Снегурочка для босса (СИ) - Амурская Алёна - Страница 10

— Верю, — лепечу в ответ тонким голосом, хотя сомнения из-за его угрожающе агрессивного напора активно сигналят об обратном.

— Поцелуй меня сама… и я тебя отпущу! — вдруг выдвигает Морозов очередное неадекватное заявление.

— Это лишнее, — протестую я, стараясь увернуться от его ищущих губ. — Ты не в себе!

— Точно, — хрипло соглашается он. — Ты меня сводишь с ума, Ника… поцелуй меня сама, ну же…

— Это всë сок! Там что-то было!

— Плевать…

— Как это плевать? Ты ненормальный!

— А ты — моя муза, — проникновенно отвечает Морозов и обхватывает мое лицо своими большими ладонями, фиксируя на месте. — Всего один поцелуй. Добровольный. Прошу тебя.

Несмотря на его сомнительное состояние, его слова удивительным образом внушают мне доверие. Наверное, по той простой причине, что как раз в таких случаях, когда самоконтроль разлетается в клочья, внутренняя суть всегда вылезает наружу. Вся мерзкая грязь или красота сильной, но доброй личности. Человек вдруг может стать чудовищем… или остаться Человеком.

И Морозов — как раз из последней категории.

…ну вот как отказать, когда он смотрит на меня с таким нетерпеливо-жадным ожиданием, будто от моего решения зависит его жизнь?

Как устоять перед сокрушительно искренним обаянием мужчины, который вдруг оказался обезоруженным взбунтовавшимися инстинктами — и всë же не переступил критическую для меня черту?

Я не могу.

Я тоже обезоружена.

И очарована до волшебного головокружения.

— Хорошо, — выдыхаю на грани тихого стона, и судорожная хватка его рук становится мягче. Он расслабился, понимая, что получит хотя бы часть желаемого. — Я тебя поцелую, но после этого ты сразу же пойдешь в свою спальню. Тебе надо прилечь. И связаться со своим врачом! Пусть выяснит, что…

— Согласен! — нетерпеливо перебивает Морозов и неожиданным рывком поднимает меня за бедра вверх по стене, вынуждая обхватить его за пояс коленями.

Наши лица оказываются на одном уровне. Глаза в глаза.

А твердокаменная и очень внушительная часть его тела, которая чрезвычайно смущает своим пульсирующим давлением, остается гораздо ниже, к моему облегчению.

— Закрой глаза, — прошу застенчиво. — Пожалуйста.

Морозов с готовностью прикрывает веки, и без обжигающего взгляда его синих глаз я чувствую себя гораздо свободней.

Обалдеть, какие у него ресницы длинные! И густые… Любая девушка позавидует.

Всего одну секунду я позволяю себе залюбоваться ими, а затем медленно кладу свою дрожащую ладонь на его слегка шершавую щеку…

И робко прижимаюсь губами к его губам.

На этом бы всë и закончилось, ведь серьезного опыта в этой области у меня не было… но в последний момент всë меняется. Морозов, который словно бы совсем перестал дышать, вдруг шумно вздыхает и погружает пальцы в мои волосы на затылке. Наспех собранная коса окончательно расплетается под его рукой, и я полузадушенно ахаю от вторжения в собственный полураскрытый рот.

Этот поцелуй отличается от того другого… перед студенческой общагой напоказ. Он сумасшедший. Потому что Морозов не просто бешено целует, но еще и непрестанно вжимает меня в стену всем своим обнаженным телом… гибко и ритмично… не скрывая своего яростного желания.

Если бы это был кто-то другой, я бы точно оцепенела и запротестовала. И вряд ли бы с другим подобный напор мог вызвать у меня хоть какие-то приятные чувства.

Но прямо сейчас всë иначе…

Ведь это делает со мной сам Морозов — далекий волшебник всей моей юности, в чей голос я была фактически влюблена! И трепет внутри меня щедро замешан не только на опасливом напряжении, но и на сладкой томительной слабости…

Такое необычное чувство! Оно похоже на сладость мороженого, которое обжигает льдом и тает… тает… тает на языке, оставляя жар и колкие импульсы нервной дрожи. А в какой-то момент оно становится настолько невыносимо острым, что это меня дико пугает. Меня будто на части изнутри разрывает эмоциями — хочется одновременно и застонать от этой невыносимости, и почему-то… зарыдать.

