Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица - Андриенко Владимир Александрович - Страница 32

– Священник, с коим беседу вести пришлось, пьяница изрядный. И я так с ним вчера набрался, что жив едва.

– Так он сказал что-нибудь важное?

– По девке, убиенной Прасковье нет.

– Как нет?

– А вот так. Говорит все это наговор на Дарью Николаевну.

– Значит все впустую?

– Погоди, князь. Хоть по девке Прасковье и нет ничего, но я прояснил кое-что иное. Ты князь слышал ли историю шута по имени Педрилло?

– Этот тот, что при императрице Анне Ивановне состоял? Ловкий был плут. Хотя было сие уже давно, но сию историю в Петербурге все знают. Ты чего про это вспомнил вдруг?

– А что ты про него знаешь? Откуда этот Педрилло взялся при дворе?

– Дак настоящее имя сего человека Пьетро Мирра. И прибыл он в Петербург из Италии. Он и его друзья были вызваны ко двору. Императрица захотела музыку себе заграничную. Вот итальянский оркестр и выписали. Сеньор Пьетро приехал сюда в надежде вернуться в Италию богатым человеком. А хоть в оркестре и платили неплохо, но шутом можно было при Анне в сто раз больше зарабатывать. Тем более при такой охочей до шутовских забав императрице. Вот он и смекнул, что стоит ремесло то сменить. А его трюк с женитьбой на козе принес ему столько, что и говорить страшно.

– Мною прояснены некие обстоятельства по этой истории по козу.

– Да каким боком Пьетро Мирра к нашему делу о Салтыковой? – не понял Цицианов.

– Может статься, что отношение самое прямое. Мои старые подозрения начинают оправдываться. Не простое это дело, князь.

– Ну, ты даешь, Степан Елисеевич. Если так все пойдет, то мы никогда того дела не распутаем. Так и завязнем в нем на годы. А ждать никто не станет. Чего ты ухватился за шута этого? Он давно в своей Италии живет припеваючи, ежели не помер еще. Ты про девку убиенную узнать был должен.

– А меня этот Педрилло заинтересовал, князь. Вот ты послушай…

– Нет, это ты меня послушай, Степан. Нам доносить в столицу нужно срочно. И нам подкинули десяток убиенных холопов. Нужно по ним следствие вести. Нужно добиваться повального обыска и допрашивать дворню салтыковскую и здесь на Москве и в имениях. Там они много чего рассказать могут.

– Разрешения на повальный обыск нужно испросить из Петербурга. Здесь местные чиновники нам его не дадут.

– Но Иванцов в Петербурге защищает наши интересы. И он добьется того, что нам нужно. Только отвлекаться и останавливаться нельзя. Ты давай свою убиенную 12-летнюю девочку подай в отчете так, чтобы у них там в Сенате волосы на головах зашевелились. А я Феклу Герасимову им подам на блюде! И вместе с делом Тютчева у нас уже много чего будет. А по Фекле я такое раскопал вчера, что закачаешься. И они там в Петербурге просто так мимо себя уже сие не кинут. Быть громкому делу, Степан.

– Погоди, князь. Все что ты назвал еще доказать стоит. И сделать сие будет непросто. В ведомстве Хвощинского и Молчанова наши с тобой доводы живо раскидают яко головешки от костра потухшего.

– Раскидают ли? – загадочно улыбнулся Цицианов. – Сие видно будет. Ты не знаешь, что у меня имеется. Но оно понятно, что все непросто. Однако делать это нужно, Степан. А священник твой про девку Прасковью многое знать должен. Что же не сказал ничего? Может боится?

– Нет. Сей батюшка на труса не походит. Но у него своё мнение имеется по делу Салтыковой.

– Да чихал я на его мнение. Он священник и чего в следствие ему соваться? Разберемся и без таких помощников.

– А ты не думал, князь, что Салтыкова не так уж и виновна? – спросил Соколов. – Не думал о том, что её кто-то нам специально подставляет. Вот посмотри. Мишку, как только он развязал язык, что знает про того, кто помог холопам Салтыковой до Петербурга добраться, убили. И это не дело рук Салтыковой.

– Да дался тебе этот Мишка. Он вообще не имеет отношения к делу! Ежели мы такой отчет представим в Петербург про Мишку твоего, то нас сразу же от дела отстранят. И на карьере своей можешь крест поставить. Забудь про Мишку. Вся Москва гудит о жестокостях Салтыковой. Чиновники продажные её прикрывали не раз. Что тебе еще нужно? Нам вину этой дикой барыни доказать надобно!

