Судьба королевского наследника (ЛП) - Джонс Амо - Страница 50

— Но люди, значит, все-таки попадают сюда?

— Вечеринки происходят здесь, поэтому они попадают сюда и к нескольким другим играм, в которые нам нравится играть, но многим людям нравится быть домашними зверьками. — Он пожимает плечами. — Трахнуть их хорошенько и кормиться от них несколько дней, прежде чем использовать принуждение, чтобы все стало лучше, и отправить их обратно.

— Кормиться в смысле? — спрашиваю я, предполагая, что знаю ответ, быстро понимая, что это не так.

— Их кровь или их энергия. Кровь Бездарных — как витамин для нашего вида, что-то вроде быстрой дозы кокаина. Заставляет их чувствовать себя на вершине мира после быстрого траха. Как Алекс с твоим маленьким приятелем Бенджамином.

Мое сердце падает к моим ногам. О боже мой, Бен!

Я ударяю по тормозам, мой пульс бешено колотится, по какой-то неизвестной причине подгоняя меня вперед, но боль в груди заставляет меня замереть. Я открываю рот, но Синнер перебивает меня.

— Он в порядке. Вернулся в свои милые маленькие коньки, притворяясь, что знает, как играть в хоккей.

— Пошел ты. Не говори так о Бене.

Синнер смеется, и по какой-то причине я решаю, что верю ему, и снова нажимаю на газ. Почти как волна уверенности, захлестывающая меня, что не имеет смысла, поскольку я доверяю этому ублюдку настолько, насколько могу себе позволить. И я не очень в этом уверена.

Съехав с шоссе, я делаю еще два поворота налево, медленно останавливаясь перед большой поляной. Темно-красные цветы разбросаны по травинкам. Это взрыв зеленого и бордового цвета, и когда я открываю дверь со стороны водителя, меня сразу поражает запах. Сахар и корица с легкой приправой мужественности.

— Ах, теперь это имеет смысл, — бормочет Синнер, выходя вслед за мной из машины.

Я прохожу несколько футов вперед, когда по моей коже пробегают мурашки. Подобно магнитному полю, я перевожу взгляд налево. Я напрягаю зрение, заглядывая за толстое дерево со свисающими вишневыми цветами, только эти цветы светятся. Буквально светятся.

Я нахожу то, что должно быть, подсознательно искала.

Появляется Найт, его рубашка давно снята, а джинсы расстегнуты. Тело мокрое, как будто он только что вылез из водоема, который я не могу видеть, но капли, скатывающиеся по его твердым мышцам, я вижу. Он встряхивает своими темными волосами, и я прикусываю щеку, наблюдая, как он вытаскивает маленькое полотенце из стопки. Он высоко поднимает его, вытирая лицо, и каждый дюйм его тела покрывается рябью.

— Срань господня, — выдыхаю я.

Голова Найта поворачивается в мою сторону, и я резко втягиваю воздух. В тот момент, когда его глаза встречаются с моими, его плечи опускаются, как будто при виде меня им становится легче. Я ловлю себя на желании, нет, на отчаянном желании добраться до него. Чтобы быть рядом с ним.

Его глаза скользят по мне, почти удовлетворенные тем, что я завернута в одежду, которую он мне дал, а затем его взгляд встречается с моим.

Дрожь пробегает по мне, мое внимание приковано к струйке воды, которая катится между его грудных мышц и не прекращается, пока не исчезает в темной дорожке, ведущей к его джинсам. Как я пропустила отметину на его животе в тот день на тропинке, я не знаю, но она есть. Ожог в форме какого-то гребня, но вместо сверкающего опала, как у Синнера, у Найта завитки кристально-голубого цвета.

Его пресс напрягается под моим вниманием, и мои бедра сжимаются при виде этого, потребность приблизиться почти невыносима.

Твердая грудь прижимается к моей спине, и моя поднимается с полным вдохом.

— Ты знаешь, малышка Эл, — шепчет Синнер мне на ухо. — Мы полностью идентичны.

Его смысл настолько ясен, насколько это возможно.

Зубы Найта впиваются в нижнюю губу, и он проводит полотенцем по волосам на затылке, прожигая взглядом каждый дюйм моего тела.

— Каждый из нас. — Его дыхание обдувает мою шею. — Каждый гребаный дюйм нас совершенно одинаков.

Найт опускает подбородок, и ветер обвивает мой торс.