— Хватит! — выкрикиваю я и так резко дергаюсь назад, что затылок ощутимо стукается об стену. — Оййй…

Ладонь щекочет частое теплое дыхание. Оказывается, я прервала наш поцелуй собственной рукой, попросту зажав Морозову рот.

— Хватит, — повторяю тише, всë еще задыхаясь от дикого эмоционального хаоса. — Ты… обещал.

Он даже не пытается избавиться от неожиданного «кляпа». Смотрит на меня потемневшими синими глазами так, будто испытывает физическую боль.

А потом медленно, как бы через силу, кивает… и отступает на шаг назад, позволив мне сползти по стене обратно на пол.

Эта ночь для меня не самая приятная.

Никогда раньше бессонницей я не страдала, но нынче мне пришлось с ней наконец познакомиться. Так что утро я встречаю с тяжелой головой и неприятным ощущением песка в утомленных глазах.

А всë потому, что никак не могу забыть того, как голый Морозов страстно целовал меня вчера, припечатав к стене…

И того, что произошло потом.

…с его личным врачом я связалась по телефону сама. Он выслушал меня, задал несколько уточняющих вопросов про симптомы и велел пока не дергаться, а дать Морозову мягкое успокоительное и дождаться утра.

Но когда я поднялась наверх и заглянула к нему в спальню, он уже лежал пластом на своей огромной кровати. Всë так же без одежды, но с мокрым полотенцем на бедрах.

Заботливо накинув на него покрывало, я случайно коснулась его плеча… и сразу ощутила, какое оно влажное и холодное. Видимо, пока я консультировалась с врачом, Морозов принял снотворное и решил постоять под ледяным душем, чтобы ослабить возбуждение. А потом рухнул на кровать и вырубился.

Сама не знаю, зачем я только поддалась искушению сесть рядом и провести ладонью по его густым мокрым волосам.

Морозов среагировал на это действие с неожиданной быстротой. Но при этом как-то… на автомате, что ли… словно во сне, так и не открыв глаз.

Перехватил мое запястье и прижал его к своей щеке.

— Снегурочка… какая же ты… строгая… — прошептал невнятно, потерся носом о мои пальцы, как большой ласковый зверь, потом выдохнул: — Хочу… — и с сонной самоуверенностью пробормотал: — Моей будешь.

Я отшатнулась от него и выдернула руку в тот же самый миг…

Но почему-то именно эти его неосознанные слова взволновали меня и лишили сегодня ночью нормального сна и покоя. Настолько, что я и утром в сотый раз прокручиваю их в голове.

В конце концов не выдерживаю. Встаю и, наскоро умывшись, настороженно иду проверять, как провел ночь мой босс и вернулась ли к нему адекватность. Может, ему вообще стало хуже и надо срочно помощь вызывать? Блин, как бы не сглазить…

За дверью его спальни тихо.

Я в сомнениях переминаюсь на месте, а потом слышу оттуда какой-то медленный скрип и шорохи.

— Матвей… — зову негромко и легонько стучу в дверь. — Извини, что тревожу… ты не спишь?

Вместо четкого ответа раздается недовольное мычание человека, которого насильно вырвали из недр сладкого утреннего сна:

— М-м… уже нет… Что ты там бормочешь? Плохо слышно.

Разговаривать через дверь действительно не слишком удобно, и я приоткрываю ее немного. Чисто заглянуть.

Морозов сидит на краю кровати с отрешенным лицом, уперевшись локтями в колени. Взирает на меня, хмуро щуря припухшие со сна веки.

— Я только узнать, как у тебя самочувствие? — говорю ему старательно нейтральным тоном.

— Да нормально вроде. Отлично даже, — он вздыхает и морщится. — И насчет вчерашнего. Ника, ты только не обижайся. Я был…

— Великолепен! — вдруг раздается томный голос из-за его спины.

Мы с Морозовым одинаково ошеломленно столбенеем. Толстое скомканное одеяло на кровати шевелится, и из-под откинутого края взлетают в воздух тонкие женские руки.

А следом появляется и взлохмаченная белокурая головка расслабленно потягивающейся Павлины.