ЧВК "Пересвет". Книга третья (СИ) - Медоваров Алексей - Страница 9

Следователи из специального отдела синхронной встали, так же синхронно поправили строгие костюмы и направились к выходу из палаты.

У самой двери один из них остановился, пристально посмотрел на меня и сказал:

— Последний вопрос. По крайней мере на сегодня.

— Я весь во внимании.

— Как можно использовать похищенную установку? Ваши предположения, буквально на вскидку.

— Изучить и создать аналог, использовать по прямому назначению, продать на Запад, продать на черном рынке. Но мне кажется, что вряд ли дело в деньгах.

Тонкие полоски света пробивались сквозь полуприкрытые жалюзи большого окна. На полках книжного стеллажа стояли медицинские справочники и энциклопедии, рядом человеческий скелет и большая и подробная модель мозга, на которой каждый отдел был окрашен в свой уникальный цвет. Над массивным письменном столом светилась голограмма человеческого тела с указанием основных нервных узлов.

— Ваша светлость, вот вам мои настоятельные рекомендации, — профессор медицины и главный врач госпиталя в Минске, поправил тонкую оправу очков и пробежался взглядом по результатам последних анализов. — Ваше общее состояние нормализуется. Но нужен покой, особенно в ближайшие недели.

— Профессор, чуть больше конкретики, — ответил я с вежливой улыбкой.

— Два месяца и физически вы восстановитесь полностью. Но…

— Но что? — Снова это проклятое «но»! Обычно одно это слово перечеркивает всё хорошее, что было сказано до него.

— Но меня беспокоит повышенная мозговая активность. Да и в целом состояние нервной системы вызывает определенные вопросы. Я бы хотел понаблюдать вас подольше, провести тесты. Быть может это могло бы лечь в основу моего нового научного труда…

— Простите, профессор, но как-нибудь в другой раз, а еще лучше никогда. — Меньше всего мне улыбалась перспектива побывать подопытной крысой, которую будут изучать. — Эта ваша повышенная мозговая активность может быть следствием принятия «озверина» и сильного стресса?

— Предположим, что активность все же не моя, а ваша. И да, это основные причины, как я предполагаю. Но некоторые условия…

— Тогда на этом и остановимся. Стресс и озверин. Озверин и стресс. Плохое сочетание, вредное для нервов, — я поднялся из кресла. — Значит я выписываюсь.

— Ваша светлость, в покоях госпиталя восстановление пройдет быстрее…

— Нет, профессор, я вернусь в Крым. Слышали про уникальный микроклимат Ялты? Сочетание горного и морского воздуха, все дела. Ялтинский лук, опять-таки… Уж где-где, а там мои нервишки придут в порядок куда быстрее. Спасибо за оказанную помощь, дом Басмановых-Астафьевых в долгу не останется.

Тем же днём я покинул госпиталь, расположенный в пригороде Минска. Никогда не любил больниц с их запахом лекарств и вымытых с хлоркой полов. Хотя, признаться, в этом лечебном заведении ничего подобного не было — улыбчивый персонал, особенно медсестрички, никаких жутких плакатов с описаниями болезней, фикусов по углам. Да в воду для мытья полов они добавляли что-то приятно пахнущее. Но всё это не отменяло осознания того, что я нахожусь в больничной палате с «аквариумом» в углу.

Погода понемногу менялась и менялась в не лучшую сторону. Ветер крепчал, нагоняя с северо-запада тяжелые облака.

У главного входа меня ждал кортеж из трёх транспортных средств, центральный из которых был комфортабельным лимузином. Водитель в строгом костюме, который никак ее скрывал военной выправки, открыл мне дверь.

— Неважно выглядите, ваша светлость, — услышал я, залезая в салон лимузина. — Похудели, синяки под глазами.

— Я тоже рад тебя видеть, Снежана, — улыбнулся я прохладному тону адъютанта. — Твоя прямота все такая же прямая, а холодность по-прежнему холодная.

— Сочту это за комплимент, ваша светлость.

