Малахитница (сборник) - Корбут Янина - Страница 16

Яков проснулся от боли в ноге и рывком поднялся на кровати, на ходу вытаскивая из-под подушки кинжал. В комнате не было никого, кроме темноты. Бедро пульсировало той самой болью — будто русалка только что вогнала в него заостренные зубы.

Яков знал, что с ногой все хорошо — боль лишь в голове. Глаза привыкли к темноте, он окончательно убедился, что никого рядом нет, и откинулся обратно на кровать.

Повернулся на бок, и взгляд его упал на окно — там, в слабом лунном свете отразилась фигура. Небольшая, собранная. Яков моргнул — и вот фигура уже больше. Моргнул снова — и она еще ближе. Рука вновь достала кинжал, а тело напряглось. Моргнул — и вот этот кто-то у самого окна. И будто на голове не волосы, а… платок?

Яков вскочил, взял со скамьи меч и устремился на улицу. Но у окна никого не было. Как и вокруг. Только из кузницы доносились мужские голоса. Он хотел пойти, спросить, кто с ним шутить удумал, но дошедшие до его уха фразы заставили остановиться.

— Жалко его, молодой совсем.

— А ты, может, заместо него хочешь? — Яков узнал голос Степана.

Молчание.

— То-то же. Лучше он, чем кто-то из нас. Готовьтесь лучше к новому сезону добычи и обработки. Сейчас как пойдет дело, продыху не будет!

Яков вернулся в дом. Нужно было выспаться. На рассвете он отправлялся найти и убить Хозяйку Медной горы.

Часть 2

Яков вышел на елань, окруженную раскидистыми елями, и стал рассматривать растения под ногами.

— Ищи белые цветки с восемью лепестками и желтой сердцевиной — это дриады. Они тянутся к пещере, в которой видели Хозяйку, — наказывал Степан, провожая Якова из деревни.

Дриады нашлись у самой кромки елани, и Яков отправился за ними через ели, держа самострел перед собой — вдруг Хозяйка из пещер погулять выходит.

— Стойте, господин! — Тихий, будто укрытый одеялом молодой девичий голос донесся сзади.

Яков остановился и повернулся, отодвигая самострелом ветви и выглядывая из-за них. На краю елани стояла совсем юная девица — белые волосы выбились из неплотно затянутой косы, руки придерживают подол сарафана, а плечи поднимаются и опускаются от слишком тяжелого дыхания. На Хозяйку она явно не походила.

— Ты кто?

— Марья я, из деревни. Вы не ходите в пещеры, не нужно. Просто уходите домой. Бог с этим заказом, лучше с пустым гомонком уйти, но уйти. Уходите, пожалуйста.

— Зачем это говоришь?

— Спасти вас хочу. Никто, кто туда уходил, не возвращался. Все сгинули. И вы сгинете, если пойдете.

— Я зверобой — так просто не сгину, — Яков махнул в сторону девицы самострелом, на всякий случай все еще не опуская его.

— До вас такие же были. Сгинули. Вы глупы, если думаете, что лучше других. Глупы, если надеетесь выжить.

Яков глубоко вдохнул, сдерживая себя, молча развернулся и продолжил пробираться сквозь ели по следу из дриад. После того, как он чуть не убил мужика, назвавшего его глупым, Яков научился сдерживать внезапно возникающую злость. Сдерживать хотя бы настолько долго, чтобы успеть уйти подальше от того, кто его оскорбляет.

Он был иногда наивным. Был мечтателем. Был простым. Но не глупым. Никто не смел называть его глупым.

Вход в пещеру оказался высотой по пояс, и Якову пришлось нагнуться. Внутри он смог снова выпрямиться, но плечи проходили вплотную. Шел аккуратно, прислушиваясь и принюхиваясь. Тишина. Сыровато-пыльный запах. Неотесанные своды, иногда царапающие то плечо, то бедра.

Свет от входа почти перестал доставать до Якова, и пришлось зажечь факел. Он уже начал беспокоиться, верные ли ему дали ориентиры, как свод стал расширяться и перешел в просторный проход, усыпанный утопленными в стенах гранями самородков. Вначале шла яшма — от елочно-зеленой до глиняно-красной. Потом жеоды агатов — слоистые, сверкающие, морозно-белые, словно застлавший окно лед. Затем своды позеленели и пошли пузырями, будто вскипающее молоко. Яков понял — это сплошь малахит. Как и понял, что идет в верном направлении. Если такие невероятные богатства еще не тронуты, значит, трогать их горнякам точно кто-то не дает.

