Поймать солнце (ЛП) - Хартманн Дженнифер - Страница 11

Но потом она всхлипнула в салфетку и выпалила: «Это была последняя еда, которую я для него приготовила».

Моя вилка со звоном упала на кухонный стол. У меня задрожали руки. Пережаренные кусочки курицы осели у меня в желудке, как кислые кирпичи.

Мне нужно было выбраться оттуда.

Около семи часов вечера я отправила сообщение на номер, который Бринн нацарапала на моей руке, добавив его в контакты перед тем, как принять душ накануне вечером.

Я: Привет, это Элла. Я подумываю о том, чтобы пойти сегодня на костер, но все еще сомневаюсь. Убеди меня тремя словами.

Бринн: Я буду там!:)

Я: Продано. Мои социальные навыки нуждаются в работе, просто предупреждаю.

Бринн: Вот для чего нужно пиво! Тебя подвезти?

Я: Я недалеко. Пройдусь пешком. Скоро увидимся.

Бринн: Не могу дождаться!

Эта девушка любит восклицательные знаки.

Я изменяю ее имя в контактах телефона на «Бринн!», а затем накидываю толстовку на майку и влезаю в темные джинсы. Изучаю свое отражение в зеркале. Мои волосы высушены феном и спадают длинными густыми волнами на плечи, а глаза не выглядят такими усталыми и измученными, как обычно. Нанеся слой черной туши для ресниц, слой блеска для губ и пощипав щеки, которые уже окрасились в розовый цвет от нервного напряжения, я прощаюсь с мамой, которая успела успокоиться и смотрит повтор «Анатомии страсти» в гостиной.

Она машет мне рукой с дивана, ее голос все еще хриплый.

— Не задерживайся допоздна. Я буду ждать тебя.

— Пожалуйста, не надо.

— Я все равно не могу уснуть. И я беспокоюсь о тебе.

Я не уверена, что верю в последнюю часть, но все, что я делаю, это шаркаю к входной двери, снимая сумочку с крючка на стене.

— Хорошо. Пока.

Двадцать минут спустя я спускаюсь с поросшего травой холма к обрыву, где вдалеке мерцает свет костра, а смех заглушает тревожные удары сердца. Температура упала, и я рада, что захватила толстовку. Но по мере приближения к месту сбора я замечаю, что все остальные девушки одеты в топы на бретельках и милые платья. От пьяного смеха и радостных воплей одноклассников мне хочется рассыпаться по траве или, в крайнем случае, пойти в обратном направлении. Но прежде чем я успеваю обдумать свой следующий шаг, Бринн подскакивает ко мне.

Со своим высоким хвостом и бело-розовым сарафаном она похожа на единорога, который уносит меня в свой сказочный мир чудес.

Также известный как эта дерьмовая вечеринка у костра с кучей идиотов, которые мне не нравятся.

— Элла!

Я застываю на месте. Я — олень в свете фар перед величественным единорогом.

— Привет.

— Ты сделала это! Честно говоря, не думала, что ты придешь. — Она берет меня под руку, обдавая блестками и арбузным ароматом спрея для тела. — Пойдем. Я представлю тебя всем.

Я позволяю ей тащить меня вперед, спотыкаясь, чтобы не отстать от нее.

— Уверена, что все знают, кто я такая. И лучше бы не знали.

— Не будь такой занудой.

— Ладно. — Я пытаюсь снова. — Я — искрометная оптимистка с неистовой тягой к приключениям и веселью.

— Вот это настрой!

Мы подходим к бревенчатым скамьям, расставленным вокруг костра, когда клубы дыма скрывают шокированные выражения лиц, которые, я уверена, смотрят на меня. Смех мгновенно стихает.

Я убила веселье.

Кажется, Бринн не беспокоит тишина, воцарившаяся в группе, и она переплетает наши пальцы, словно нас связывают близкие узы, как будто она не дала мне свой номер телефона всего двадцать четыре часа назад. Когда она оживленно представляет меня, ее ладонь сжимает мою, и я ценю ее доброту. Я заставляю себя улыбнуться и машу свободной рукой.

Дым застилает глаза, пепел подступает к горлу. Я настолько вышла из своей зоны комфорта, что забыла, как это — чувствовать себя комфортно. В Нэшвилле у меня были друзья. Социальная жизнь. Я не была единорогом, как Бринн, но знала, кто я, и чувствовала свою принадлежность и общность. Люди улыбались мне в коридорах, приглашали на вечеринки у костра и прогулки на лодке по озеру Перси Прист.

