Тоскуя по ней (ЛП) - Робертс Тиффани - Страница 42

Уиллоу была совсем рядом. Он все еще чувствовал ее вкус на своем языке, все еще чувствовал запах ее возбуждения в воздухе, и он знал, что если снова залезет к ней в трусики, то обнаружит ее насквозь мокрой. Одно прикосновение вновь разожгло бы страсть. Он сомневался, что Уиллоу стала бы протестовать, если бы ее разбудили таким образом.

И все же он знал, что не сможет остановиться, что пальцев будет недостаточно. Потребность в нем росла с каждым мгновением, превращаясь в ненасытную, безграничную пустоту, которую могла целиком заполнить только Уиллоу.

Ему нужно было трахнуть ее. Жестко, быстро, безжалостно. Затем медленно и чувственно. Ему нужно было, чтобы его член был глубоко внутри ее влагалища, так глубоко, чтобы он чувствовал вибрацию ее стонов и вскриков, так глубоко, чтобы они слились воедино. Ему нужно, чтобы ее мягкие, крепкие ноги обхватили его бедра, сжали. Киан нуждался в ее руках на своей груди, в том, чтобы ее ногти царапали его плоть. Ему нужно было видеть похоть, мерцающую в полуприкрытых глазах, нужно было видеть ее взъерошенные волосы, нужно было видеть, как ее грудь вздымается от учащенного дыхания, как напрягаются ее соски, как…

Киан напрягся. Одна из его рук скользнула вниз по ее спине, остановившись на заднице. Еще удар сердца, и он схватил бы ее за бедро. Еще один вдох, и он бы широко раскинул ее ноги и разорвал одежду своими когтями.

Пульс грохотал в ушах, а пальцы подергивались в нерешительности.

Киан хотел ее, нуждался в ней. И она хотела его. Она не могла скрыть этого, даже если отрицала внешне.

И все же Уиллоу неоднократно демонстрировала огромный самоконтроль. Она отказывалась уступать своим желаниям, отказывалась становиться их рабыней, даже в самых сильных проявлениях. Потому что это значило для нее больше. Секс значил для нее больше.

Она значит для меня больше.

Вот почему он так сильно жаждал ее, даже сейчас. Вот почему он жаждал обладать ею. Вот почему он не мог просто… взять ее. Если он поддастся своим желаниям, если он нарушит ее доверие и проигнорирует границы, он рискует разбудить темного зверя, скрывающегося в его сердце, и дать волю темным, опасным, нескончаемым аппетитам.

Для всех фэйри существовала тонкая грань между порядком и хаосом. Тонкая грань между светом и тьмой. Для инкубов в особенности…

Стоит только этим звериным желаниям дать волю, они потребуют гораздо большего, чем удовольствие. Существа, подобные Лахлану, знали это слишком хорошо — они упивались этим.

Та примитивная часть Киана, которая шептала ему через инстинкты, требовала, чтобы он взял свою пару. Требовала, чтобы он заявил на нее права, требовала, чтобы он поставил на ней свою метку, требовала, чтобы он доминировал над ней и показал этому миру и всем остальным, что он ее хозяин во всех отношениях, что она принадлежит ему.

Но рациональная часть Киана знала, что есть явная разница между тем, что Уиллоу его, и тем, что Уиллоу принадлежит ему.

Возможно ли, чтобы его желание к ней стало извращенным? Стало чем-то ужасным? Если он переступит эту черту и поддастся своим самым низменным инстинктам, он рискует упасть. Рискует превратиться в того, кого презирает, в то, что нарушает его образ жизни и идет вразрез с моралью, какой бы ограниченной она ни была.

Если он возьмет Уиллоу сейчас без ее согласия, если он отбросит собственный контроль, он только откроет путь всему более глубокому и темному. Приветствует хаос в себе — или, скорее, пробудит хаос, который всегда обитал внутри. И он поглотит ее всеми возможными способами. Не останется ничего. Все то, что он начинал в ней обожать, исчезнет, и останется только грубый, первобытный голод. Будут только ощущения, чистое удовольствие без содержания.

И он потеряет Уиллоу.

Он потеряет свою пару.

Мысль о том, что Уиллоу больше не будет в его жизни, была подобна осколку льда, пронзившему грудь, ледяному и мучительному. Кислый привкус страха распространился вместе с этим холодом, собираясь в животе, не похожий ни на одну эмоцию, которую Киан когда-либо испытывал.

