Тайное местечко (СИ) - Балашова Виктория Викторовна - Страница 32

— Что такое, миряне? Что не так?

— Взываем к справедливости, Княже! Не может твой глава города порядок навесть! Не по силам Родовичам по Кону жить!

— Да, ведаю о том, что ж поделать, коли немощь одолела! Потому и отправил в поддержку верную княжеству дружину Рода Волка. Вот, правая рука моя в Порвинге, Лекса из Рода Волка и наводил порядок, покась я приехал, для утверждения нового Главы и старейшины славного города вашего.

— Не изволь гневаться, Княже, но не по силам твоей дружине сие! Посмотри, какое родовичи немирье устроили, ни одной семьи ведь нет, чтоб не участвовала в разборках меж собой! А весь люд, все жители города страдают. И никто ничего не сделал, Лекса твой с братушками своими последние девять дней гуляет и веселится!

— Да неужто? За такие обвинения и ответ держать придётся!

Сдвинул в гневе брови Княже и словно надвинулся на возводящих напраслину. Но те и не думали робеть, а наоборот, вперед вышел один мужик, и дерзко подбоченившись, ответил:

— А и сдержу!

— И мы сдержим!

Стали раздаваться голоса из того же недружелюбного лагеря.

— Вот, глянь, — продолжал дерзкий, — как родовичи выстроились пред тобой в две колонны! Как глаза не поднимают, на друг – друга смотреть не могут от неприязни! А чуть тронь и того гляди, вцепятся Главы друг другу в бороды, а там и до простого люда смертоубийство дойдёт!

— А и вправду! Лекса, Что при тебе Рода так жить стали?

— Да, нет, Княже…

— Погодь, — повысил голос Главомысл, а был он у него резкий, и выше голоса Волка, тот и примолк враз, отступив назад.

— Вон, — продолжали из толпы, — Вепри и Лисы, Глухарь и Тетерев, Сова и Ласка… У них немирье, а простые родовичи, да люд бечь прочь готовы! Только страшно… И нам всем достанется!

И дальше ото всех в толпе пошли перечисления действительно всех Родов города.

— А ну, выходи Главы Родов, посмотреть на вас хочу. Ты смотри, Лекса, а ведь так и не подходят друг к дружке, так и топчутся! Что теперь скажешь? Опять нет? Тогда молчи лучше! Отдельный разговор к тебе будет! Да за гульки ваши недельные отдельно спрошу с каждого! А вы, Главы, передо мной теперь ответ держите, в чём у вас немирье таким поверьем приключилось? Раз наш соглядатай и наблюдатель голоса лишён, я буду судьёй вам! Ну, что молчите все? Тит Со́вин, от тебя то я такого не ожидал, кто твой немирец? Глухарь? Да́йнет? Ваши немирия вроде ещё при прабабке моей случались, да там и остались все! Что опять то вылезло? Что не смотришь на меня? Тит? Дайнет?

— Прости Княже, потому и не смотрю и молчу, что стыдно. То глупости какие-то, недопонимания, всё давно быльём поросло, а признаться в том стыдно, вот и … Прости Дайнет, славный Род твой, добрый Род! Прости, коль обидел чем! Не держу зла, а коль виноват в чём, скажи, повинюсь в том!

— Да, что ты, Тит! Добрый Род твой! И на тебя обиды не держу, прости и ты меня, коль что не так! Держи руку мою, она порука в моём уважении тебе и Роду твоему славному.

И они пожали друг другу руки, обнявшись по братски и отойдя в одну строну вместе.

Взгляд Князя чуть подобрел, а тут и остальные Главы Родов стали виниться перед князем и Родом названого противника и жать руки, заверяя друг дружку и Князя в добрых отношениях. Князь же теперь стоял в недоумении, но все Главы Родов замирились при нём, и он не мог ни одного уличить в обмане или вранье, всё происходившее было честным. Последними замирились и Веян Куница с Никодимом Барсуком. Князь к тому времени уже, и полегчал взглядом и повеселел.

— Это что ж тут такое было? Вы без меня так не могли? Вот, жителей Порвинга перепугали да насторожили! Никодим, Веян, ну вы то всегда в мире жили, вообще не помню за вами ссор и разногласий! Что ж стряслось?

— Прости Княже, того и мы не поняли! Были и будем добрыми соседями впредь.

