Развод. Новая жизнь "ягодки" (СИ) - Первушина Елена Владимировна - Страница 9

— Чему улыбаешься? — спрашивает сын, переворачивая котлеты.

— Да так, мысли всякие. Кстати! У меня новость.

— Хорошая? Судя по тону, да. Какая?

— Меня взяли работать стажёром в аналитический отдел! Если всё сложится, со временем я стану полноценным аналитиком.

— Мамуль, это же здорово! — Дима подлетает ко мне и крепко обнимает, а потом вновь возвращается к плите, чтобы коршуном следить за закипающей водой.

— Я не могу вспомнить, ты когда-нибудь раньше готовил? — снова улыбаюсь, радуясь своему хозяйственному отпрыску.

— В походе картошку на углях пытался запечь, это считается?

— Нуу.

— Она осталась сырой.

— Тогда нет, — не сдерживаясь хохочем во всё горло.

— Перемешай сначала, чтоб не слиплись, — даю ценный совет после высыпания макарон. — И если уж накрыл крышкой, то бди: пена пойдёт, как закипят.

— Ага, понял, — сын старательно помешивает макароны и снова закрывает кастрюлю, — глаз не отведу. А фирма-то какая? Чем занимается?

— А это самое интересное, — выдерживаю театральную паузу, но Дима не ведётся, приклеившись взглядом к плите, — я буду работать там же, где и папа.

— Что? — сын резко оборачивается ко мне, напрочь забыв о макаронах. — Ты будешь аналитиком в «Королевском пути»?

— Да. Правда, здорово?

— Нет, мам, не здорово. Откажись.

— Почему? — у меня начинает нехорошо сосать под ложечкой. — Почему я должна отказываться от великолепной возможности?

— Мам, — берёт меня за руки, — послушай меня.

За его спиной слышится шипение, пена обильно выливается из кастрюли.

— Макароны!

— Чёрт с ними, мама! Это важно, тебе нельзя там стажироваться! — умоляюще смотрит, разрывая моё сердце в клочья.

Он знает.

Мой ласковый и заботливый сын знает об измене отца и покрывает предателя.

Вырвавшись из рук сына, я дрожащими пальцами выключаю плиту. От нервов не знаю, куда себя девать, поэтому хватаюсь за дуршлаг, пытаясь занять себя делом. Мне очень страшно, но, закончив с макаронами и собрав силы в кулак, я всё же выдавливаю из себя:

— Почему? — разворачиваюсь лицом к Диме. — Почему мне нельзя работать в «Королевском пути»?

— Это большая организация, они ценят только деньги. А у тебя огромный пробел в профдеятельности. Компания выжмет из тебя все соки и выплюнет.

Сын врёт мне в глаза.

И мы оба это понимаем.

Вопрос в том, хватит ли у меня смелости поговорить с ним начистоту.

— Не ходи туда, мам.

— Давно ты знаешь? — слышу, как глухо и обречённо звучит мой голос.

— Что?

— Я спрашиваю, как давно ты знаешь, что отец мне изменяет, — да, так гораздо лучше. Злость и ярость всё же будут поприятнее, чем беспросветная горечь.

Дима становится похож на сдувшийся воздушный шарик.

— Когда ты была в больнице, я заезжал к нему на работу. Помнишь, как он допоздна задержался в офисе и не смог привезти тебе сменную одежду? А на следующий день я заехал к тебе и отдал.

Я тогда глушила в себе боль и обиду, поэтому не обратила внимание, что Дима был на удивление молчалив и подавлен. Только сейчас, вспоминая, отметила этот факт.

— Я приехал к нему, чтобы забрать твои вещи, но на рабочем месте не нашёл. Надо было подождать, но я торопился, поэтому пошёл искать его.

Вижу, как сына корёжит от собственных слов, мне и самой хочется отряхнуться перед тем, как продолжить слушать его рассказ.

— Наткнулся на них на лестнице. Они, похоже, не ожидали, что кто-то откажется от лифта и застукает двух обнимающихся сотрудников. Папа просил её чего-то подождать, мол, ему и так сложно в сложившейся ситуации. А та женщина, она… нехотя соглашалась.

Нервный смешок вырывается из моей груди.

— Мам, я знаю, что это предательство, но он обещал всё прекратить. Это больше не повторится, правда. Он ошибся и признаёт это.

О, да. Владик действительно совершил ошибку. Вот только Дима не догадывается, что мы с ним и есть та самая ошибка.

