Гулять по воде - Иртенина Наталья - Страница 38

• Предыдущая
• 38/54
• Следующая

– Я, – кивает. – А не очень-то в этих башмаках удобно ходить, сильно неустойчивые, все время в воду сбрасывают.

– А, – говорит Студень, – вот ты чем занималась там.

А сам от водоступов не отрывается, глядит жадно.

– Это я так, – отвечает она, смущаясь будто, – попробовать просто.

И снимает башмаки.

– Дай я попробую просто, – говорит Студень и хватает водоступы, пристегивает к ногам. – А, верно, если упражняться, можно в них по воде ходить, как шамбалаец.

– Можно, – она отвечает. – Для чего только?

– Для того, – сказал тут Студень и умолк, потому как объяснить не может. Вместо этого спрашивает: – Ты про Черного монаха знаешь?

– Слыхала, – улыбается.

– Ну вот, – говорит Студень. – Для того.

Встал и к воде идет, на надувных подушках ноги высоко задирает, как цапля. Вдруг повернулся назад.

– А если сейчас монстра вылезет, не боишься? – спрашивает.

Она опять улыбается:

– Не вылезет, – говорит. – Она теперь спит.

А Студень еще медлит в воду залезать.

– Откуда ты хоть взялась такая?

– Пришла, – отвечает она. – А какая – такая?

– Не знаю. Странная.

Она смеется.

– Странствую, вот и странная.

– Ты бродяжка? – удивился Студень. – Хочешь у нас жить?

– Хочу, – говорит, – а где у вас?

– В монастыре. Только там не очень мягко.

– Ничего, мы привыкши.

Студень кивнул и вступил на воду. Одну ногу поставил, вторую передвинул, так два шага прошел и вдруг бултыхнулся – ноги разъехались. А дно неглубокое, по костям ударило, и встать обратно на подушки не очень получается. Так копушился в воде, будто лягушка в сметане, а бродяжка на берегу звонко смехом заливалась. Раздосадовал тут Студень, на коленках выполз, башмаки с ног сорвал и говорит через зубы:

– Все равно научусь. Меня Черный монах во сне к озеру ведет по воде гулять. А как же я буду по ней гулять, если не умею?

– Научишься, – отвечает бродяжка. – Только эти башмаки не надувные, а надувательские. В них по воде ходить – дивного города в озере не увидеть.

Студень помолчал, голову свесив, и говорит:

– Да и сам знаю. А просто очень хочется, хоть и в башмаках.

Тут бродяжка взяла его за руку и повела наверх к монастырю. Студень только водоступы подцепил, а она торбочку из кустов вытащила.

– Как тебя звать-величать? – спрашивает Студень.

– Аленка я, – она отвечает, – а зови Алькой.

– Меня Студень, – и тут сконфузился, – Егор то есть.

– Знаю, – говорит бродяжка. – И друзей твоих знаю.

– Откуда? – удивился Студень.

– А это же вы на моей рисовальне подписи оставляли.

Студень встал, будто в землю врытый, рот раскрымши, а потом говорит вполкрика:

– Так это твоя шифровальня расфуфыренная на стенах?! Вот так дела. Что ты там такое нашифровала, отчего даже Баба Яга чуять стала не пойми что? Неспроста же это!

– А не скажу, – улыбается бродяжка. – Что зашифровала, то и пусть стоит.

Тут они к монастырю подошли и Башкой были встречены.

Стоит Башка, ровно памятник Кушкину, голову на грудь надвинул и дорогу им с фонарем заступает.

– Это что за неясное явление и мимолетное видение? – спрашивает. – Нам гостей не надобно.

– Это не видение, – говорит ему Студень и руками машет от волнения. – Это она шифровальню на стенах малевала. – Тут он себя по лбу стукнул и спрашивает бродяжку: – И Черного монаха ты, выходит, нарисовала?

Она плечами весело жмет:

– Выходит.

– И эта туда же, – скрипит Башка зубами. – Опять этот Черный монах. – И Студню говорит: – Ты иди на свой матрас. А ты, – бродяжке, – уходи отсюда. Тут женщинам нет места.

– Раньше, может, и не было, – отвечает она задиристо и косицами взмахивает, – когда монастырь монахами обживался. А теперь я тут останусь.

– Она бродяжная, – объясняет Студень, – живет нигде. Пусти ее, – просит.

