Больше, чем ничего (СИ) - Юдина Екатерина - Страница 15

Когда мы уже сели в машину, я увидела, как к той лавочке подошел работник маркета. Громоздкий, полноватый мужчина лет сорока. Он встал почти под самим знаком о запрете курения и, подкурил сигарету. А я лишь сейчас увидела там множество окурков.

— Отлично, — саркастично произнесла. По сознанию расплылось далеко не самое приятное ощущение. Это когда ты делаешь что-то правильно, а потом понимаешь, что это бесполезно, так как все остальные это «правильно» на одном месте вертели. — Знаешь, я вообще не понимаю людей. Зачем игнорировать настолько простые правила?

Дар-Мортер наклонился вперед. Посмотрел туда, куда смотрела я. Затем вышел из машины и, сначала что-то сказал тому мужчине. Он лишь хмыкнул. После этого Этьен взяв его за шкирку, лицом ткнул о знак с перечеркнутой сигаретой. Потом ещё раз и ещё. Сильно. Кажется разбив тому мужчине нос. Что-то говорил ему, но я не слышала, что именно. Только, когда Этьен пошел обратно к машине, этот работник маркета испуганно потушил сигарету и начал собирать разбросанные на асфальте окурки.

— Теперь тебе легче, Бертье? — Дар-Мортер сел за руль и завел машину.

Я напряженно обернулась к нему.

— Ну, если бы ты ему нос не сломал — было бы, — ответила, придержавшись за сиденье, так как в этот момент джип свернул с заправки и меня качнуло. Интересно, а кровь оставленная на том знаке будет отпугивать тех, кто захочет покурить в запрещённом месте?

— Так тебе вообще не угодить, — Этьен достал новую сигарету и приоткрыл окно.

Уже значительно потемнело и, когда мы подъехали к моему дому, улицу освещали лишь фонари. Все ещё сидя в машине, я посмотрела наверх. Свет в окнах моей квартиры не горел. Значит, мамы нет дома.

— Вот тут я живу, — сказала, выходя из машины и пальцем указывая на дом. — И нам нужно решить, что делать дальше. Ты, скорее всего, устал после дороги. Я бы пригласила тебя к нам, но, судя по всему, пока что дома никого нет. Поэтому будет лучше, если ты поедешь в отель и там отдохнешь.

— Ты предлагаешь мне оставить тебя тут одну? — захлопнув дверцу, Дар-Мортер медленным взглядом скользнул по улице. Я понимала, что с виду этот район выглядел, как самое настоящее гетто, но на самом деле, все было не настолько плохо. Все-таки, я тут выросла.

— Местные своих не трогают, — коротко сказала, потягиваясь. Пытаясь размяться.

Я уже собралась идти к багажнику за чемоданом, как позади себя услышала:

— Вивьен?

Этот голос было невозможно не узнать. Мягкий. Мелодичный.

Мама.

Резко обернувшись, я увидела её на тротуаре. За то время, которое мы не виделись, она совершенно не изменилась. Даже была в куртке, которую носила уже лет десять. На ладонях кожаные перчатки — их я помнила ещё с детства.

Смотря на нее, я вовсе ощутила себя так, словно никуда не уезжала. Не было этих полгода проведенных вдали от дома. И от этого сердце замирало. Но все-таки, хватило мгновения, чтобы понять, что в маме что-то стало другим. Она будто осунулась. Выглядела более бледной. Уставшей.

— Боже, это действительно ты. Милая.… - мама сорвалась с места и уже в следующее мгновение я оказалась в ее объятиях. Крепких, но в тот же момент бережных и осторожных. Только она могла так обнимать. — Я так рада… Милая, почему ты не сказала, что приедешь? Долго тут ждала? И…. что с твоими волосами? Ты подстриглась?

Мама прикоснулась к коротким, вьющимся прядям и я ощутила, как ее ладони дрожали.

— Тебе идет, — на ее губах появилась улыбка. Искренняя и настолько теплая, что у меня самой сердце заныло. Я тут же обняла ее в ответ.

— Я так скучала по тебе, — прошептала, чувствуя привычный и настолько родной запах выпечки исходящий от мамы.

— Я тоже, милая, — она ещё крепче обняла, а, отстраняясь, хотела ещё что-то сказать, но бросив взгляд мне за спину, так и осталась туда смотреть. — А это кто?

Обернувшись, я увидела Дар-Мортера. Он как раз поставил чемодан рядом со мной.

