Князь Беркутов-Туманный (СИ) - Горъ Василий - Страница 19

БИУС насмешливо фыркнул:

— Де-юре она тебе не жена. Поэтому ты вправе устроить чисто семейное торжество. И радоваться жизни числа до десятого марта: согласно местным правилам хорошего тона, приглашения на дни рождений глав родов положено рассылать за две-три недели. Кстати, список тех, кого нельзя не пригласить, я уже составила. Но показывать, пожалуй, повременю. Чтобы не загнать в депрессию…

Я мученически закатил глаза к потолку, тяжело вздохнул и подобрался, услышав две фразы, произнесенные совсем другим тоном:

— Тебя набирает Воронецкая. Настройся на серьезный разговор…

Телефон завибрировал буквально через мгновение, и я, приняв вызов, вслушался в голос Императрицы:

— Доброе утро, Игнат Данилович. Насколько я знаю, ваш «Антей» вот-вот приземлится, соответственно, даже если вы спали, то уже должны были проснуться. Вот и беспокою в столь ранний час…

Я посмотрел на часы, обнаружил, что уже четверть десятого, наткнулся взглядом на пиктограмму, информирующую о дне недели, сообразил, что в воскресенье это время действительно может считаться несусветной ранью, и сообразил, что туплю. Поэтому торопливо ответил на приветствие, сказал, что бодрствовал весь перелет, и снова превратился в слух.

— Что ж, значит, ваш разум не спит… — буркнула женщина и перешла к делу: — А это радует. Ибо у нас возникла проблема, требующая немедленной реакции. Для того, чтобы вы увидели ее во всей красе, начну издалека: как вы, наверное, догадываетесь, мы понимали, что пожалование вам титула вызовет неудовольствие большей части дворянства, соответственно, просчитали риски и подготовились ко всем наиболее вероятным реакциям. Но ни один аналитик не додумался до возвращения Карамзиной в свет. да еще и в вашей свите. А это событие вызвало эффект разорвавшейся бомбы и заметно обострило всеобщий интерес к вашей персоне…

Как я понял из дальнейших объяснений, мой «внезапный» уход в Пятно позволил спецотделу сравнительно безболезненно переключиться в более напряженный режим работы и взять под контроль ряд неких «проседавших направлений». Вот одно из них и выстрелило — аналитики генерала Ляпишева обратили внимание на резко увеличившуюся активность девиц, проживающих в Доме Гимназисток,

отследили их связи и выяснили, что за день-два до этого почти каждую «активистку» навестили родичи.

Само собой, подняли архивы камер СКН, но со смешным КПД — анализ записей позволил выяснить всего четыре задачи, опосредованно поставленные этим особам главами родов. И пусть три из четырех не напрягали — девушки должны были заинтересовать собой Полину и приложить все силы для того, чтобы превратить «случайное знакомство» в крепкую дружбу, зато последнее — приказ разобраться, кто ныне реагирует на попытку оскорбить Лаптеву, и где заканчивается предел терпения этого лица — взбесил до невозможности.

И тут Императрица перешла к выводам:

— Даже если этот приказ является самой верхней границей планируемого негатива в адрес девочки, то отвозить ее в Дом Гимназисток и оставлять одну нельзя. И если вы все еще не определились с выбором коридора возможностей под будущее Полины, то я позвоню Татьяне и попрошу ее под свое крылышко. То есть, забрать во дворец, поселить в своих покоях, оградить от стороннего…

Продолжения объяснений я, каюсь, не услышал, так как их заглушил голос Дайны:

— Это не игра, а настоящее беспокойство: Императрица уже считает Лизу с Полей своими и не собирается позволять кому бы то ни было включать их в свои расклады. Кстати, на самом деле ситуация намного хуже, чем выяснили подчиненные Ляпишева — один из родов решил превратить девочку в идейного информатора с помощью высококлассного психолога-гипнотерапевта, моря соответствующей химии и комплекса так называемых «тонких мотивирующих воздействий»!