Сейчас же даже моя собственная толстовка пытается меня задушить.

Я почесываю ключицу, переминаясь с ноги на ногу.

— Привет.

Жалко.

Никто ничего не говорит, что, я полагаю, является маленьким чудом, учитывая альтернативу. Они просто возвращаются к разговорам между собой, словно я невидимка.

Бринн! тащит меня дальше к линии воды, где вырисовываются силуэты двух фигур, разговаривающих друг с другом. Я уже могу сказать, что один из них — Макс Мэннинг, по тому, как расправлены его плечи и взъерошены волосы в свете бледный луны. Маккей стоит рядом с ним с пивом в руке, его профиль поразительно похож на профиль Макса, только с более длинными волосами, которые доходят до плеч.

— Я хочу познакомить тебя с Маккеем, моим парнем, — говорит мне Бринн, все еще таща меня за руку. — И его братом, Максом. Кажется, они живут рядом с тобой.

— Да. Через дорогу, — подтверждаю я. — И я их уже знаю. Я жила здесь с отцом целый год, когда мы были в первом классе. Мы вместе ходили в школу.

Ее глаза распахиваются, пока мы продвигаемся вперед.

— Ого! Я этого не знала. Я переехала сюда, когда училась в средней школе. Нам обязательно нужно собраться вместе и посмотреть фильм или что-нибудь еще. — Она делает паузу, глядя в сторону. — Во всяком случае, у меня дома. Мне не разрешают бывать в доме Маккея. Думаю, его отец немного не в себе.

— О, правда? — Я сразу же сочувствую мистеру Мэннингу, поскольку «не в себе» почти всегда означает непонимание.

Она пожимает плечами.

— Я не знаю. Маккей никогда о нем не говорит.

— Как долго вы встречаетесь?

— Шесть месяцев.

Шесть месяцев — долгий срок, чтобы не познакомиться с родителями, но, с другой стороны, что я знаю об отношениях? Ничего. Я ничего не знаю.

Кивнув, я иду рядом с ней, когда она отпускает мою ладонь.

— Я видела вас вместе в коридорах, — говорю я. — Он тебе действительно нравится.

Девушка сияет, как лунный луч, перекидывая свой длинный хвост через плечо.

— Мне кажется, я люблю его, Элла. Это странно? — Покачав головой, она взмахивает рукой в воздухе, как бы стирая вопрос. — Не отвечай. Я и так знаю, что ты подумаешь, что это странно. У тебя анти-любовь в глазах.

— Что? У меня? — Я несколько раз моргаю, словно пытаясь разглядеть собственные глаза. — Думаю, люди называют это «стервозным лицом».

Она морщит нос.

— Это недостойный термин для девушек с болью в глазах. Всегда ненавидела это выражение. — Затем она хватает меня за плечи и останавливает на месте, прежде чем мы достигаем подножия холма. — Что ты видишь, когда смотришь на меня?

Блеск. Повсюду.

Кроме этого…

Мы стоим лицом к лицу, звездный свет отражается от озера и освещает ее мерцающие карие глаза. Я наклоняю голову и отвечаю первое, что приходит на ум.

— Ты сострадательная и веселая. И хороший друг для всех, — говорю я ей. — У тебя глаза как у Кристофера Робина.

Она щурится, обдумывая ответ.

— У кого?

— У персонажа из «Винни-Пуха».

— О… — Эти красивые, добрые глаза мерцают, а на губах появляется яркая улыбка. — Это звучит как комплимент.

— Так и есть.

— Что ж, спасибо.

— Эй, Бринн! — кричит Маккей с расстояния в несколько футов. — Что так долго?

Опустив руки с моих плеч, она приглаживает волоски, вьющиеся вдоль линии роста волос, а затем ускоряет шаг, все еще широко улыбаясь.

— Иду!

Макс поворачивается к нам, когда мы приближаемся, его внимание переходит на меня и задерживается. Его губы подергиваются в едва заметной улыбке, и я не знаю, что с этим делать. Похоже, он не разочарован тем, что видит меня, даже несмотря на то, что раньше на поляне я вела себя с ним как стерва.

Я ничего не говорю и опускаю голову, вычеркивая его улыбку из памяти, потому что ее вообще не должно было быть.