Кот по имени Семён Семёнович Горбунков - Назарова Ольга - Страница 9

Сергей никогда не воспринимал всерьёз эту балованную питерскую штучку-внучку. Понятно, что она годилась только для того, чтобы продвинуться вперёд амбициозному и уверенному в себе Сергею Якимову. Он был уверен, что без особых хлопот покорит её саму, её родню и достигнет научного Олимпа, пройдя по лёгкой дороге, проторённой ему академиком Вяземским. Ирина была явно неискушенной в сердечных делах – смущалась его комплиментам, краснела и с такой радостью слушала его рассказы о том, как он её любит-любит…

Теперь на него с холодным презрением смотрела абсолютно другая девушка – уверенная в себе, невозмутимая и, словно со стороны наблюдающая за чем-то этаким… не очень принятом в приличном обществе. Ему не приходило в голову, что вот эта самая Ирина стреляет лучше самого академика Вяземского, занимается экстремальным вождением и, благодаря не очень-то нежным отношениям с братьями в детстве, вполне умеет за себя постоять.

– Ирина, я требую объяснений! – он постарался придать голосу солидности.

– Требуешь? А что, милый, ты можешь требовать от внучки академика, к которому ты так стремился, что даже был готов жениться на девушке, которая: «Да никакая. Серая такая вся и тусклая. Да, именно, как ты говоришь, ни того, ни другого»… так ты маме своей меня описывал, а? Женишок? Уже решил, с кем собираешься развлекаться после женитьбы? Или по месту подобрал бы? А? – Ирина спустила Семёна Семёновича с рук и хищно прищурилась, зачем-то взяв кухонное полотенце и задумчиво накручивая его на кисть правой руки.

Сергей изумлённо уставился на неё.

– Откуда? Как ты? Ээээ, то есть, кто тебе сказал эту ерунду? Я никогда…

– Хватит! Я сама лично всё это слышала!

– Ирочка, ты не понимаешь! Мама… у меня мама очень придирчива к моей будущей невесте. И очень ревнива! Если бы я описал ей свои истинные чувства к тебе, уверен, что она была бы в ярости! Любимая, поверь мне! Ты мне дороже всех! – Сергей врал самозабвенно, старательно выводя дрожащим от чувств голосом всевозможные нежные и трепетные фразы и обороты.

Между тем, нельзя сказать, что чувств не было! Были, и ещё какие! Любовь меж них тоже присутствовала – горячая, искренняя и пылающая любовь к самому себе! А ещё-то самое ощущение близости к мечте, когда, кажется, руку протяни и схватишь самое-самое своё заветное желание. Ради этого, как Сергей был уверен, можно и врать, и в любви клясться, и вообще делать, что угодно – он потом разберётся. Главное, не упустить эту глупую деваху, которая сейчас непременно поверит ему, сотрёт с лица это неприступное выражение, зальётся слезами и падёт ему на грудь, клянясь в любви и ужасаясь, что чуть было его не бросила! Ну, вот… вот сейчас…

– Пошел вон! – Ирина только глазами сверкнула в ответ на все пустые клятвы и враньё, щедро расстилаемое перед ней этим прощелыгой.

Она не могла не знать о том, что такие люди есть – время от времени слышала истории о таких «прощемившихся» в высшие научные эшелоны и выезжающих на том, что они были женаты или вышли замуж за кого-то «нужного».

Правда, себя она за такую «нужную» не держала – попросту знала, насколько дед холодно оценивает её таланты. Но это знала она, а не этот подлый тип, готовый ради нужных связей жениться на нелюбимой, врать ей, даже детей с ней завести, лишь бы привязать покрепче. Она презирала и себя…

– Как же я не поняла-то? А? Это мне так хотелось, чтобы меня любили, что я ничего не замечала, не видела, не слышала… Фу, противно-то как!

– Ах, вот оно как… прынцессочка дедова, да? До простых смертных нам и дела нет, да? – Сергей, словно в стену с разбегу врезался, осознав, что все его старания пошли прахом, а раз так, можно уже и не изображать что-то этакое! – Куда уж обычному парню до тебя, да, дрянь питерская?

Он шагнул было к ней. Нет, ударить и не думал, а вот схватить за плечи, потрясти, душу отвести, глядя на её страх, утешиться хоть этим, внезапно очень захотелось.