А бродяжка сама за себя постоять могла. Огляделась по-хозяйски и заявляет:

– Тут как раз нужна женская рука, а в разбойных шайках тоже женщины бывают, некоторые даже в атаманшах.

Башка на Студня мрачно поглядел и глазами много чего наобещал.

– Ничего такого я ей не говорил, – клянется Студень. – Она сама. Ты откуда знаешь? – спрашивает ее.

– Ничего я про вас не знаю, – отвечает бродяжка, – а только если вы тут живете и от всех прячетесь, значит, вы шайка.

– А может, мы монахи? – говорит Студень.

Она смеется.

– Не похожи.

– Мы не монахи, а душегубы, – сказал тут Башка, – потому беги отсюда скорее, пока не испугалась. Да не думай в милицию идти, а не то сама знаешь чего.

– Вот еще глупость, – она отвечает, – никуда я отсюда не пойду.

И, Башку миновав, направилась в мшистую церковь без крыши. Там в уголке пристроилась, камешки с пола в сторону смела и прикорнула, а торбочку под голову положила.

Башка рукой махнул и в подвалы ушел. А Студень одеяло со своего матраса схватил, булку из пакета стащил и отнес все бродяжке. Она булку съела, водой запила, одеялом закрылась и заснула, а во сне улыбалась.

После Студень предъявил Башке и Аншлагу надувательские башмаки-водоступы, и стали все трое над этим думать. Башка говорит:

– Чего тут долго рассоливать, шамбалайца такого-сякого надо на чистую воду вывести, а как он есть бессмысленное рыло, то и сделать по соответствию. Только следующего выступления дождаться, небось еще себе такие башмаки сделает.

На том и решили да спать разошлись.

Ночью Студню опять тот сон приснился, да такой страшный, что наутро он с матраса подскочил и, никому не сказавши, в город убежал. Башка, пока Студня не было, опять к бродяжке приступил, чтоб уходила прочь и не мешалась им. Только она его не слушала, а все по хозяйству женской рукой переделала что надо. Перестирала, перемыла, два мешка мусора на костре сожгла, потом Аншлагу велела сесть и длинные волосья ему обкорнала. А Башка от нее вывернулся и не стал стричься.

К вечеру Студень обратно прибежал, запыхался и сразу в крик истерический пустился, чуть по земле не катается. Еле дознались от него, в чем причина. А он, говорит, во сне видел того, со стесанной будто мордой, и будто бы тот Студня почти сцапал и лицо с него сам пытался снять, а Черного монаха-то и не было на помощь. Вот Студень и перепугался да как ошпаренный побежал куда глаза глядят. Полдня незнамо где бегал, а вдруг в лавку какую ни то зашел, чем торгуют, не разглядел, только продавца хорошо рассмотрел.

– Это он! – кричит. – Тот, со стесанной мордой, я его сразу узнал. И он меня тоже. Теперь мне конец будет!

Бродяжка его успокаивает, по голове гладит, шепчет чего-то, а он в траву повалился и лежит, будто помирать совсем собрался.

– Ну хватит, – говорит ему Башка, – пузыри пускать. Завтра пойдем в ту лавку, а там посмотрим, что это за морда такая страшная. А если не страшная, то я тебя прикладным средством живо вылечу от припадков.

Бродяжка всю ночь со Студнем, как с малым дитем, просидела, сон его стерегла, и наутро он в себя полностью пришел, даже в страшную лавку не упирался идти.

Отправились вдвоем – он и Башка. По улицам в приблизительном месте поплутали и наконец отыскали что нужно. Название над дверью висело – «Лавка ужасов». Башка, прочитав, ухмыльнулся, а Студень белый стал, как чистая простынь. В витрине лавки разные страсти выставлены: резиновые маски страшилищ, тыква с мордой вырезанной, череп оскалистый, еще древняя пыточная машинка.

Башка Студня в спину толкнул и сам дверь открыл. Вошли в лавку, там никого нет, а по полкам товар разложен. Повертели головами, пощупали всяческие страсти и ужасти, Башка резиновую морду взял и разглядывает. А только хотел на себе померить, явился продавец. Лицом, правда, невыразительный, как резиновый, а сам обыкновенный и смотрит скушно. Башка Студня в бок усиленно пихнул и шепчет:

– Как это ты его узнал, если у него рыло самое обычное и никакое не стесанное?

• Предыдущая
• 38/54
• Следующая