Повтор (СИ) - Каляева Яна - Страница 15

— Без проблем! Завтра в час. Люблю-целую.

Образованная дамочка, даже город не уточняет! И даже если она все-таки Кукловод… как говорили в одном старом фильме, «у каждого есть свои недостатки».

Приезжаю на место встречи пораньше и успеваю прогуляться по сонному в честь буднего дня туристическому городку. Честно говоря, слегка наслаждаюсь милыми сердцу отвратительными картинами. Вот пьяный бомжик копается в урне, в голос понося правительство, мигрантов и недостойную, с его точки зрения, женщину Светлану, которая не дает на опохмел. Вот тетка с перекошенным лицом орет горько рыдающему малышу: «Ты это нарочно, все нарочно делаешь, специально меня бесишь! В гроб меня свести хочешь!» «Карты не принимаем, только перевод или наличка. Туалета нет. Кофе растворимое», — раздраженно вещает густо наштукатуренная продавщица в забегаловке с сомнительной свежести выпечкой. Злые, усталые, несчастливые, но такие обыкновенные живые люди…

Домонгольские церкви массивны и основательны, словно русские печи. Интересные строения: посмотришь на них девять раз и увидишь только массивный сарай, а на десятом взгляде вдруг замрешь, пораженный удивительной соразмерностью — будто это здание построено и вписано в местность единственно возможным образом. Входной портал проходишь действительно как портал в другой мир — резко меняются температура воздуха, акустика и то, что ты видишь.

Народу — никого, только ветхая бабуля продает билеты у входа. Внутри невзрачная тетка в дешевом полиэстеровом шарфике на голове разглядывает фрески. Думаю, что Алия не может так выглядеть — но, разумеется, это именно она. Не оборачиваясь ко мне, Аля говорит таким тоном, будто мы с ней уже несколько дней вместе осматриваем достопримечательности:

— Самое интересное в иконе «Страшный суд» — это всегда ад. Ангелы и святые — вот эти плотные ряды граждан с нимбами — прописаны в каноне вплоть до последнего крестика на одежде. А ад оставлен на усмотрение каждого отдельного живописца. Вот тут, внизу. Слева — очередь на вход в рай… плотненькая такая, как на маршрутку… справа — адские муки.

Голые грешники в аду висят на цепях — точь-в-точь марионетки на веревочках. Должно быть, иконописец не был мастером передачи эмоций, потому что лица им намалевал довольные, ухмыляющиеся, некоторым даже безмятежные.

Пытаюсь поддержать беседу об искусстве:

— А кто это внизу по центру, между раем и адом? Ни туда, ни сюда…

Там действительно нарисован юноша в короткой юбке, влюбленно обнимающий столб. Лицо у него хитрое — будто он всех удачно обманул — но, возможно, имелось в виду какое-то иное выражение.

— Это, Саша, очень интересный персонаж, — Аля поворачивается ко мне. — Известен как «милостивый блудни́к». По преданию, этот кадр причинил другим людям много добра, однако до старости гулял от жены налево и, что особенно важно, ничуть в этом не раскаивался. В итоге подвис вот так между раем и адом — ни туда, ни сюда. В православном каноне же нет чистилища. Образ используется в иконографии как своего рода свидетельство противоречивости человеческой натуры.

— По идее, таких должно быть намного больше. А он один между двумя толпами праведников и грешников…

— Да, совершенно с тобой согласна, — Аля дружелюбно улыбается. — Но для того зашоренного времени признание хотя бы за одной личностью права не быть черно-белой уже было своего рода прорывом… Хотя в действительности о каждом из изображенных здесь святых можно рассказать немало чертовски занимательных историй. Но мы точно для этого с тобой встретились?

Киваю на широкую лакированную скамью без спинки:

— Присядем? Долгая история.

Мы садимся, и я рассказываю все, что удалось выяснить — даже про Олину реакцию на выезд из города, хоть и неприятно делиться такими личными вещами с этой стервой. Скриншоты составленных Лехой статистических отчетов показываю со второго, купленного в ларьке телефона — на основном стоит заглушка. Алия — не тот человек, которому я хотел бы доверять, но то, что произошло с моим городом, намного хуже.

