Стажировка богини. Дилогия (СИ) - Романец Милисса - Страница 8

Тай оттолкнула женщину от себя, но той удалось сохранить равновесие и вместо того чтобы послушаться она остановилась, глядя Тай в глаза.

— Я уйду. Вот только ты совсем забыла, чему тебя учили, Тай. Община — это не один человек и его интересы, а все от мала до велика. Счастье одного влияет на всех так же, как счастье всех влияет на одного. Не сумев создать своего счастья, другим ты ничего хорошего не принесёшь.

— Прочь, Джу! — зашипела от злости Тай.

Община ничего не сделала. Ни одна женщина и слова не проронила. Не защитила. Все они просто смотрели, как бывшая глава покидает круг и уходит прочь в темноту.

Только когда стал задыхаться, Сибилл понял, что, оказывается, давно уже плачет.

— Заткните свою малявку, иначе её заткну я, — прикрикнула Тай, и сестрица Фэй потянула его за руку, прочь от страшных молчаливых женщин.

Они медленно брели, казалось, совсем не разбирая дороги. Сибилл часто спотыкался, потому что из-за слёз не видел куда ступает.

— Не принимай близко к сердцу, у взрослых часто случаются такие вот разборки, — сказала сестрица Фэй, но даже по голосу он понял, что она тоже расстроена.

— Это было несправедливо. Неправильно бить старую женщину и выгонять её из дома.

— Неправильно. Однако так всё равно происходит.

— Но ведь нас было много. Мы могли что-то сделать, ещё можем. Пойдём и скажем всем, что так нельзя!

— Они знают, Сибилл. И если уж люди подчинились правилам, когда творится несправедливость, то так им и надо.

— Как «так»? Нам тоже «так» надо? Мне «так» совсем не надо! Пойдём, сестрица Фэй!

— Не будь ребёнком, Сибилл! — вдруг закричала она. — Мы с тобой всего лишь варвары. Чужаки здесь. И вот за нас-то уж точно никто не вступится.

— А как же сестрица Юн?

— Она обожает эту Тай. Да и если бы пошла против общины, её бы просто выгнали вместе с нами. Вот и всё. Понимаешь, я не говорю тебе ничего не делать, — присела на корточки рядом с ним сестрица Фэй и стала вытирать его слёзы. — Можно сейчас перехватить главу общины… бывшую. Помочь ей устроиться и носить пищу.

— Ты пойдёшь? — удивлённо выдохнул Сибилл, а внутри словно развязался какой-то тугой ком, и дышать стало легче.

— Я? С какой стати? — усмехнулась сестрица Фэй. — Это ты ревёшь и всех жалеешь. Я же знаю, что такое случается сплошь и рядом. Если я буду за каждого тигрёнка и старушку трястись в истерике, то никаких нервов не хватит.

— Ч-чего не хватит?

— Здоровья. Если так сильно за всех переживать, то что останется мне самой?

Сибилл не понял её, но разбираться именно сейчас не было времени. Он взял флягу с водой, корзину с продуктами и циновку, которую сплёл для продажи сам. Он всё же догнал старую женщину и помог ей устроиться на ночь, пообещав, что будет приходить ещё.

Он был слишком занят, чтобы вникать в дела общины. Всё так же помогал сестрицам Фэй и Юн, заботился о своей тигрице и теперь ещё старой женщине. Но даже так улавливал нехорошие предзнаменования.

— Тай, велела платить за любую дичь и назначила свою цену. Теперь-то заживём! — радовалась сестрица Юн.

— Она поделила общину на высших — охотников и низших — собирателей, ремесленников, скотоводов и земледельцев. Ни к чему хорошему это не приведёт, — хмурилась сестрица Фэй.

— Те, кто ничего не добывает и не производит, теперь изгоняются из общины.

— Что решили насчёт женщин, которые ждут детей?

— Если их берётся кто-то кормить, то они остаются, а если нет…

— Это уже слишком! — категорично заявила сестрица Фэй, и Сибилл вздрогнул, услышав то самое слово.

— Как это «слишком»? — он вспомнил, что давно хотел разобраться с этим.

— Это когда «последняя черта», то, чего нельзя было делать, страшное табу.

— Такой ужасный поступок?

— Да, — не задумываясь, ответила она.

— И что ты будешь делать с тем, кто совершил такое страшное? — пересохшие от волнения губы плохо слушались.

