"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 41

Тем не менее, раз точно указано, где Игорева могила, были попытки ее отыскать. Имеются сведения, будто еще в Первую Мировую войну она была найдена… и разграблена. Легенда изложена в статье «Наконечник ножен меча из кургана близ Коростеня» (Фехнер М.В.). В 1980 году в Государственный Исторический музей архитектором П. Д. Барановским был передан бронзовый наконечник ножен меча прекрасной сохранности. Там говорится:

«В урочище под названием «Игорева могила», расположенном в 7–8 км к северо-востоку от Коростеня (летописного Искоростеня) в верховьях р. Ушипки – притока р. Уж, за околицей дер. Сынгай, он увидел курган высотой около 3 м, разрезанный широкой траншеей пополам. Своей величиной этот курган поразил еще В. Н. Татищева, когда он во время Северной войны в 1710 г. во главе отряда шел из Киева в Коростень. По словам Татищева, курган этот настолько высок, что подобному ему величиною нигде, кроме как в низовьях Волги, он не видал.

По рассказам местных жителей, за несколько дней до приезда П. Д. Барановского курган был раскопан стоящими у дер. Сынгаи солдатами накануне их перевода в другое место. В нем обнаружен скелет, рядом с которым лежал меч. Офицер, руководивший этими любительскими раскопками, меч взял с собой, а скелет приказал отнести в деревенскую часовню, где Барановский его осмотрел. При попытке поправить кости земля с них осыпалась и на пол упал роскошно орнаментированный наконечник ножен меча…»

Татищев написал по этому поводу следующее[52]:

125. Могила Игорева. При городе Коростене есть холм весьма великий на ровном месте близ речки, и до сих пор так называется, который и я в 1710 году, идучи из Киева с командою, осматривал; таковых хотя повсюду много находится, особенно на Донце скифские, гл. 12, но величиною подобного сему не видал, кроме что у села Царевщины близ Волги, при устье реки Сока.

Большая величина кургана (увы, не указанная) и впрямь должна была привлекать внимание: из 245 курганов, раскопанных в конце XIX века, только 7 имели высоту более 2 метров[53].

Наконечник, уцелевший после самодеятельных солдатских раскопок, оформлен в скандинавском стиле X века, вероятно, второй половины. Он упомянут в работе Ф. Андрощука и В. Зоценко «Скандинавские древности Южной Руси» (стр.155). Описан следующим образом: бронзовый наконечник ножен («Игорева могила», Коростеньский район, Житомирская область). Тип II:3 Paulsen 1953 или А-I-1 вариант 2 по Ениосова 1994. В центральном поле имеется ажурное изображение маски зверя с переплетенным лентовидным телом, выделенным двойным контуром. Стиль «Борре».

Добавим, что только на правом берегу Днепра найдено шесть мечей и шесть наконечников ножен скандинавского происхождения, не считая других видов оружия, украшений и так далее. То есть находка для региона не уникальная и наконечник не обязательно должен принадлежать именно Игорю, кроме него там были и другие представители русской дружины. К сожалению, мне нигде не встречалось упоминание о том, чтобы большой курган в нескольких километрах от Искоростеня был доследован или хотя бы осмотрен учеными.

Из этой легенды возникает вопрос: а по какому обряду Игоря хоронили? Новгородская I летопись пишет: «…изшедше древлянѣ из града Коростеня противу и убиша Игоря и дружину его, бѣ бо их мало, и погребоша Игоря»… Получается, что, по легенде, хоронили древляне, и обряд действительно древлянский: этому племени были свойственны трупоположения, почти без вещей, с насыпью сверху. Всего на их территории известно не менее полусотни курганов с погребением в насыпи. Вещи в собственно древлянских погребениях крайне немногочисленны, и оружие практически отсутствует. (Антонович нашел «боевые принадлежности» в двух процентах древлянских погребений, и среди них ни одного меча. Что, впрочем, неудивительно, поскольку меч – вещь элитарная и встречается штучно. Обнаружение каждого нового – небольшая сенсация.) В общем, это не значит, что народ был мирный, скорее, что у них не было прослойки профессиональных воинов, которые пользовались специфическими предметами вооружения и снаряжения, такими как щит, меч, шлем. В случае надобности народное ополчение воевало топорами, копьями (рогатинами) и стрелами. Но на территории древлян вполне могли находиться какие-то русские дружинные погребения – следы пребывания скандинавов в самом Искоростене весьма выразительны.