Снежана выглядела, как всегда, восхитительно. В этот раз она была в строгом деловом образе — юбка-карандаш, женственный приталенный пиджак, сшитый так, чтобы максимально подчеркнуть женственные формы. Пуговицы белоснежной блузки были слегка в натяг. И это, чёрт возьми, притягивало взгляд! На руках элегантные кожаные перчатки. Странно, на улице было довольно тепло.

Устроившись поудобней, я с трудом перевёл глаза на её лицо и улыбнулся максимально теплой улыбкой.

— Довольно меня жалеть! Я самостоятельно передвигаюсь, хожу в уборную и даже сам сбрил многодневную щетину. Так что жги, засыпай меня свежими новостями.

— Нужно было заказать для вас специальный орден «За бытовые нужды», ваша светлость, — улыбнулась Снежана. — Но новостей и впрямь предостаточно. Начну, пожалуй, с самой важной…

Она взяла лежащий радом кожаный портфель, на полсекунды приложила большой палец к медной пряжке и только потом открыла. Затем отточенным движением достала конверт и протянула мне.

— Это письмо передал ваш отец, князь Басманов-Астафьев. Оно адресовано только вам и написано от руки. Ваш отец образец классического воспитания и невероятных манер, — в последней фразе Снежаны мне почудился намёк на восхищение.

— Обычно принято навещать близких, попавших в больничные палаты, — ответил я, принимая конверт.

— Он прибыл сразу же, как только вас доставили в Минск. И пробыл там до момента, как пропала угроза вашей жизни.

— Правда? — удивился я. Мне до сих пор было непривычно, что у меня вдруг объявился отец. Впрочем, это у меня он вдруг объявился, а Максима Басманова-Астафьева он был уже давно. Много-много лет. — Не знал.

Конверт был из дорогой, бархатистой бумаги кремового цвета, запечатанный сургучом, да ещё и с оттиском фамильного герба.

— Вот уж классика, так классика… — я бережно провёл пальцами по печати.

— Да, смотрится благородно, как и полагается старинному аристократическому роду, ваша светлость.

— Продолжай.

— Но если этой печати коснётся посторонний, например я, то нервнопаралитический токсин попал бы в мой организм через кожу. С летальным исходом, само собой.

При словах о посторонних я чуть было не одёрнул руку, ещё один раз, когда мой адъютант сказал о смертоносном токсине. Ведь я чужак в чужом теле, хотя время от времени забываю об этом. Сразу вспомнилось тестирование в резиденции Дома в Горном Алтае… Надеюсь, что Снежане в моём поведении ничего не показалось странным.

— Хорошо, что я княжич Басманов Астафьев! — чуть нервно усмехнулся я. — И моей жизни не угрожают никакие отравленные печати с писем!

От небольшого усилия печать сломалась и в моих руках оказался лист бумаги, аккуратно сложенный вдвое. Плотная, белая и очень приятная на ощупь. Должно быть писать на такой одно удовольствие!

Мне вдруг стало совсем неуютно, ведь это письмо, по сути, чужого человека, предназначающееся не мне. Не просто тайна переписки, а нечто по-настоящему интимное, не предназначенное для посторонних глаз.

Но волею судеб письмо оказалось у меня. Что ж, значит будем читать, деваться то некуда.

Я развернул письмо. Красивый каллиграфически выверенный почерк, без единой помарочки, каждая буква имеет одинаковый наклон. Читать одно удовольствие!

' Дорогой сын!

К моему великому сожалению я не могу дождаться, пока ты придёшь в сознание. Доктора заверили меня, что твое состояние стабилизировалось и жизни ничего не угрожает. Только после этого я смог покинуть госпиталь в Минске и отправиться по делам. Уверен, что быстро пойдёшь на поправку, ведь ты Басманов-Астафьев, потомок древнего рода, чьи корни мощнее и глубже, чем даже у самого Императора!'

Вот так новости! Я перевёл дух. Значит всё что наговорил мне «дядюшка» имеет под собой основания…

' Мне стоит поблагодарить тебя, ведь тебе пришлось рисковать жизнью ради восстановления чести и благополучия нашего Дома. Твои жертвы оказались ненапрасными — Его Величество возобновил действия всех ранее приостановленных контрактов и подрядов. Однако за время простоя многие логистические цепочки оказались разорванными, а часть наших компаньонов менее надёжными, чем мне бы хотелось.