— Я не прошу тебя сразу простить или забыть, но давай хотя бы попробуем жить дальше. Вы столько лет прожили вместе! Всегда поддерживали друг друга.

— Дима, с чего ты взял, что в нашей семье была поддержка и опора?

— Мам, я сам всё видел. Когда папу давным-давно взяли на эту должность, ему пришлось долго перерабатывать, он сутками пропадал в офисе. А ты ни разу скандал не устроила, наоборот, молча собирала ему еду с собой. Думаешь, я мелкий был и не помню?

Воспоминания тех дней чёткой картинкой стоят в моеё памяти, но только сейчас я впервые задумалась, а работа ли была виной в том, что Владик не приходил тогда домой…

— И ежегодные путёвки в санаторий от компании! Ты никогда и слова не говорила против, хотя любая бы на твоём месте захотела бы поехать вместе за свой счёт, но ты всегда экономила семейный бюджет, чтобы мы могли отдохнуть где-нибудь все вместе.

Интересно, путёвки и правда выдавали, или они, как и колье, шли мимо семейной кассы?

— Да вы вообще, сколько себя помню, выступали единым фронтом по любым вопросам.

— Нет, Дим, — перебиваю разошедшегося сына, — это я поддерживала папу, даже если считала, что он не прав. Я ужимала личные и семейные расходы, чтобы он чувствовал себя не хуже свободных коллег и ходил с ними по ресторанам. Я была понимающей и готовой на всё супругой. Но не он.

— Но папа тоже тебя поддерживал! Он… он…

— Что?

— Он, знает что ты любишь рисовать, — воодушевляется сын, — и поэтому купил тебе кисти на день рождения!

— А ей он подарил колье…

— Что? Нет, мам. Ты не так поняла. Он завязал. Он сказал, что всё кончено.

— Тебе он тоже наврал… — пытаюсь улыбнуться, но предательская слеза оставляет на щеке мокрую дорожку.

— Мам…

— Всё в порядке, Дима. Ну или будет в порядке. Мне уже не так больно, как раньше. Я двигаюсь вперёд. Вот и работу нашла, как видишь. Осталось только разобраться с документами, и можно смело вступать в новую жизнь.

Слышу скрежет ключа в замке.

Странно. У Кати сегодня тренировка, а Владик должен быть на работе.

— Семья, я сегодня пораньше освободился, — доносится из прихожей беспечный голос пока ещё мужа, — почему никто не встречает?

Слишком поздно замечаю на лице Диме желваки и не успеваю его остановить.

— Я просил тебя, умолял закончить! — бросается в коридор. — Чего ты добился?

— Дима, отпусти меня немедленно!

— Ты разрушил всё, что мама с таким трудом создавала, — залетаю в прихожую, чтобы увидеть, как сын трясёт Владика за грудки.

— Не понимаю, о чём ты, — муж остервенело отдирает от себя сильные молодые руки.

— Скажи ему, мама! Ну же!

Я открываю рот, но из горла не доносится и звука. Какое там говорить, мне и дышать-то тяжело.

— Значит, я сам всё скажу. Мама видела вас! Тебя и твою любовницу. А ещё она благоразумно устроилась на работу. Знаешь почему? Потому что наша мама — мудрая женщина, которая понимает, что после развода с тобой у неё должен быть источник дохода.

Владик неверяще смотрит на меня.

— Ирина, почему ты молчишь?

Не хочу ни видеть, ни слышать эту сцену.

Но даже если я сейчас сбегу, от реальности не уйти, и нам рано или поздно придётся поговорить.

— Потому что Дима всё сказал, мне нечего добавить. Не переживай. Вашим отношением с Ольгой я мешать не буду. И дочке можешь передать, что отныне папа будет принадлежать только её драгоценной матери.

— Что? При чём тут Катя? — недоумевает Дима.

— Ты думал, у тебя только одна сестра?

— Ирина, — предупреждающе одёргивает меня Владик.

— Что? Ты не хочешь познакомить сына со своей второй дочерью? Или она первая? Кто из девочек старше?

— Ирина!

— Какое же ты дерьмо, отец, — отпускает Владика и подходит ко мне.

— Ирина, давай поговорим, это недоразумение.

— Недоразумение — это когда ты перепутал две одинаковые сумки и уволок случайно чужую. А годами путать спальни и женщин — это предательство и скотство, Владислав. До Нового года я подам документы на развод.