Если бы Игоря хоронили свои – жена или киевская дружина, – тогда применили бы, скорее, обряд камерного погребения: устроили бы в земле и целую комнату с множеством вещей покойного. Конечно, солдаты начала XX века не разобрались бы в обрядах (от деревянного покрытия стен и пола могильной ямы за тысячу лет остается лишь тлен), однако нашли бы гораздо больше металлических предметов. А здесь один меч. Но если Игоря хоронили древляне, то почему они ему оставили меч – вещь чрезвычайно дорогую, и к тому же зачем вооружать убитого тобой врага? «Князь Мал», кто бы он ни был, его скорее себе взял бы. А если участвовала Ольга (допустим, она сумела приехать в ближайшие же дни), то почему она устроила мужу погребение по чужому обряду и дала ему с собой только меч?

Честно говоря, мне кажется, что легенда о раскопанном кургане – народное творчество, созданное людьми, убежденными, что у древнего князя в могиле должен быть меч. Вот попал бы в распоряжение науки тот скелет…

Но легенда ловко прячет все концы (неведомые военные раскопали и тут же перевелись в другое место), и пока выходит, что есть лишь наконечник ножен эпохи викингов, чье происхождение основано лишь на рассказе. Но увы – нередко самые сенсационные находки делаются таким образом, что потом ничего ни доказать, ни проверить… И к лучшему, если это легенда. Уж очень было бы обидно, если бы материальное свидетельство одной из самых ярких древнерусских легенд просто уничтожили бы какие-то неведомые солдаты от нечего делать.

И вот, рассмотрев все истоки сложившейся ситуации, мы переходим к ближайшим последствиям Игоревой смерти.

Сразу после упоминания о могиле Игоря в земле Деревской, под тем же 945 годов ПВЛ пишет следующее:

Ольга же была в Киеве с сыном своим, ребенком Святославом, и кормилец его был Асмуд, и воевода был Свенельд, тот был отец Мстиши. Сказали же древляне: «Вот убили мы князя русского; возьмем жену его Ольгу за князя нашего Мала и Святослава возьмем и сделаем ему, что захотим».

Это следующая загадка нашего сюжета. Сразу возникает вопрос: а с чего это древляне решили, что после убийства князя русского они вправе пойти и взять его жену и ребенка? Почему Ольга, собственно, должна была прямо вот так сразу взять и выйти за убийцу своего мужа?

У Веры Пановой («Сказание об Ольге») древляне в этом случае проявляют какое-то первобытное простодушие.

«Она спросила:

– Как вы убили его?

Они ответили:

– Мы его, не обижайся, привязали к двум деревьям, пригнув их друг к дружке, потом их отпустили, и его тело разорвалось пополам. Уж очень он забрал много. И воск, и мед, и деготь, который мы думали обменять на топоры, тоже взял. Нехороший был человек. Вот наш князь Мал – хороший человек. Храбрый, и-и! Таких храбрецов свет не видел. И в охоте удачлив. Что тебе горевать об Игоре? Выходи за нашего Мала. Вдовой плохо быть, мы понимаем. Мы понимаем, что раз уж оставили тебя без мужа, то должны другого дать. Выходи за Мала, и дело с концом».

То есть брак с Малом Ольге предлагали в порядке честного возмещения причиненного ущерба. Может, в каменном веке это и прокатило бы. Хорошего же охотника предлагают, голодной с ним не останешься! Но на дворе было все-таки уже средневековье. И древляне разговаривали не с одинокой беззащитной вдовой, а с княгиней весьма могущественной державы.