Блеф (ЛП) - Перри Девни - Страница 1

Глава 1

Эверли

— Я люблю Каламити.

Особенно субботним вечером.

Снаружи золотистые уличные фонари побеждали в битве с темнотой, отбрасывая отблески на припаркованные автомобили и тротуары. Здания дремали, отдыхая до утра, когда веселые люди наполнят их жизнью. Звезды, проглядывавшие сквозь плотные пучки серых облаков, исчезали одна за другой по мере того, как шторм надвигался на возвышающиеся вдалеке горы.

Прошло совсем немного времени, прежде чем пошел снег. Только что воздух был неподвижен. А в следующее мгновение с небес посыпались тяжелые, жирные хлопья, словно облака так долго нависали над сельской местностью, что просто не могли больше сдерживаться.

Улицы и припаркованные машины покрыл белый слой. Снежинки прилипли к голым ветвям деревьев. Вместе со снегом пришел сильный мороз, температура на термометре, который висел на вывеске банка в четырех кварталах от нас неуклонно снижалась.

Я вцепилась в плотный коричневый кардиган, который надела ранее, зарывшись в его толстый воротник. Воздух, поднимавшийся от стекла, был свежим, и когда я сделала глубокий вдох, перед моим ртом образовалось облачко.

Это место стало моим любимым местом отдыха. Стоя у своего окна на втором этаже небольшого здания в центре Каламити, штат Монтана, я могла отчетливо видеть почти всю Первую улицу.

По утрам я придвигала стул к стеклу. Потягивая кофе, я наблюдала, как местные жители приезжают открывать свои магазины и офисы. По вечерам я меняла кофе на вино. Спустя месяцы я выучила наизусть витрины и вывески магазинов.

Несколько лет назад я встречалась с парнем, который был помешан на старых вестернах. Он так отчаянно стремился вписаться в деревенскую жизнь Нэшвилла, что думал, что сможет посмотреть черно-белые фильмы, чтобы научиться быть ковбоем или преступником. Я бросила этого идиотского позера после двух недель просмотра и слишком большого количества фильмов.

Но Каламити напомнил мне те фильмы, в которых снимались Джон Уэйн, Джеймс Стюарт и Кирк Дуглас. Только здесь все было настоящее, а не голливудские декорации. Хотя он явно эволюционировал, чтобы соответствовать современному миру, были времена, когда я могла закрыть глаза и представить Клинта Иствуда, стоящего по одну сторону Первой улицы, лицом к лицу со злодеем, закутанным в черное.

Фасады зданий были квадратными, некоторые из них облицованы серым деревом. Другие, как, например, это двухэтажное здание, где я жила, были облицованы выцветшим красным кирпичом. На фасадах нескольких старейших зданий все еще сохранились оригинальные вывески, а столетняя краска отказывалась поддаваться воздействию времени и стихий.

Моя кровать была придвинута к стене из необработанного кирпича, и слова «Магазин сладостей» написанные на ней, казались призраком, нанесенным белыми красками. Иногда я ложилась на кровать и прижимала руку к стене, чувствуя, как буквы проступают сквозь столетний раствор. Я представляла себе вереницу детей, толпящихся в пространстве подо мной, с широко раскрытыми глазами и пускающих слюни в поисках ярких конфет в стеклянных банках.

Магазин давно закрылся. Теперь помещение, которое пустовало много лет, переоборудовали в фитнес-студию, принадлежащую моему домовладельцу и подруге Керриган Хейл. Как только она откроется, я с удовольствием займусь йогой или упражнениями с балетным станком, чтобы скрасить свои дни.

После почти пяти месяцев, проведенных в Каламити, проводить дни и ночи у этого окна стало… ну, в общем, жалко. Я была двадцатидевятилетней женщиной, которая проводила свои дни в квартире-студии, наблюдая за тем, как живет мир, со своего насеста на втором этаже. У меня не было работы. У меня не было хобби. У меня не было стремлений.

Жалкая.

Но в безопасности.

Этот город и это окно, из которого я могла наблюдать, как люди приходят и уходят, стали моим убежищем.