Алия слушает спокойно, кивая и иногда хмурясь, словно прикидывает что-то в уме, а потом спрашивает:

— Примерную площадь города помнишь?

— Что-то вроде двухсот квадратных километров.

— М-да… Даже если затронута не вся территория, то чтобы оказать настолько заметный эффект, требуются сотни одаренных… полтысячи, не меньше. Допустим, заехать они могли бы под видом туристов… Но собрать и организовать такую толпу людей с примерно одинаковым Даром невозможно, не оставив следов. Я еще проверю по своим каналам, но такая движуха не осталась бы незамеченной. Скорее всего, тут другое.

— Сверхдар?

— Ну да… Значит, наш сумрачный гений Кукловод перешел на это дерьмо.

— Алия, мне уже поперек горла намеки, будто ты что-то знаешь. Не понимаю, ты так значительности себе пытаешься придать?

— Саня, дорогой, я совершенно готова все тебе рассказать, вот хоть прямо сейчас на этой скамейке! — Аля обезоруживающе улыбается. — Правда, знаю я не так много — больше предполагаю, но чем богаты, как говорится. Вот только что бы я тебе ни сказала — ты же мне не поверишь. Подумаешь, что я манипулирую и вру. Даже если я тебе сообщу, что Солнце взошло на востоке, ты позвонишь в обсерваторию и уточнишь.

— Ты можешь перестать наводить тень на плетень и просто рассказать все, что знаешь или думаешь? О Кукловоде и его планах, о трансформации Дара в сверхдар, о той чертовщине, которая превратила мой город в долбаный зомби-лэнд?

— Хорошо, — покладисто соглашается Аля. — Факт, которого ты, скорее всего, не знаешь, но вряд ли он тебя шокирует: на деятельности Штаба кто-то неслабо так наварился. Средства выводились по нестандартной схеме, довольно остроумной, так что концов теперь не найдешь…

— Не удивлен.

— Не удивлена, что ты не удивлен. А дальше уже только домыслы. Наш Кукловод… кстати, это не я, но тут тупик — какие бы доказательства я ни привела, тебя они не убедят… сам придумай, как это подтвердить, если сможешь. И убить тебя пыталась не я, это вообще не мой стиль, мне люди интереснее живьем. Так вот, он-она-оно — явно человек продуманный и целеустремленный. Давай посмотрим на его действия и попытаемся понять, в чем могла быть его цель. Зачем нужно было похищать людей и месяцами мариновать их в подвалах, превращая в сверходаренных? Чтобы что?

— Дестабилизация обстановки?

— А если подумать? Сильно ли две состоявшиеся атаки и одна, предположительно, намеченная дестабилизировали обстановку? Кровавый хаос в поселке городского типа и взрыв одного ядерного реактора не погрузили бы страну и мир в постапокалипсис. Зато все это нагнетает ровно тот уровень тревоги, при котором создается чрезвычайный штаб с экстренными полномочиями и огромным, слабо контролируемым бюджетом… А доступ ко всему этому богатству получает тот, кто оказался в нужное время в нужном месте. Что не так сложно, если заранее знать, где именно прорвет трубу.

— Ты хочешь сказать, что прорывы были нужны только для того, чтобы возник Штаб по борьбе с прорывами?

Аля мотает головой — шарфик слетает, обнажив растрепанную, как обычно, голову. К чему вообще эта игра в благочестие, это же музей, не действующий храм…

— Слишком сложно, не правда ли? Присосаться к бюджету можно и без таких спецэффектов. Больше похоже на обкатку технологии. Тут уже достаточно удобно держать руку на пульсе борьбы с этой обкаткой. И следить, чтобы поступающая противнику информация только уводила его от понимания сути технологии.

— Но ты-то у нас умница-разумница, тебя на кривой козе не объедешь? Ты проникла в суть?

Аля усмехается краешком рта:

— Вот честное слово, лесть и интриги — не твое это, Саня… Я с некоторой долей вероятности могу предположить, в чем заключается ядро технологии, которую Кукловод обкатывал, одновременно старательно отводя нам глаза.

— Коротко и простыми словами. Не забывай, с простым, как валенок, выходцем из пролетарского квартала разговариваешь.