулись надолго. И дед, глядя как растворяются в сумерках машины, произнёс:

— Я тобой доволен.

И от похвалы приятно.

— Они не слишком рады, — ловлю момент, чтобы выразить опасения. — Генеральша… и Матрёна.

Дед фыркнул.

— Матрёна — дура.

— И говорит много, — согласился я с определением. — А вот то, что она говорит, мне совсем не нравится. Думаю, что даже при её глупости, её многие слушают… эту помолвку расторгнут при первом удобном случае.

Дед повернулся ко мне.

И кивнул.

— Именно. Потому она и скреплена не только словом, но и силой.

Стало быть, не примерещилось.

— Георгий тоже всё понимает прекрасно. Так что, как-нибудь дотянем. Главное, повода не дай.

Знать бы ещё, как и чем этот повод даётся-то.

Но я кивнул.

И заметил:

— Татьяне сказать надобно… узнает от кого иного, ещё больше обидится.

— Это да… верно… скажу. А ты вон, найди Тимофея, как бы он опять…

Я и пошёл искать, благо, тень на вопрос отозвалась сразу и место выдала.

Пруд.

Чёрная вода. Листья кувшинок и какой-то травы, что растёт со дна, протыкая гладь тонкими стеблями. Пахнет илом, тиной и сыростью. Берег тёмен, вода забирается по всклоченным кудрям клеверов, до самой лавки доползая. Ну а братец на ней сидит. показалось даже сперва, что придремал, но нет. Вон, повернулся, скользнув по мне взглядом, и руку поднял. Но как-то… будто через силу, что ли.

— Уехали? — спросил он.

— Сбежал?

Сразу после ужина, пока мы там прощальные танцы танцевали.

— Да… ноет… не хватало при людях упасть, — он потёр ногу.

— Размять?

— Сам справлюсь. Дед послал?

— Он.

— Скажи, что всё нормально…

Ни хрена оно не нормально.

— Скажу, — соглашаюсь, устраиваясь рядом. А что, лавка большая, места хватит. — Потом… а пока ты мне скажи.

— Что сказать?

— Ну… например, скажи, почему мы в такой заднице?

— Что за выражения, мелкий, — Тимоха взъерошил голову.

— Какое положение, такие и выражения, — я вывернулся из-под руки. — А то выходит, что жопа есть, а слова нету.

— Примерно так.

— Только другие говорят. Та же Матрёна…

— Нашёл специалиста.

— Ладно, она дура, это я ещё когда понял. Но ведь она не сама придумывает. То есть, придумывает тоже, точнее додумывает, однако основу берет не сама. У неё мозгов не хватит, чтобы вот так. Значит, где-то услышала. Среди прислуги? А та откуда? Сомневаюсь, что чьей-то прислуге мы сами по себе интересны. Там скорее будут услышанное от хозяев перепевать.

— И в кого ты такой сообразительный?

— В папу с мамой, — огрызнулся и сразу мысленно отвесил себе затрещину. Не та эта тема. Или… вон, Тимоха чуть поморщился, но не отвернулся как всегда. А может, как раз… — Тим… если вот… я чего не того ляпну, то извини. Я же дикий. Невоспитанный.

— Воспитаем, — хмыкнул братец.

— Скажи… тема неприятная, но… та давняя история… когда хмарь… и все вот…

— Умерли?

— Да. Ты не думал, что…

— Оно неспроста? Я тогда, честно говоря, не особо понимал, что произошло. Нам с Танькой никто ничего и не говорил. Помню, радовался очень поездке этой. Тут же… не то, чтобы скучно было… не было. В доме всегда людно. И есть с кем играть. Школа тоже своя была. Детей хватало, — он смотрел на воду, и я не спешил тревожить. Хорошо, что он говорит об этом. — Но отец сказал, что мы переедем скоро. В Петербург.

— Так сразу и…

— Как я понимаю, не сразу. Ты… видишь ли, это сейчас с тобой и дед возится, и Еремей.

И он с Татьяной, которой выпала высокая честь учить нас правилам этикета, а заодно грамматике с арифметикой. И если в последней я соображал худо-бедно, то Метелька плавал конкретно.

А местная грамматика и меня уделывала.

И это не говорю о каллиграфии, без которой тут тоже жизни не мыслят. А у меня почерк такой, что я сам собою написанное с трудом читаю.

— Тогда же… у меня был наставник, который и занимался. У Таньки — нянечка, но гувернантку тоже присматривали. Мама даже с кем-то переписывалась. Я и про переезд-то узнал, потому что она отцу письма претенденток показывала, а он отмахнулся, что нет смысла здесь искать, что в Петербурге выбор больше и даже в агентство можно обратиться, а не самой объявления в газетах перебирать. Я вообще родителей видел дважды в день. Первый раз — за завтраком. Таньку и к нему по малолетству не допускали. А второй — перед сном, когда мама приходила пожелать спокойной ночи.

Да уж. Вовлечённое воспитание.

— Ещё когда случались… проказы там. Или наоборот, отец приходил к учителям, чтобы оценить успехи или лично проэкзаменовать.

Ну да. И делиться планами с Тимохой никто не стал бы. Но дети, как я теперь понимаю, видят куда больше, чем представляется взрослым.