Ему нужно было уйти.

Ему нужно было уйти сейчас.

Киан медленно, резко выдохнул через нос и отодвинул бедра назад ровно настолько, чтобы разорвать контакт между своей промежностью и ее ногой. Давление в его члене усилилось. Он прикусил губу, чтобы не застонать, и замер, пережидая боль.

Когда дискомфорт утих настолько, что он смог мыслить более или менее ясно, Киан приступил к следующему этапу своей все более сложной задачи — освобождению из своего нынешнего положения. Осторожно, как только мог, он высвободил руку из-под Уиллоу, укладывая ее голову на подушку.

Она пошевелилась, когда он приподнялся. Киан замер.

— Киан, — пробормотала она.

Он погладил ее по щеке.

— Спи, Уиллоу.

Киан смотрел на нее, не двигаясь, пока она снова не затихла. Затем, с неизменной осторожностью, он поднял ногу, перекинул ее через Уиллоу и поставил ступню на пол. Держась рукой за спинку, он поднялся с дивана, каким-то образом умудрившись больше не побеспокоить ее.

Остановился, повернувшись к ней спиной, закрыл глаза и склонил голову. Некоторое время Киан просто дышал, желая избавиться от жара и напряжения в крови, ища успокоения.

Нужно уйти. Ради нее. Мне нужно уйти ради нее.

Заставив себя двигаться, он влез в ботинки, схватил пальто и натянул его, обходя диван. Входная дверь была всего в нескольких шагах. Как только он окажется снаружи, с закрытой дверью, служащей барьером между ним и Уиллоу, с ним все будет в порядке. Он сможет уйти.

Во имя света и тьмы, Киан хотел в это верить.

Но когда он взялся за дверную ручку, то остановился. Он знал, что последнее, что ему следовало делать, это снова смотреть на нее, но его голова повернулась, и взгляд упал на Уиллоу.

Это зрелище застало его врасплох. Одеяло валялось на полу, забытое, а сама она лежала на боку, фиолетовые волосы разметались по подушке. Она свернулась калачиком, подтянув конечности ближе к телу, и казалась такой маленькой, такой… одинокой и потерянной. Цветы, наполнявшие комнату, только усиливали это ощущение.

Горло Киана сжалось, когда он подумал обо всех тех случаях, когда он ускользал, в то время как человек, только что давший ему питание, приходил в себя от ошеломляющего удовольствия, не подозревая о его уходе. Когда он подумал обо всех смертных, которых бросил, когда они были наиболее уязвимы, обо всех людях, которых он оставил опустошенными после того, как использовал их для своих нужд.

Он не мог так поступить с Уиллоу. Никогда бы так с ней не поступил.

Бляяяяядь.

Он выстроил в своем сознании высокие, толстые стены, надеясь, что их будет достаточно, чтобы сдержать зверя еще немного, и вернулся к дивану. Присев, он просунул руки под свою пару. Она снова пошевелилась, но только для того, чтобы повернуться к нему и прижаться щекой к его руке.

Идеальна. Она чертовски идеальна.

Киан встал, поднял ее с дивана и прижал ее обмякшее тело к груди, проигнорировав жар ее тела, проигнорировав ее соблазнительный аромат, проигнорировав все еще горящий внутри него огонь, и отнес Уиллоу в спальню.

Комната была мягкой и женственной, цвета и декор идеально подходили ей. Пурпурно-белое постельное белье, балдахин, задрапированный кружевной белой тканью, столь же прекрасной, сколь и ажурной, и крошечные гирлянды огоньков, в данный момент выключенных, взбегающих по столбам и пересекающих балдахин. Как, он слышал, люди называют их? Волшебные огоньки?

Если только она не вдохновилась на ремонт, узнав, что Киан — фэйри, он не мог не задаться вопросом, были ли эти огни еще одной маленькой деталью, вплетенной Судьбой.

Он осторожно положил ее на кровать. Она придвинулась к нему, когда он отстранился, но быстро успокоилась, подложив руку под голову и издав удовлетворенный вздох, за которым последовало медленное, ровное дыхание сна. Киан расправил постель и укрыл ее одеялом. Он осторожно убрал волосы с ее лица, заправив их за ухо, кончиками пальцев погладил ее мягкую, гладкую кожу.