Прилетевший в челюсть кулачок, разумно укрытый несколькими слоями плотной льняной ткани, отбросил его обратно в ванную, а Семён Семёнович, бросившийся ему под ноги и красиво заплетший конечности недруга, непринуждённо уронил его на пол. Кусок мыла, на которое прилетел несостоявшийся жених, доделал начатое хозяйкой и её котом.

– Нда.. надо было его сначала развернуть к двери, а потом стукнуть! – деловито посетовала Ирина. – Ааааабидна, однако! Интересно чего он так вопит? Cёмочка, ты не в курсе? Ну, на пол грохнулся и что? Отбил мозг сотрясением нижних полушарий? Эй, ты! Ударник матримониального фронта, чего ты так воешь? Чего-чего у тебя пострадало, болезный? Ой, нет, считай, что я не спрашивала. Вот это меня уже не интересует!

Выставить этого типа, травмированного в особо уязвимом месте обычным куском мыла, было не так просто, как кажется, но Ирина справилась, а закрыв и заперев за ним дверь, удалилась в комнату и… и вовсе даже она не плакала, а плюхнулась на кровать и рассмеялась.

– Это ж надо, а? Вошёл жаааних целый и невредимый, вышел брошенный, поцарапанный котом, ушибленный ванной в лоб, мной в челюсть, полом в филей и мылом в… самое дорогое, что у него есть – раз ни чести, ни совести, ни чувства собственного достоинства не наблюдается! Хорошо хоть мыльница в сражении не участвовала – мы бы ему вообще бы ничего целого не оставили.

Кот не очень понял перечень действующих лиц, зато чётко осознал, что враг изгнан с его непосредственным участием.

Вадим позвонил сестре как раз когда она готовила праздничный обед себе и Семёну Семёновичу – отметить баталию и собственную викторию, а заодно и конфузию бывшего женишка.

– Ты как? – обеспокоенный голос старшего брата почему-то заставил Ирину потереть глаза.

Макс звонил ей уже больше полугода, а Вадим всего несколько раз. И вот сейчас Ирина почувствовала, что ей становится тепло и с той каменно-заледеневшей стороны сердца, где жила память о старшем брате-гении, до которого ей никогда в жизни не дотянуться. Словно отвалилась эта ледяная зависть и извечное раздражение, разбитые вдребезги настоящим беспокойством и тревогой Вадима.

– Ира, ты плачешь? Слушай, я могу к тебе вылететь уже через… да вот уже часа через два с половиной. Билеты есть, я узнавал. Не расстраивайся, мы всё решим! А того мерзавца я лично на шашлык разделаю!

– Ваааадииим, – проскулила Ира, – Я его сама побила!

– Че – го? – Вадим решил, что ему послышалось.

– Я его треснула так, как ты меня как-то учил? Помнишь? Меня мальчишки обижали, и ты показал, как бить? Ну, мне лет десять было, я ревела и тебе мешала.

Вадим помнил. Помнил и уткнулся лбом в стенку от безнадёжного желания вернуться туда, обратно в детство, вытереть слёзы Ирке, поколотить всех мелких паразитов, которые её задирали, резко сказать деду, чтобы он не смел обзывать ЕГО СЕСТРУ бестолковой и тупой. Только вот ничего не вернуть, и ей пришлось во всём этом барахтаться самой.

– Ир, ты прости меня! Я виноват. Я так виноват перед тобой. Я не… не защитил. Я был бесполезен.

– Как выяснилось нет, – сквозь слёзы рассмеялась Ирина. – Я всё-таки запомнила, как надо бить, и мы с Семён Семёновичем и мылом почти добили моего бывшего жениха…

– А Мыло это кто? – осторожно уточнил Вадим. – Семён Семёнович – это кот, мне Макс сказал, а вот Мыло…

– Вадька, я тебя люблю! – расхохоталась Ирина, – Слышишь? Тебя и Макса.

Где-то в небесном пространстве между Питером, Москвой и Новосибирском шел настоящий ледоход и ломались вековые льдины, освобождая что-то крайне нужное этим троим.

Несмотря на осень и холодные ветра, несмотря на возраст и жизненный опыт, несмотря на… на все эти очень разумные доводы и том, что надо любить только себя, а всё остальное – пыль, из давным-давно растёртых в мелкий порошок привязанностей, возникало что-то очень-очень тёплое, важное и нужное. Крепкое и нерушимое, ценное и настоящее.

– Я тебя тоже! – Вадим не видел, как счастливо улыбалась Ирина, вдруг обнаружившая, что вместе с тем несчастными дyрнeм она, похоже, избавилась и от своего вечного одиночества.