Третий Генерал: Том VII (СИ) - Зот Бакалавр - Страница 31

— Как-то слишком часто я начинаю соглашаться с тобой, — сказал Пожарский. — Зрелище действительно из малоприятных, предатели ведут себя как нашкодившие школьники, которые вынуждены отвечать перед директором. Впрочем, всё это прямо идеальное продолжение этого нелепого бунта.

— Мне больше интересно действительно ли эти глупцы надеялись на то, что мы их не тронем после гибели императора? — Задал резонный вопрос Романов. — У них не было никаких шансов удержать власть. Даже с учётом… вмешательства неких безликих.

— Эти безликие могли и спровоцировать бунтовщиков ради хаоса, — поддержал «игру» старик. — Мы бы остались без правящего рода, пришлось бы решать, что делать с бунтовщиками и разбираться с многочисленными последствиями. Всё это время мы были бы слабы и уязвимы. Различные наши недруги обязательно воспользовались бы моментом.

— Полагаю либо нас полностью подчинили бы, либо раздробили бы страну на несколько кусков, — высказал я своё предположение. — В любом из этих двух случаев те, кто желает нам зла, получают необходимую власть, ресурсы и рабочую силу, которая не будет стоить им слишком дорого. Ужасный, но очень продуманный план.

— Тогда хорошо, что у этих людей ничего не получилось, — сказал Романов. — Барон, как насчёт того, чтобы послезавтра посетить мой дом? Пора бы обсудить как мы будем бить в ответ. Вас князь я тоже приглашаю на эту беседу.

— Я в этот день свободен, — говорю я.

— С удовольствием поприсутствую при этом разговоре, — сказал в свою очередь Пожарский.

Тут прозвучал звук колокола.

— Это будет очень долгий день, — с какой-то печалью в голосе сказал старик.

От автора: Постепенно пытаюсь выйти на регулярную выкладку в полночь, но с выходными раз в несколько дней. Объём глав также постепенно буду повышать до 15к символов минимум. Просто пока есть время немного отдыхаю и настраиваюсь на работу.

Судебное заседание длилось до позднего вечера. При этом лишь немногие из тех, кто пришёл на него, покинули его раньше времени. Кого-то уже здоровье подводило, у других были важные дела. И всё равно процентов так восемьдесят пять, может даже больше, остались до самого конца. Да, зрелище ужасное, всё и так ясно, но присутствовать надо. Для одни это долг, другим может даже интересно, а третьи хотят хоть как-то приобщиться к историческому моменту. Страну пытались сломать изнутри, но не получилось. И теперь мы либо идём до самого конца и Российская Империя вернёт былой статус великой державы, либо несмотря на все наши старания нас ждёт крах. Пока, к счастью для нас всех, всё идёт по первому сценарию. Будем пытаться сделать всё от нас зависящее, чтобы так оно и оставалось.

Самой последней партией арестованных, которую привели на суд императора, были его родичи. И вот они вели себя более-менее достойно не опускаюсь до истерик и попыток выпросить милость. Они вообще молчали, даже в итоге отказались от последнего слова, так что в этот раз всё прошло быстро, а император смогу сразу перейти к вынесению вердикта. На лице Виктор даже мускул не дрогнул, когда он озвучивал приговор — смертная казнь через обезглавливание. Большинство выживших бунтовщиков, которых тут даже не было, будут по-тихому расстреляны, им ещё в первые полчаса заседания вынесли такой приговор. Других лидеров ждёт уже публичный расстрел.

И только Рюриковичи-предатели будут казнены посредством отрубания головы. Жёстко, прям как в старину. Стоит ли всё доводить до такого? С моей точки зрения можно было обойтись всё тем же расстрелом, но и Виктора можно было понять — предательство со стороны близких самое страшное. А у его родичей было абсолютно всё, однако тем не менее они пошли на бунт. Поэтому их приговор самый жестокий.

Вот вроде ничего и не делал, толико сидел и смотрел, а по итогу чувствую себя как выжатый лимон. К одиннадцати часам, когда судебное заседание закончилось, я с Пожарским и Романовым вышли крайне усталыми. Мы считай с обеда втроём находимся вместе, даже сидели рядом.