— Это Этьен, — я представила его. Решив сказать, что он мой друг, продолжила: — Он мой.…

— Я парень Вивьен, — Дар-Мортер меня перебил. Ещё и за руку взял. — Рад с вами познакомиться. Надеюсь, вы не против того, что я приехал вместе с ней.

Я, одеревенев, перевела на него взгляд. Какого чёрта он делал? Или это моя ошибка? Нужно было уточнить, что перед моей мамой не нужно притворяться парой? Но ведь я сказала, что это следует делать только перед некоторыми неприятными для меня личностями.

— А? — мама широко раскрыла глаза. Смотря на Этьена, растерялась. — Парень Вивьен? То есть.… Я тоже рада познакомиться.

Мама все так же выглядела растерянной. Взволнованной, но в первую очередь пригласила нас войти в дом. Когда же мы вошли в прихожую нашей квартиры, я ненадолго остановилась. Тут вообще ничего не изменилось и ностальгия мгновенно нахлынула. И хорошие и плохие воспоминания. Последние были связаны с папой.

— Вы давно встречаетесь? — мама, расстегивая змейку на куртке, осторожно задала этот вопрос.

— Недавно, — Этьен поставил мой чемодан около стены. — Но у нас все серьезно.

Мне хотелось посмотреть на Дар-Мортера гневным взглядом. Возможно, даже им испепелить. Но, сдержав себя, я подумала о другом.

Я чувствовала то, как мама волновалась и так сильно вновь хотелось обнять ее. Наверное, даже мне не понять, насколько ей было тяжело со мной и Кларис. Но со стороны я видела многое. Большая часть жизни мамы это борьба за выживание. Во многом, её противником был отец. И она раз за разом ему проигрывала. Он старался не бить ее по лицу, но синяки на теле мамы, например, на руках, я видела часто.

Конечно, отец бил не только мать, но и нас с сестрой. В основном, меня, ведь Кларис всегда умело пряталась. Но ведь разве возможно в такой небольшой квартире спрятаться так, чтобы человека вообще не нашли? Даже пусть это был и ребёнок. И отец мог это сделать. Поэтому, чтобы он не трогал сестру, из своего укрытия выходила я.

Мы ведь папу бесили. Ему не нравились дети. Мы ему жить мешали. Все портили. Но, при этом, уходить из квартиры он отказывался. И так мама, закрывая нас собой, пару раз даже в больницу попадала.

И она привыкла бояться за нас. Опекать, но жизнь порой складывается так, что проблемой становятся даже те, кого ты любишь. А в том, что мама нас любила, я не сомневалась.

Сейчас я говорила про наш с сестрой подростковый возраст. Я прекрасно помнила о том, как Кларис ругалась с мамой. Кричала на нее. Хлопала дверью. Намеренно уходила из дома и долго не возвращалась. А все потому, что мама все так же пытаясь опекать нас, при наступлении вечера постоянно звонила ей. Если Кларис не отвечала, предпринимала попытки связаться с ее подругами. Иногда вовсе шла ее искать. А сестра говорила, что мама таким образом позорит ее перед друзьями. И в знак протеста вела себя ещё хуже. Пару раз вовсе всю ночь не появлялась дома.

Мама из-за нас много боли получила. Нервных клеток сожгла. И со временем, пытаясь улучшить отношения, старалась не лезть в личную жизнь. Кларис её научила, что этого делать не нужно. Подобное может быть чревато.

А ведь я даже сейчас чувствовала то, с какой осторожностью мама задавала этот вопрос про наши с Этьеном отношения.

И было больно. А ещё стыдно. Во многом от того, что тоже для нее проблемы создавала. Хотя бы тем, что нормально не поддерживала. Мы ведь сами себе казались слишком взрослыми. Тонули в надуманных проблемах. При этом, со временем, уже находясь в Марселе, я начала понимать, что маму жрет самое худшее, что может быть с человеком — сожаления. От того, что она не могла нормально защитить нас от отца. И от того, что не дала того, что было у других детей. Ещё, мне казалось, что она считает, что мы ее стыдимся из-за чего старалась не мешать. Подобное проявлялось в мелочах. Стоило их лишь вспомнить и связать воедино — все становилось ясно.

Сожаления сильнее всего жрут из-за того, что ты уже не можешь изменить. Наверное, я даже пока что не могла осознать насколько сильно. Но ведь у нас с Кларис все отлично. Мама дала нам все, что могла. Самое главное — жизнь. А если у нас есть какие-то проблемы, то мы сами в них виноваты. Уже не маленькие. Сейчас мне хотелось лишь одного — чтобы она наконец-то пожила для себя.