– Мало про что Москва гудит, князь. Мы не слухи и сплетни собираем. И ежели, про сплетни да слухи вспомнить, то я хочу тебя, князь, спросить.

– Про что? – спросил его Цицианов.

– До меня дошли слухи, что на тебя разбойники напали, когда ты на Москву возвращался? Так ли сие?

Цицианов внимательно посмотрел на Соколова. Его удивило, что это уже известно в Москве. Хотя он предполагал, что ямщик распустит язык, но не знал, что это скоро дойдет до полиции.

Степан увидел, что это сообщение абсолютно Цицианова не смутило.

– Так что, князь?

– Действительно на меня напали разбойники. И что с того?

– А с того, что странности были некие в этом нападении. Ты, видать догадался, что твой ямщик язык в кабаке распустил. Расскажи мне про то подробнее.

– А откуда тебе про сие известно, Степан Елисеевич? Неужто, ты сам ямщиков допрашивал?

– Нет. Мне про то один старый знакомый рассказал, князь. Но ты на вопрос не ответил.

– Тебя предупредили, чтобы не доверял мне? Мол, с разбойниками знакомство водит. Так? – усмехнулся князь.

– Так ты мне расскажи про все князь, и я всякие сомнения отброшу относительно тебя.

– Некто пытается заставить нас подозревать друг друга. А дело вот как было, Степан. Атамана разбойного действительно я знавал в прошлое время. Ведь я во время прусской войны служил в драгунах и там был у меня один вахмистр по фамилии Рокотов. Я ему жизнь спас, когда двое прусских кирасир практически порубили его. И вот где удалось встретиться.

– А как драгунского вахмистра занесло в разбойники, князь?

– Ну, это тебя не должно удивлять, Степан. Такого в российской жизни у нас хватает. Тебе ли не знать того. А не рассказал я тебе про тот случай, потому что не хотел вахмистра выдавать. И надеюсь, ты его фамилии также, где не следует, произносить не станешь.

– Это дело до меня не касаемо, князь. И ежели, так оно было, то более к сему разговору возвращаться не станем.

– В том, что так оно и было, могу дать тебе мое слово дворянина, – произнес Цицианов.

– Этого достаточно, князь. Для меня, но иные об том также узнать могут. Хотя слова ямщика, да еще и пьяного, вряд ли кто примет. А мое доверие к тебе не пошатнулось.

В двери постучали. Соколов ответил, что войти можно. Створки с легким скрипом распахнулись, и на пороге появился курьер.

– Его высокоблагородие господин Гусев из Тайной экспедиции к коллежскому секретарю Соколову передал вот это, – и курьер протянул Соколову письмо.

Тот схватил его и разорвал конверт. На бумаге было написано только несколько слов:

«Степан Елисеевич,

Полицейский урядник Пафнутьев, до которого у вас с князем дело было, сегодня утром был найден мертвым. Ежели, что подробнее узнать хочешь. Приезжай.

Гусев».

Соколов побледнел и посмотрел на князя.

– Что такое? – спросил Цицианов.

– Полицейский урядник Пафнутьев умер, – ответил он.

– Что значит – умер? – вскричал князь. – Да я вчера с ним говорил, и он был жив и здоров.

– Его утром нашли в пять часов у трактира, – ответил курьер. – Подьячие как раз мимо шли и увидели тело знакомое. Глядь, а то и вправду наш Пафнутьев.

– Отчего он умер? – спросил Цицианов. – Что за наваждение такое?!

– Дак ножом его пырнули в бок. Поздно в трактире засиделся, и вышел когда тьма была. Тут его сердешного и подрезали. Ну и ограбили.

–Ладно, иди! Передай Гусеву, что я днем у него буду. Вот тебе за труды, – Соколов сунул курьеру полтину.

Тот поблагодарил и ушел.

– Что скажешь на сие, Степан? – Цицианов посмотрел на Соколова. – Тут тебе не Мишка! Вот она настоящая ниточка где. Убит полицейский, который кое-что знал! И такое знал, что наше дело быстро бы с места сдвинулось. Вот его и убрали.

– Да погоди ты делать выводы, князь. А если это простое ограбление? Загулял мужик в трактире. Вышел поздно, вот его разбойники и убили. Такое каждый день в Москве происходит.