— Выпить после такого хочется, — скзаал Пожарский. — Причём не вина или коньяка, а водки.

— А вы после водки завтра будете в состоянии передвигаться в вашем возрасте? — Спросил я усмехнувшись.

— Сопляк ты болтливый, Зотов. Но говоришь правду. Завтра ещё более важный день чем сегодня, надо быть в форме. А я парой стопок не обойдусь, не после этого… шоу.

— Сам бы тоже выпил чего-нибудь горячительного, — признался Романов. — На разных судах я бывал, пять раз сам выступал в роли судьи. Но всё всегда было проще. Обычные разборки дворян, случаи, когда две стороны могут договориться друг с другом лишь через суд и всё в том же духе. Сегодня всё тоже вроде было очевидно, но как-то это всё было чрезвычайно неприятно. И грязно.

— Зато родичи императора хотя бы смогли с достоинством пройти через это, — скзаал я. — Выглядели они подавленно, уже смирились со своей судьбой, но не были ни истерик, ни слёз, ни просьб сохранить им жизни. Уже что-то с учётом, что их приговор оказался самым жестоким.

— Сегодня они действительно смогли показать своё достоинство, но что будет завтра? — Задал вопрос Пожарский. — Оказавшись на глазах у народа будучи в шаге от смерти… Справиться с подобным давлением под силу самым стойким и сильным духом. И боюсь, что таких людей среди осуждённых на смерть будет не так уж много.

Старик прав. Мне в прошлой жизни довелось видеть много казней, иногда я сам выступал в роли палача. Бывали те, кто почти до самого конца держался хорошо, но в последний миг давали слабину. Особенно женщины. Чёрт, я прекрасно знаю, что именно женщины иногда самые коварные и опасные существа во всей грёбанной вселенной, но ненавижу казни женщин. У всех свои слабости.

И видимо не только у меня сей момент вызывает неоднозначные эмоции.

— Поговорю с Государём, пускай хотя бы немногих женщин, приговорённых к смерти, не будут казнить на публике, — сказал Романовы. — Плохое это дело, лучше обойтись без этого.

— Считай твоё предложение принято, — сказал кто-то позади нас.

Вся наша троица моментально обернулась. Мы уже давно одни остались в этом коридоре одни, но теперь к нам подошёл сам император.

— Государь, — мы тут же поклонились.

— Оставьте уже эти формальности, — устало махнул рукой Виктор. — Я сейчас устал едва ли не больше, чем за первый день бунта и мне уже нет дела до соблюдения всех правил, формальностей и даже за языком следить не особенно хочется. Насчёт казней женщин предложение толковое, мои люди сегодня ночью всё сделают как можно гуманнее. Хоть где-то я могу проявить свою милость. Остальных ждёт смерть завтра прямо на Красной Площади.

— И кого назначат палачами? — Спросил Пожарский. — Добровольцев будет маловато, никто не любит это дело.

— Несколько желающих всё же есть, особенно среди немногочисленных выживших в полиции и подразделениях, которые взбунтовались. Эти люди отказались пойти против меня и чуть не погибли из-за этого. Кое-кто из моей личной гвардии тоже готов исполнить свой долг. А вот что касается казни моих родичей… Видимо придётся всё делать…

— Мне, — перебил я императора чем вызвал удивление у всех собравшихся. — Вашего родича взял живьём в том подземном тоннеле, большую часть славы по подавлению бунта вы мне сами приписали. По всем правилам мне и доводить дело до конца. Без обид Государь, но вы сегодня уже показали, что готовы даже своих родичей отправить на смерть за их преступления. Больше ничего доказывать не надо, исполнить приговор может кто-либо другой. Мне будет куда проще сделать это и угрызения совести меня мучить не будут.

Рюрикович всерьёз задумался над моими словами. Он у нас, конечно, император и самостоятельная личность, но от такого предложения очень уж сложно отказаться. А затем меня и вовсе поддержали оба князя.

— Послушай парнишку, — сказал Пожарский. — Уж сколько я не ворчу на него, но рука у него действительно не дрогнет. И у него есть право выступить палачом твоей родни.