Поклянись мне (ЛП) - Уилсон Сара - Страница 46

Я вскакиваю со стула и наклоняюсь над мусорным ведром как раз вовремя, чтобы опорожнить в него свой желудок. На этот раз, вместо того, чтобы подавлять боль от того, что Иззи ушла, я позволяю ей поглотить меня. Я позволяю всем эмоциям захлестнуть меня разом. Это, блядь, меньшее, чего я заслуживаю за то, что повернулся к ней спиной, когда она нуждалась во мне больше всего. За то, что не доверял ей, когда все, что она когда-либо делала, — это открывалась мне. Все, что она когда-либо делала, — это любила меня, а я бросил ее на растерзание волкам.

— Черт! — Я рычу, поворачиваюсь к отцу и братьям. Мой отец и Марко оба бледны, вероятно, думают о том же, что и я. Пока Энцо свирепо смотрит на меня из угла. Ему не нужно озвучивать свои мысли. Это он все время говорил, что она невиновна, а я был слишком большим придурком, позволив своей уязвленной гордости и эго взять верх вместо того, чтобы прислушаться к нему.

— Вы все можете поехать в Чикаго и разобраться со всем, пока я остаюсь здесь и присматриваю за делами, — говорит он без эмоций в голосе, прежде чем выйти из комнаты, даже не оглянувшись на нас остальных.

— Последние шесть дней ее удерживали в поместье ее отца, — говорит Алек, и я, папа и Марко немедленно приступаем к действиям, готовя команду и планируя наилучший подход к ситуации.

Алек собирается уйти, но прочищает горло, поэтому мы все прекращаем свои занятия и поворачиваемся к нему.

— Есть кое-что еще, она хотела передать тебе сообщение… — говорит он, не сводя с меня глаз. — Она хотела, чтобы я передал тебе… идти к черту за то, что когда-либо сомневался в ней. — Он сжимает мое плечо в знак утешения, пока я делаю глубокий вдох и закрываю глаза.

Мне чертовски жаль, детка.

Хотя в самой глубине моей души я знаю, что сожаления никогда не будет достаточно. На самом деле, я думаю, что, возможно, потерял ее навсегда, и это было бы именно то, чего я заслуживаю. Я подвел ее. Я подвел нас.

Мы добираемся до Чикаго за три часа, что, на мой взгляд, все равно недостаточно быстро. Я чертовски нервничаю, когда мы подъезжаем к дому Бьянки. Я не мог усидеть на месте весь полет, и в итоге все два часа, пока мы были в воздухе, я расхаживал взад-вперед по проходу, не в силах думать ни о чем, кроме ужасного испытания, которое, должно быть, пришлось пережить Иззи за последних шести дней.

Я открываю дверцу машины и вылезаю прежде, чем Марко успевает остановить машину. Мы привезли с собой сорок человек на трех отдельных самолетах, поскольку не уверены в безопасности, которую мой придурок тесть установил вокруг своего дома.

— Все помнят план? — Спрашиваю я, и вокруг меня раздается шепот.

Мы решили выставить двадцать человек вокруг дома, чтобы присматривать за всем и быть наготове на случай, если они нам понадобятся, пока я, Марко и наш отец поведем еще двадцать человек внутрь.

Мой отец, брат и я ведем мужчин вверх по ступенькам ко входу, первый идет впереди нас с Марко и с помощью тарана выламывает входную дверь. Мой отец, может, и не так молод, как когда-то, но он никогда не упускает возможности вмешаться и запачкать руки, особенно когда это касается его семьи.

Мы входим в дом и сразу же поражаемся виду трех мертвых охранников, разложенных в холле, все они лежат в луже собственной крови. Я хмурю брови и смотрю на Марко.

Что, черт возьми, происходит?

Меня охватывает паника при осознании того, что кто-то мог напасть на базу и похитить Иззи. Если то, что сказал Алек, правда, и Антонио действительно замешан в торговле людьми, то это может быть местью, и кто, блядь, знает, что кто-то сделает с дочерью такого скользкого ублюдка, как Бьянки.

— Лука, — говорит мой папа, и я поворачиваю голову в его сторону, чтобы увидеть, как он протягивает записку, содержащую одно слово. Подвал.