Было ли мое будущее таким же пустым и черным, как ночное небо? Да. Неужели я застряла в какой-то колее? Абсолютно. Волновало ли это меня?

В течение нескольких месяцев таким ответом было бы решительное «нет». Нет, меня это не волновало. Но в последнее время любимый вопрос моего отца не выходил у меня из головы, создавая достаточно шума, который становилось все труднее игнорировать.

Эверли, что ты делаешь со своей жизнью?

На протяжении последних десяти лет мой ответ был одним и тем же. Пою. Я хотела стать певицей. И я гналась за этим будущим, пробегая все свои дни, стремясь к этой мечте, хотя, как бы быстро я ни бежала, я, казалось, не могла ее осуществить.

Пять месяцев назад я перестала бежать. У меня подкосились ноги. После преследования, почти смертельного опыта и десяти лет разочарований пение стало историей.

Что я делала со своей жизнью?

Черт меня побери, если бы я знала.

Мой телефон зазвонил в кармане кардигана. Я вытащила его, чтобы посмотреть сообщение от Люси.

Не хочешь прийти завтра вечером на ужин?

Я быстро напечатала «Конечно», затем убрала телефон и прислонилась к окну, холод от стекла проникал сквозь мой свитер.

Люси жила в Каламити со своим мужем, местным шерифом Дюком. Она была моей лучшей подругой и причиной, по которой я оказалась здесь, в Монтане.

Мы вместе выросли в северной части штата Нью-Йорк. Вместе играли с Барби и куклами-принцессами. В нашем тупичке мы научились кататься на роликах, ободрав коленки и решив, что ролики — это зло. Мы строили сады фей на ее заднем дворе и полосы препятствий на моем.

И мы пели.

Люси всегда любила петь. Она сочиняла песни о том, как ездила на автобусе, или ходила на уроки плавания, или разрисовывала мелом дорожку на тротуаре. Музыка была такой же неотъемлемой частью Люси, как ее кровь и сердцебиение. Естественно, все, что она любила, нравилось и мне. Это работало в обоих направлениях. У нее был волшебный голос, и, хотя мне это никогда не давалось так легко, я могла более чем прилично петь.

Пение было еще одной связью, и когда она решила переехать в Нэшвилл, чтобы продолжить карьеру певицы, и спросила, поеду ли я с ней, очевидным ответом было «да». Преисполненная надежд и амбиций, я бросила колледж, чтобы переехать в другой город со своей лучшей подругой.

Мы с Люси прожили вместе десять лет, и, пока ее карьера стремительно развивалась, моя застаивалась. Но я никогда не прекращала попыток.

Месяцы, проведенные у этого окна, дали мне достаточно времени для размышлений. Помогли заглянуть в прошлое.

Я так усердно работала, чтобы стать певицей, потому что на самом деле любила петь? Или я делала это потому, что была слишком упряма, чтобы признать поражение? Или слишком напугана, чтобы признать, что не знаю, чего хочу от своей жизни?

Правда заключалась в том, что я больше не хотела быть певицей. В отличие от Люси, я не жаждала музыки, как своего следующего вздоха. Преследователь не испортил ей все окончательно. Но мне?

Люси было трудно понять, почему я просто… завязала. При поддержке Дюка она оставила преследование позади. Она писала песни и работала над новым альбомом. Она пела в баре «Бедовая Джейн» с местной группой.

Все это время я стояла у зеркала, вглядываясь в будущее, не имея ни малейшего представления, в каком направлении оно меня заведет.

Мои родители называли меня потерянной.

Я предпочитала оставаться в подвешенном состоянии. И собиралась еще немного побыть в нем.

Потому что в подвешенном состоянии было безопасно.

Мне нравилась моя маленькая, защищенная квартира. Я наслаждалась своим ленивым распорядком дня. Мне нужно было быть той, кто наблюдает, а не той, за кем наблюдают.

Итак… неопределенность. Пока что-то не позовет меня, снова я жить не начну.

Минуты текли, пока я стояла у окна, а внизу, на улицах Каламити, было тихо. Поскольку перед баром «Джейн» было припарковано всего несколько машин, смотреть было не на что, кроме падающего снега, поэтому я отошла от окна.