Начальник Культуры (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 3

Его лицо из-за сильного мороза было спрятано за повязкой, но мне оно на миг показалось знакомым. Точно, так похож на одного из охранников, что сопровождали олигарха на вчерашние встречи… родственник, наверное. Я сбился с мысли, чувствуя, что наступил во что-то мокрое. Обернулся и увидел у правого колеса машины лужу какой-то жидкости. То, что это бензин, было несложно догадаться – при минус двадцати градусах он не замерзал. Мне пробили бензобак. Странно, что запах не почуяла служба безопасности.

Боковым зрением я увидел, как кран, на подъёмнике которого стоял электрик-охранник, тронулся и поехал прочь. А один из проводов, подхваченный порывом ветра, сорвался и полетел вниз. Я от неожиданности глотнул холодного воздуха и зашелся в кашле. Оголённый провод упал в лужу бензина, тот вспыхнул – и пламя метнулось к бензобаку.

Вспышка.

Прогремел взрыв.

Было не больно, боль я просто не успел почувствовать. Ощущение было странным, я никогда такого не испытывал – и, наверное, не испытаю вновь.

Потому что я умер. И последней мыслью стало, что мне обидно. Нет, не за себя, за державу, как говорится, обидно. За мою любимую Родину…

Очнулся я резко, будто вынырнул из ледяной воды, жадно глотая воздух. В голове гудело, в руках-ногах тяжесть, перед глазами — мутный свет, который дрожал, как осиновый лист. Моргнул, пытаясь собрать мысли в кучу, но тут же в уши хлынул дребезжащий, тягучий, как перетопленный сахар, звук баяна. Вот уж не думал, что такая музыка в загробном мире есть.

— От героев былых времён… — разнеслось под высоким потолком нестройное, но проникновенное пение.

Голос пожилой, с надрывом, с вибрацией — так поют те, кто когда-то рвали связки в запойных застольях. Что за чертовщина? Где я? Или в больнице теперь обязательно должен быть кружок самодеятельности ветеранов?

Я моргнул ещё раз, попробовал приподняться, но тело отозвалось странной лёгкостью — как будто не моё. Суставы не скрипят, поясница не ноет, руки лёгкие, живые… Да ещё и зрение чётенькое…

Что за?!

Рывком поднялся и уставился на свои ладони. Гладкая кожа. Ни единого шрама. Ни следов прожитых лет и возрастных клякс. Провёл рукой по лицу — ни бороды, ни щетины. Молодые руки. Молодое тело. Ёкарный бабай…

Я огляделся.

Районный дом культуры. Старый и до боли знакомый в своем антураже ушедшей эпохи. Тяжёлый запах дерева и пыли щекотали нос.

Высокий потолок с жёлтыми разводами от протечек. Стены серые, облупленные, но украшенные агитационными плакатами: «Культура — душа народа!» и «Слава сельским труженикам!». На полу залатанный линолеум, который давно пора выкинуть. На стенах — фото местных передовиков производства, ветеранов, а в углу — пыльный рояль, к которому, похоже, не прикасались со времен царя Гороха.

Но главное — календарь.

Я вгляделся. 2005 год.

Сглотнул.

Со стены на меня смотрел молодой президент, еле заметно улыбался. Я ему кивнул и пришло осознание новой действительности.

По спине пробежал холодок. Неужели сон? Да чушь какая-то! Ущипнул себя за руку. Больно. Я это,ну точно! а кто же еще?

И это не сон.

Очнулся я в какой-то подсобке за кулисами. Вокруг путаница проводов, над головой электромонтажный щиток, открытый нараспашку. Меня, что ли, шарахнуло током? Я потер виски и выглянул за шторку.

Зал примерно на двести мест. Сплошь пожилые люди сидят. На сцене, стоял дед-баянист в костюме с медалью на лацкане, старательно наяривал на инструменте. я повертел головой, но тут с грохотом что-то упало.

— Батюшки, да Кузьмич помирает! — завизжала бабка в первом ряду.

Кузьмичем оказался тот самый баянист. Он теперь валялся на сцене, а вокруг уже суетились люди.

— Давление! Инфаркт! — заголосили со всех сторон.

Мозг ещё не до конца понимал происходящее, но рефлексы сработали.

— Воду! Мокрое полотенце! Скорую вызвали?! — взял я инициативу в свои руки и кинулся помогать.