— Я? Мне ничего и не придётся делать. Жизнь отомстит.

— И ты просто будешь сидеть и ждать? Ничего не сделаешь с этим? Не скажешь провинившемуся? Не объяснишь? Тебе настолько безразлично?

— Да чего им объяснять? Сами виноваты, — легко отмахнулась сестрица Фэй.

На глаза навернулись слёзы. Сестрица Фэй не отрицала, что Сибилл был ей безразличен. Он думал, что после разговора станет легче. Но не стало. Наоборот сковавшая грудь боль не давала как следует вздохнуть, голова потяжелела, изнутри словно выдуло оставшиеся там крохи тепла, а потом на место пепелища хлынула кипящая ярость.

— Ты чёрствая и безразличная. На самом деле тебе просто всё рано на всех и даже на саму себя. Потому что себя ты предала самой первой, — выпалил Сибилл.

— Что ты сказал? — смешно стала хватать ртом воздух сестрица Фэй.

— Ты несчастна и делаешь такими же других. Как только ты перестала улыбаться сама, больше ничего хорошего от тебя никто не увидит.

— Да это я тебя нашла и привела к нам, чтобы накормить и дать крышу над головой! — сестрица Фэй всё больше распалялась и расстраивалась, и от этого Сибиллу становилось всё хуже и хуже.

— И это даёт тебе право издеваться надо мной и причинять боль?

— Чего вы разошлись? Успокойтесь оба, — попыталась остановить ссору сестрица Юн.

— Это когда я издевалась? — даже не посмотрела в её сторону сестрица Фэй.

— Прямо сейчас! Ты делаешь это прямо сейчас.

— Ты сам это делаешь со мной!

Сибилл поражённо застыл. Он что?.. Это он причиняет сестрице Фэй боль? Возможно, то самое страшное «слишком», которое нельзя было делать.

Но он не хотел!

И тогда Сибилл принял решение. Если он причинял сестрице Фэй такую боль, то он больше не будет. Он же мог просто уйти. Тогда она будет рада? И снова начнёт улыбаться?

Нож всегда был при нём, он схватил колчан и лук и, не слушая больше сестриц Фэй и Юн, вылетел из дома. Он сам может позаботиться о себе и тех, за кого взял ответственность. И больше никто не будет злиться и расстраиваться.

Уходить от любимых сестриц совсем не хотелось, но Сибилл уже не понимал, как всё исправить и сделать, как было раньше.

Этот маленький… паршивец убежал. Альфэй из принципа не стала его искать. Да и не таким уж беспомощным он был: умел охотиться и готовить пищу, знал, как добыть съедобные фрукты и растения, найти воду и развести огонь. Она посчитала, что мальчишка подуется, помается один и придёт обратно. Но Сибилл не вернулся. Ни в тот день, ни на следующий, ни потом.

— И чего вы так раскричались? Была бы важная причина. А так… Эх! На ровном месте, — проворчала Юн.

— Мальчишка совсем распоясался, — не смогла сдержаться от оправданий Альфэй.

Она действительно чувствовала себя виноватой, потому что старше, опытнее, мудрее. А вспылила, словно соплячка, из-за слов пацана, которому в действительности чуть больше года! Ведь от момента сотворения мира прошло именно столько по местному летоисчислению.

Да и Сибилл хорош. Убежал, словно она какой-то монстр и прогоняла его. Одного, в лес, на ночь глядя. Он всё же был ребёнком, но почему-то это так легко забывалось, особенно когда Сибилл спорил с ней и поучал.

На самом деле перед какими-то смертными Альфэй не боялась потерять лицо. Они жили-то всего ничего, как бабочки однодневки сгорали, надолго не задерживаясь в памяти богов. А вот перед самой собой стало совестно. Она мнила себя очень умной и рассудительной, способной справиться с кем и чем угодно. А теперь нет-нет да проигрывала в голове диалог с Сибиллом, раз за разом придумывая, как можно было всё повернуть иначе и утереть сосунку нос. Правда от таких мыслей ничего не менялось, но Альфэй поверила, что мальчик просто слишком чувствительный и поэтому так на всё реагирует. Не понимает он жизни и проблем взрослых.

— Иногда ты говоришь совсем странно. Может ваша ссора из-за недопонимания? — вздохнула Юн.

— Я так не думаю.