Словосочетания, намеренно выделенные интонацией, пробудили ярость. Но беситься во время разговора с Воронецкой и при свидетелях было нельзя, поэтому я закрыл глаза, сжал левый кулак, который при всем желании не мог увидеть Витя, заставил себя успокоиться, дождался конца монолога Людмилы Евгеньевны и дал ответ на не озвученный, но подразумевавшийся вопрос:

— Я уже определился и по ряду важных причин выбрал нечто близкое к третьему «коридору». Так что заберу ее к себе и буду ждать обещанного пакета документов. А при личной встрече опишу разницу и попрошу о небольшом одолжении, которое, как мне кажется, существенно упростит нашу адаптацию к этому варианту будущего…

…Виктор оторвался от телефона только тогда, когда «Орлан» пошел на снижение. Выглянув в иллюминатор, увидев Домик Муз и прилегающую к нему часть Белого дворцового парка,

сообразил, что мы уже, можно сказать, прилетели, вспыхнул, встал, подошел ко мне и извинился:

— Прости: включился в работу и забыл обо всем на свете…

— На то она и работа… — отмахнулся я, но парень отрицательно помотал головой:

— В данном случае — нет: я пока не более чем сторонний наблюдатель, соответственно, был обязан расставить приоритеты иначе. Такого больше не повторится.

Я почувствовал, что он уперся, и просто кивнул. Этого хватило за глаза — Воронецкий облегченно выдохнул, истово поблагодарил всю нашу команду за бесподобный рейд, неустанную заботу и помощь в превращении в человека, заявил, что с него причитается, пожал мне руку и унесся к рюкзакам. Таня тоже наговорила всякого. Потом одарила меня благодарной улыбкой, расцеловала девчат и последовала примеру жениха. А Вика поклонилась, в очень знакомом стиле прижала руку к сердцу и заявила, что неделя, проведенная с нами, была самой счастливой неделей в ее жизни.

С десантированием не тупили — стоило квадрокоптеру коснуться крыши и вырубить движки, как эта троица выскочила наружу, в четыре намеренно укорачиваемых рывка допрыгала до «стакана» лифтового холла и исчезла за дверями. Потом Иришка снова подняла машину в воздух, а я набрал Арсения Никифоровича и сообщил, что мы уже в городе, соответственно, в течение четверти часа вернем Лизу домой.

Максаков пригласил, было, нас на завтрак, но я отбоярился, сославшись на дела, и «успокоил» расстроившуюся злобную мелочь утверждением, что мы прощаемся не навсегда. Она, конечно, все равно продолжила страдать, но за пару-тройку минут до очередного приземления вдруг посерьезнела и сделала еще одну попытку закосить под слабосилка:

— Игнат Данилович, может, мне все-таки стоит продолжить изображать Дружинницу?

Я отрицательно помотал головой:

— В это никто не поверит. А сомнения вызовут усиленный интерес. Кроме того, я хочу, чтобы вы с Полей предельно жестко поставили на место первого же желающего проверить вас на излом. Дабы показательное избиение одного придурка до смерти испугало всех остальных.

Тут девочка хищно раздула ноздри и недобро усмехнулась:

— Ради такого дела можно и потерпеть…

Потом заметила в наших глазах недоумение и объяснилась:

— Узнав, что я уже Ратник, дед потребует сохранить это в тайне. Значит, после показательного избиения первого желающего проверить нас на излом гарантированно накажет. Но это мелочи: мне настолько надоели школьники, кичащиеся чужими возможностями и самоутверждающиеся за счет тех, кто заведомо слабее, что перспектива нарваться на разнос нисколько не пугает…

В этот момент «Орлан» сорвался в пологое пике, и злобная мелочь, не без труда удержав равновесие, начала прощаться. А через пару минут следом за мной вышла из салона, шокировала деда с бабкой «фантастической» длиной рывка и весело затараторила:

— А я опять прорвалась и стала Ратником, поэтому под присмотром Ольги Ивановны, но совершенно самостоятельно убивала одиночное зверье девятых рангов, научилась вырезать шесть типов Искр, достойно выдержала целых два суточных марш-броска, заслужила аж четыре похвалы…