Проход стал уходить вниз, еще ниже — пришлось придерживаться одной рукой за стены, чтобы не поскользнуться. На камнях далеко впереди появились блики света — там явно был источник. Яков потушил факел и повесил на пояс, закрепив в специальном кожаном кольце. Следом до него донеслись отдаленные звуки девичьего напева. Теперь двигаться нужно было еще осторожнее, медленнее, увереннее — логово Хозяйки было совсем рядом. Главное — не быть замеченным и выстрелить быстро.

Яков поднял самострел, заряженный болтом с малахитовым наконечником, и упер соху в плечо. Руки были напряжены, ноги — еще напряженнее. Он следил за дыханием, чтобы сохранить стойкость и равновесие.

Перед ним открылась просторная зала — весь свод и стены покрыты кристаллами бирюзовых, голубых и желтых оттенков, а изнутри них свет сочится, отчего ясно как днем. И посреди — она. Высокая, сарафан усыпан каменной крошкой, на голове венок из тех самых дриад. А руки — белые, человеческие, с длинными тонкими пальцами.

Хозяйка горы резко повернулась, и медно-рыжая коса рассекла воздух, звонко стукнув о кристаллы на стенах.

Как волосы могут так звучать?

— Убить меня пришел. — Она улыбнулась, посмотрев Якову точно в глаза, поправила подол платья и плавно присела на каменный трон.

Яков дрогнул, но тут же взял себя в руки и снова навел самострел на цель. Подкрасться тайно не вышло, но это не отменяло его цели.

— Знамо, убить. Снова убить. Вот из этого стрелять будешь? — Женщина кивнула на самострел и склонила голову набок. Серьги из россыпи монет брякнули. Глаза — хищно-зеленые, будто даже светящиеся — жадно расширились.

— Из это… гхм… этого. — Яков не понимал, почему Хозяйка так спокойна и к чему все эти речи, но стрелять почему-то не торопился.

— Ну давай, стреляй. Сюда вот. — Она приложила руку к сердцу. Было ли оно у нее? — Только чур не мимо.

Яков даже не успел подумать — пальцы сами нажали на рычаг спуска, и тетива, брынькнув, отправила болт в цель.

Наконечник стукнул о грудь Хозяйки и упал ей на колени.

— Не убил! — Ее смех разнесся по пещере так, что, казалось, и стены, и пол затряслись.

Дрожание поднялось по ногам и захватило сердце. Яков с трудом дышал, будто кто-то туго перевязал легкие.

За спиной раздался нарастающий треск, а затем грохот — сотни кристаллов посыпались с потолка, а за ними весь свод пещеры. Облако каменной пыли ударило Якову в лицо, но он лишь на секунду зажмурился — вот и все, что смог.

Пути назад больше не было.

Пол перестал дрожать, а ноги и сердце — нет.

Яков спешно обдумывал, есть ли другие выходы из пещеры.

— Красивый наконечник. Нравится мне. Степан все лучше и лучше в умении своем становится. — Голос Хозяйки горы, такой мелодичный, с нотками звенящего металла — как на колокольне, глубокого и пробирающего до самого желудка, повернул его мысли в другое русло.

Стало неважно, есть ли выход. На кой ему выход, если он не сможет им воспользоваться.

Яков вынул клинок из ножен на бедре — не надеялся впрямь, что сможет им защититься, но тело, убившее уже пару русалок, одного лешего, вурдалака и сумевшее спастись от Аждахи, не собиралось так просто сдаваться.

В кармане брюк лежал малахитовый браслет. Яков всю дорогу до пещеры представлял, как после заказа вернется в родную деревню и подарит его Аннушке. Как прелестно он будет сидеть на ее тонкой ручке. Но теперь — подарит ли? Увидит ли ее снова?

Вспомнились их прогулки вдоль реки. Ее пение, от которого его всегда уносило куда-то далеко, поднимало к самому небу и разносило по ветру. Как она повязки на бедре после той злосчастной русалки меняла. Меняла и просила бросить эту работу. Осесть. Рядом быть. Может, стоило. Может, и хорошо, что она идти за него отказывалась — вдовой так рано не сделается. Может, еще найдет счастье свое.