— Уже бегут! — крикнули в ответ.

Но я видел, как из кармана старика выкатилась бутылочка. Какие-то сердечные капли..

Подскочил, схватил пузырёк, открыл и капнул ему на язык, благо рот у пострадавшего был открыт.

— Давай, Кузьмич, дыши! Не вздумай сдохнуть на сцене, понял?!

Не знаю, кем я теперь стал, но не позавидую организаторам, если ветеран сыграет в ящик прямо во время выступления.

Кузьмич заморгал, застонал, попробовал встать.

— Лежи, дедуль, не геройствуй, а то в гроб быстрее загонишь себя.

Скорая, похоже, или дежурила здесь (что неудивительно, учитывая средний возраст публики), или просто приехала очень быстро. В дверях уже появились фельдшеры.

А навстречу им выскочил крепкий, пожилой мужик с густыми бровями и туго затянутым галстуком.

— Товарищи, а нельзя его как-нибудь откачать? — пробасил он. — Дюже выступление у нас важное! Глава областной администрации с минуты на минуту приедет!

— Натан Леонидович, ему в больницу надо, давление за двести, налицо все признаки инфаркта. Ему теперь не концерты давать, а капельницы принимать! Если бы ему вот Максим сердечные капли не дал, боюсь, что мы бы потеряли Кузьмича, — объяснила фельдшер.

Я внутренне напрягся. Имя у меня осталось прежним. Уже это радует. Не придётся заново привыкать.

Фельдшер послала коллегу за носилками и внимательно посмотрела на меня.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, видимо взгляд у меня был человека не в себе.

Я задумался. Честно? Как будто трактор по мне проехал, потом назад сдал и поехал ещё раз, но не добил. Голова кружилась, мутило, и всё тело ломило, будто я не током шарахнутый, а хорошенько отметеленный.

— Жив, здоров, ничего страшного, — вслух бодро ответил я.

— А ты что, куда-то влез? — подозрительно прищурился этот Натан. — Я же смотрю на тебя и понять не могу, гарью как будто тянет… Еще и свет моргнул. Ты Максим ничего не трогал в щитке?

— Не трогал, — буркнул я.

— Раз ты в порядке, то помоги Мишке Кузьмича до машины донести, — попросила фельдшер.

Не могу отказывать красивым женщинам. А фельдшер была симпатичная, та самая естественная красота, которую не купишь ни за какие деньги. И от которой в мое время остались лишь воспоминания, искаженные тысячами одинаковых женских лиц с раскосым прищуром Чингачгука и утконосными губами. Про себя отметил. что принятие новой реальности прошло безболезненно. еще бы — я не на том свете, а молодой парень. И, похоже, этот балаган – теперь моя новая жизнь. Меня пытались убрать, но что-то пошло не так. И вот я теперь здесь.

Она, видя мой пристальный взгляд, коротко улыбнулась, достала из кармана мобильник-раскладушку и, открыв его, стала нажимать на кнопки. Я узнал модель сразу же – легендарная Моторола RaZR, вещь!

Мишка, оказавшийся напарником медички, вернулся в зал, притащив носилки. Разложил их возле Кузьмича. Мы за руки, за ноги аккуратно переложили старика на носилки и понесли в карету скорой помощи под нервное гудение толпы.

Фельдшер осталась в зале, с кем-то говорила по телефону. Поместив Кузьмича в новенькую Газельку с красным крестом и закрыв дверцы, Миша достал из кармана пачку «Императора» и закурил.

— Буш? — он протянул пачку мне.

— Не курю.

— Бросил, шо ли?

Я не стал говорить, что свою последнюю сигарету выкурил ещё двадцать два года назад, а то подумает чего нехорошее. Мне в новом теле всего-то лет двадцать пять, а может и того меньше.

— Злиться на меня перестал? — поинтересовался Миша.

— Есть за что?

Миша коротко пожал плечами. Видимо, какие-то закавыки между нами существовали. Но, честно говоря, мне пока что было не до этого, и я решил сменить тему, как мне казалось, на другую.

— Как твою напарницу зовут? Симпатичная девчонка.

Миша аж позеленел, может, сигарета какая попалась нехорошая? Но нет, выпучив глаза, он резко пошёл на меня.

— Ты же сказал, что Ленка тебе не нужна, играть со мной вздумал, козёл? Или в прошлый раз мало получил?!