Но тут Князь вспомнил и другое и вопросил толпу:

— А что родовичи, да простой люд родовой и городской, кто из Рода али города уйти желает? Каждого под защиту свою возьму тут же! И чад и домочадцев! Кто готов? У кого в том желание или нужда какая? Да, всех родов вопрошаю, люд и родовичи! Выходь ко мне, никто не смеет обвинить или препятствие чинить.

Но толпа переглядывалась в недоумении, а выходить желание не изъявил никто!

— Ну вот, — обвёл победным взглядом народную площадь Княже, словно сам всё добро сотворил и Мир воцарил, — добрые жители Порвинга, вишь, и разобрались, всё добре у вас в родовичах! И Боги с ними! Всё по Кону!

— Всё да не всё!

Вышел вперед новое действующее лицо, того прежнего обвинителя Князь уже и взглядом не смог сыскать, чтобы предъявить, а уже новый продолжил наступление:

— Сговор у родовичей с Волками! Люд простой обижают, заступись, Княже! Богами просим!

— Ты что, отребье человечье, нести удумал?

Сорвался с места Лекса, а с ним и чуть не все Волки, но несколько из них остудили свой пыл и остались при Князе, как того требовал уговор.

— Вот, Княже, с нами, как с отребьем можно? — Вопил визгливым и мерзким голосом испуганный обвинитель, но продолжал, — нас убивать можно безнаказанно? Не перед кем ответ держать? Разве то по Кону? Княже? Сам видишь?

— Лекса! Охолони!

Взревел Князь, готовый тоже ринуться вперед, на защиту говорившего человека.

— Княже, да как он смеет…

— Охолони, вернись, да подле меня встань, обвинение серьёзное выдвинуто. Оно и на меня тень кидает, потому и ответ держать мне придётся. Что за сговор? С кем?

— Да с тем самым Никодимом Барсуком, об том весь Порвинг знает! В пригороде дорожного дома убили Трофима Домого, а убийцы из Рода Барсука, их родные Трофима на месте убивства и застали с камнем в руках, над телом Трофима стояли! Держали их долго в тюрьме у нас в Порвинге, дознание учиняли, те были виноваты, всем было ясно, а как Никодим сходил в резиденцию в Лексе раз, так и дознаваться больше не стали. Опосля, туда же отнёс ему Никодим дары, что в сундуке еле поместились, но шли под покровом темноты, а обратно с пустыми сундуками, то люди всё одно всё видели! Так на утро тех убийц и вывели из тюрьмы, как невиновных, и Волки их ти́хонько сами проводили в дом Главы Барсука, где теперь и прячут от нас и от тебя!

Народ вокруг стал роптать, все откровенно стали обсуждали услышанное, недоумевая, как же мог смотрящий Князя отважиться на такое, а уж Никодим, коего знали только с добрых дел и поступков. Это вообще казалось странным. Но приехавшие недавно в город припоминали, что действительно дорожный дом Трофима не работал и был пуст.

— Лекса? Никодим?

Голос Князя был так елеен и полон патоки, а взор его насколько же тяжел при этом, что метал бы молнии, если бы такое умения у Князя было. Тут бы оба и в землю вросли, а слов молвить при том не могли.

— Где сейчас убийцы?

— Княже, — нашёл силы Лекса, — не виновны они, то дознание показало, они…

— ГДЕ ОНИ?

Ещё тише задал вопрос Князь, но услыхали его даже в самых удалённых уголках сходной площади, такая тишь стояла там.

— В моём дому, Княже, — подал голос и Никодим, — не виноваты они, и сговора…

— Сюда их, живо!

На тех словах пара Волков бросилась по улице к дому Главы Рода Барсука.

— Тебя, Куница, тоже купили?

— Что ты, Княже! Не обижай моих седин. У нас всё и так решено, по чести, по совести, по Кону!

— Ежели за кем прознаю о таком решении, удавлю, — прошипел сквозь зубы Князь, — все Рода причастные удавлю властью своей, что по Кону у меня от Богов! Есть ещё такие? Кто что знает? Говорите! Защиту обещаю тому! И опять, никто не отозвался. Князь снова перевёл взор свой на двух обвиняемых в сговоре. Те стояли немы, но смотрели на Князя жестко.

«Конечно, пока вина не доказана, виноватого нет, нет и суда. — размышлял Князь. — А как доказать-то? Лекса же не дурак, всё что можно убрано, но как же он мог, шельма? Как посмел? А, сказали гулял, кутил, вот и спускал в праздник вольное. Козьму звать, так тот то явно в доле, опять же продумал Лекса явно! Прибью, гниду!» Не отпускало Князя злое состояние, что застило ему способность думать здраво.