— Да.

Я киваю, мои глаза прикованы к Найту, на самом деле не осознавая, что я говорю, но вынужденная сказать это в любом случае.

— Но ты — не он.

Синнер слегка стонет.

— Вот так, малышка, — бормочет он, его язык скользит по моей ключице и поднимается, пока его губы не встречаются с моим ухом. — Это был чертовски хороший ответ. — Его руки сжимают мои бедра. — Иди к нему. Возьми то, что он тебе даст.

Мой язык выскальзывает, чтобы облизать губы.

— Но…

— Никаких «но». Бери, Лондон. Позволь ему дать то, что он должен дать. Ты можешь сделать это для моего брата, не так ли, милая девочка?

Мой рот открывается, но я закрываю его, вместо этого кивая.

— Хорошо. А теперь иди.

Я смягчаюсь, и в тот момент, когда я это делаю, воздух, кружащийся вокруг меня подобно робкому торнадо, усиливается, увлекая меня через двор. Носки моих туфель касаются кончиков травы, пока я невесомо несусь, как управляемая погода, к ожидающему меня мужчине.

Найт смотрит на меня сверху вниз, костяшки его пальцев скользят по моему горлу, приподнимая мой подбородок. Его ноздри раздуваются, когда он глубоко вдыхает, резко опускаясь, пока его лицо не оказывается у меня на шее, а мои волосы в его руке. Он слегка тянет, из него вырывается небольшое урчание.

— Ты пахнешь им, — говорит он, но я не чувствую гнева.

А затем его язык следует точному пути, который только что проделал его брат, удовлетворенный стон покидает его, и я хватаю его за предплечье, нуждаясь в близости.

Найт наклоняется, пока моя задница не оказывается в его руках, мои ноги инстинктивно сцеплены за его спиной. Он сжимает мои ягодицы, его зрачки расширяются.

— Уходи, — говорит Найт, глядя мне в глаза.

— Я хочу понаблюдать за ней. Позволь мне.

Взгляд Найта скользит по моему лицу, останавливаясь на губах.

— Никто не заслуживает того, чтобы видеть ее, — говорит он так тихо, что я не уверена, слышит ли его близнец. — Уходи, — говорит он громче. — Я покажу тебе, насколько она хороша в другой раз.

Тишина, а затем:

— Она хороша, не так ли? Я знал, что она будет такой.

Найт кивает, и мое сердце официально горит, блядь, огнем.

Он опускает голову, его губы скользят по моим.

— Она так чертовски хороша, брат. Так хороша.

А затем его рот оказывается на моем, и он не смягчается по этому поводу. Он, блядь, пожирает меня. Овладевает мной все больше и больше, с каждым движением его языка по моему.

Его руки и губы слились со мной, забирая и требуя.

Он несет меня назад, укладывая на капот ярко-розового Ferrari и отводя мои колени назад, пока они, черт возьми, почти не прижимаются к капоту. Он придвигается ближе, показывая, какой он твердый. Он прижимается ко мне, и я чувствую все сквозь тонкий слой одежды, которая на мне.

Отрываясь, я задыхаюсь.

— Ты похитил меня.

— Ты не можешь похитить то, что принадлежит тебе.

Его губы снова захватывают мои собственные.

— Я не принадлежу тебе, — говорю я между поцелуями.

Найт щелкает по моим губам, его рука без предупреждения проникает за пояс моих леггинсов, прямо между моих ног. Моя спина выгибается, отталкиваясь от машины, и он толкает меня обратно ладонью.

— Да. Это так, — подтверждает он. — По крайней мере, пока, так что заткнись нахуй. Ты меня отвлекаешь, и я вроде как хочу заставить свою маленькую игрушку кричать.

Вспоминаются слова Синнера, и я решаю, что могу разозлиться из-за того, что меня забрали из дома позже.

Итак, я смыкаю губы, ложусь на спину и вызывающе приподнимаю бедра.

— Ну, тогда продолжай. Возьми то, что принадлежит тебе.

Найт не теряет времени даром.

Он рычит, срывая с меня штаны, прежде чем зарыться лицом между моих ног, его язык скользит взад и вперед, прежде чем его зубы сжимаются на моем клиторе, и он играет на мне, как на гребаной скрипке.

Я извиваюсь и стону, зарываясь руками в его волосы, и это подстегивает его еще больше.