Драконьи булочки (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 24

Шольц с важным видом поднял указательный палец и произнес:

– Присоединение к мировому магическому полю! Вот так это называется! Видно, вы, дамочка, начали бычить на его невесту, а он и присоединился к полю по самое извините!

Ристерд кивнул – такая версия его вполне устроила. Мы с Ораном переглянулись.

– Оперативно-розыскные мероприятия начну сегодня же, – заявил полицмейстер. – Верну вам ваши инструменты, не сомневайтесь. Но и работягам своим скажите: если инструмент лежит на газоне, то считается выброшенным. А выброшенному тут всегда быстро руки и ноги приделают.

Он покосился в сторону пустого места там, где был магазинчик канцтоваров, и добавил:

– Вон, был дом заброшенный – увели, гвоздика не потеряли! Так что делайте выводы.

Женевьева мигом убрала из глаз слезы, кокетливо улыбнулась и, взяв Ристерда под руку, спросила:

– Можем ли мы с вами побеседовать наедине, господин полицмейстер? Я женщина слабая, в этих краях чужая. Могу рассчитывать только на стража порядка!

Ристерд утвердительно качнул головой и кивнул Шольцу:

– Собери-ка мне творожку свежего, сливок, да хлеба! Дама умеет варить кофе?

Женевьева сверкнула глазами и ответила:

– Дама умеет не только кофе. Идемте скорее!

***

Они удалились в сторону полицейского участка, и Шольц мрачно произнес:

– Все, пропал Ристерд. Сейчас она ему там омлет сообразит на завтрак, ну и все, пропал мужик.

Я с сомнением посмотрела на молочника: он выглядел полностью уверенным в своей версии. Под омлетом в народе подразумевалось не только блюдо из молока и взбитых яиц.

– Он же верен клятвам, которые дал Эве, – напомнила я. Шольц только плечами пожал.

– Да что там клятвы, когда тут столичное обращение? Ладно, пойдемте, зима кусается.

Он поднялся в лавку и о чем-то заговорил с Большим Джоном – я видела в окно, как гном показывает Шольцу каравай так, словно это был кусок золота.

– Ты правда ничего не помнишь? – спросила я, придержав Орана за руку.

– Правда. Просто выбежал на крики. Понял, что тебя могут ударить, обидеть и… – он сделал паузу. Добавил: – А потом пустота. Во мне что-то вспыхнуло. Очень странное ощущение.

Оран снова говорил отрывисто и коротко, как в день нашего знакомства.

– Похоже, ты был прав, – сказала я. – Твой огонь освобождается. Вдруг и правда связь истинной пары сможет снять проклятие?

Оран недоверчиво посмотрел на меня, словно я шутила с тем, к чему не имела права прикасаться.

– Вдруг это и правда так… – пробормотал он. – Послушай, Джина, я никому не позволю причинить тебе вред. Веришь?

Я улыбнулась. Когда он так говорил, когда так смотрел, душу озаряло яркое летнее солнце.

Если это не любовь, то где тогда она?

– Не верю, – сказала я, – а знаю. Вот бы наша связь и правда смогла снять твое проклятие? Ты бы снова смог летать.

В глазах Орана скользнула холодная лента тоски. Когда-то он учился, чтобы стать директором крупнейшего музея – а теперь пек круассаны на краю света и, наверно, забыл, как прекрасен полет, какой дивной может быть земля под драконьим крылом.

Но он все вспомнит. Он обязательно вернет себе небо и полет – а я буду рядом.

Человек не сможет лететь рядом с драконом крылом к крылу. Но можно же лететь на драконьей спине, вряд ли Оран станет возражать.

– Я даже мечтать об этом боюсь, – признался Оран. – Этого ведь может не случиться.

Я ободряюще улыбнулась и сжала его руку.

– Тогда мы с тобой просто будем жить дальше. У тебя будет твое кондитерское искусство. У меня пекарня.

– И мы будем друг у друга, – кивнул Оран и улыбнулся. – Отличный план, мне нравится.

Мы зашли в молочную лавку, а вскоре стали приходить и покупатели. Алпин, передавая пакеты с хлебом и круассанами, рассказывал, что сегодня начнется восстановление пекарни, и скоро она снова будет радовать поселян – пусть не в привычном месте, зато со знакомым ассортиментом. Вскоре Оран ушел заниматься новой партией круассанов, а со стороны заброшенного дома понеслись стук молотков и голос пилы: как выяснилось, ребята Копилки не все забрали с собой.