Я бросаюсь вперед и направляюсь в подвал, мы изучали чертежи дома, когда составляли план, так что я точно знаю, куда идти. Я распахиваю дверь в конце коридора и сбегаю по ступенькам с поднятым пистолетом и тяжелым чувством страха, поселившимся у меня внутри. У подножия лестницы есть большая металлическая дверь, которая осталась приоткрытой.

Я делаю шаг вперед и медленно открываю дверь, пытаясь подготовиться к тому, что, черт возьми, я собираюсь обнаружить внутри.

Я вхожу в комнату, и мой взгляд фокусируется на двух фигурах, которые занимают пространство. Я готовился найти свою жену раненой, избитой или, черт возьми, мертвой.

Чего я, черт возьми, не ожидал увидеть, так это моего тестя, привязанного к стулу, или эту маленькую сучку Алесси, привязанную к столу и хнычущую. Я выдыхаю с облегчением, прежде чем меня осеняет осознание того, что я понятия не имею, где моя жена.

Я подхожу к Антонио и даю ему пощечину, так что он просыпается. Его глаза распахиваются, как только я вступаю в контакт, и он издает раздраженный стон.

— Где, черт возьми, Иззи? — Рявкаю я.

— Откуда, черт возьми, мне знать, где моя сучья дочь? Это она, блядь, убила половину моих людей и повторила отметины на том мешке с дерьмом, который он ей сделал… — Он указывает на то место, где Алесси привязана к столу. — А потом привязал меня к гребаному стулу, как свинью. Маленькая сучка, блядь, сумасшедшая, бормотала себе под нос о том, что хотела оставить тебе гребаный подарок на развод, — говорит он, качая головой и выжидающе глядя на меня, явно ожидая, что я развяжу его и позволю уйти. К этому времени Марко и наш отец присоединились к нам в комнате, но они отступают, позволяя мне взять инициативу на себя.

Я должен заставить себя не думать о том, что он сказал об Иззи, отражающей отметки, которые ей ставила Алесси. Мысль о том, что ей причинят боль, вызывает у меня желание сжечь весь этот богом забытый город дотла. И развод? Это случится только через мое мертвое, гребаное изуродованное тело.

— Не смотри на меня в поисках помощи, ты, кусок дерьма. Ты похитил мою гребаную жену, и что? Блядь, избил ее.… Я собираюсь поступить с тобой гораздо хуже. Черт возьми, ты заслуживаешь потерять одну-две конечности за то, что посмел назвать самую гребаную драгоценную женщину на земле сукой и ничтожеством.

Не то чтобы ты не называл ее так и даже чаще за последние несколько дней.

Ты такой же плохой, как и они.

Ты не заслуживаешь того, чтобы мстить за нее.

Ее жизнь была бы лучше, если бы тебя в ней не было.

Нет. Неа. К черту это. У меня есть только одна причина жить, и это она. Я скорее вырежу себе сердце, чем позволю, чтобы с ней снова что-нибудь случилось.

Мой взгляд переключается на придурка, который ударил Иззи ножом в спину после того, как позволил ей поверить, что он мужчина, на которого она может положиться большую часть своей жизни, и на этот раз я позволяю ярости взять вверх.

Я подхожу к нему и рассматриваю синяки и раны, уродующие его тело. Я проглатываю тошноту, которая угрожает появиться во второй раз за сегодняшний день при виде него. Не потому что мне не похуй на него, а потому что я знаю, что у Иззи такие же отметины на теле.

Тело, которое должно оставаться заключенным в стекло, которому, черт возьми, следует поклоняться, а не покрываться шрамами.

— Ты сделал это с ней? — Спрашиваю я, указывая на его тело, и он смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Теперь, когда я стою ближе и могу как следует рассмотреть его раны, я вижу, что у него вывихнуто плечо, под глазом синяк, а со лба капает кровь. Его руки и ноги покрыты крошечными порезами. Его рубашка разорвана, а ребра и торс покрыты синяками.

У меня перехватывает дыхание при мысли о том, какой одинокой, должно быть, чувствовала себя Иззи, пока была заперта здесь, внизу. К стене прикреплена цепь, а на полу в углу комнаты кровь, и я знаю, я просто, блядь, знаю, что это ее, что здесь ее, блядь, держали.

Меня также пронзает приступ гордости за то, что она смогла в одиночку расправиться с людьми своего отца и освободиться. Это действительно не должно меня удивлять, она самый чертовски сильный человек, которого я знаю.