Я отправилась в мясную лавку и пришла как раз в тот момент, когда Шеймус начал закладывать в котел аккуратно нарезанные кусочки мяса. Внизу уже расположилась целая подушка из тонко нарезанного лука и морковки, и запах от нее поднимался просто сногсшибательный.

– Снова у вас лишние хлопоты, – вздохнула я. Шеймус только рукой махнул.

– Окстись, Джина, какие хлопоты, о чем ты вообще? Я вчера недельную выручку сделал на этих ребятах. Приходите еще, как говорится.

Он отправил в котел последние куски мяса и кивнул в сторону ведер с картошкой.

– Вот это добро сверху размещу, пусть лопают.

– Слушайте, как насчет усиленных поставок мяса в мою пекарню? – спросила я. Шеймус вопросительно поднял бровь, и я объяснила: – У нас там будет не только выпечка, но и горячие блюда. Котел бы я у вас тоже выкупила.

Шеймус кивнул.

– Хорошее дело. Я с тобой буду по-честному, с лучшим мясом без обрезков. Но и ты меня деньгами не обижай.

Я улыбнулась.

– Все будет в вашу цену, Шеймус, я торговаться не собираюсь. Одно дело станем делать.

– Вот именно, – кивнул мясник, закрывая котел крышкой. – Всему поселку хорошо будет, ну и нам с тобой. Что, твоя зеленая братва инструменты со стройки попятила?

Я рассмеялась. Хорошо звучало: моя зеленая братва. Джина Сорель, леди Макбрайд, хозяйка хлебов, владычица выпечки и атаманша орков!

– Ну, Женевьева Готье решила, что так и было.

– Так ей и надо, – бросил Шеймус. – Неприятная дамочка, липкая. Пусть прыгает, как хочет, ей тут все равно места не найдется.

Ободренная такими словами, я вышла на улицу. Светало, и день предстоял важный, наполненный делами. Сегодня приедет каркас пекарни и начнется сборка здания. А нам надо будет заказать плотные листки с меню – снова придется ехать в Макбрайд, договариваться с тамошней типографией. А еще…

Меня ударило в грудь и отбросило в сугроб. По телу расплескалась горячая волна, вышибающая дух, и кто-то в стороне завопил, зовя на помощь.

А потом пришел еще один удар – и вместе с ним тьма.

Я очнулась от того, что в руку кольнуло что-то острое, и Ричард Спелл произнес:

– Сейчас оклемается.

Меня кружило и качало, словно в самом центре водоворота. Открыв глаза, я увидела, что лежу на диване в своей гостиной, рядом стоит Ричард со встревоженным лицом, и Оран держит мою руку.

Дракон смотрел так, словно в нем оборвалось что-то очень важное. Словно весь его мир готов был рухнуть, но устоял. Тревога, волнение – все это были слова, которые никак не могли описать того глубокого, очень искреннего чувства, которое сейчас смяло лицо Орана.

Он сжимал мои пальцы так, будто жизнь зависела от того, насколько крепко он держит.

– Что это было? – прошептала я. Ричард, который явно столкнулся с такой проблемой впервые, только руками развел.

– Поди знай! Сперва думали, что в тебя стреляли. Но следов от пуль нет, выстрела никто не слышал. И крови тоже нет.

– Принесли вас сюда, – сказал Большой Джон, который стоял чуть поодаль, сокрушенно покачивая головой. – Я боялся, что гробовщика надо звать да батюшку. Но вы ничего, задышали у родных дверей!

– Как ты? – глухо спросил Оран, и его голос дрогнул. Я прислушалась к себе: ощущение было таким, словно я попала под тот молот, который на заводах плющит металл.

– Так как-то. Сильное притяжение к дивану, – попыталась пошутить я. – Что это было?

Если кто-то и мог объяснить, что со мной произошло, это был Оран. И он, судя по тому, как потемнели его глаза, прекрасно понял, что случилось.

– Это был Хлыст, – мрачно ответил он. – Заклинание, каким бьют драконы. Ты попала под двойной щелчок… – Оран провел ладонями по лицу и выдохнул: – Джина, то, что ты жива… это просто чудо какое-то. Обычно Хлыст убивает сразу.