О моём перерождении в сына крестьянского 1 (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович - Страница 11

Но это если я себе экстерьер не подправлю.

А я ведь могу.

Порог десятого уровня и взятие класса давно остались позади. Причём класс я выбрал хороший, довольно разносторонний: Маг Достоверных Иллюзий. Ну да В-ранговые, то есть выдающиеся, классы плохими не бывают. В моём арсенале, помимо десятка заговоров, хорошо отработанных даже с вариациями, есть полноценные заклинания, аналогичные чарам и первого, и второго круга. А если я хорошо сосредоточусь – смогу выдать и мощность, вполне достойную третьего круга. Что, прямо скажем, внушает... для моих лет так тем более.

Мой текущий уровень – тринадцатый. Ранг угрозы – необычный. У меня три общих особенности, причём две из них имеют героический А-ранг, да и третья отстала не сильно; сверх того одна классовая особенность, выдающаяся – собственно, как сам класс.

...и пока я нарабатывал вот это вот всё, я задолбался. Конкретно. Под самую пробку.

Которую, чую, скоро может вышибить с силой, достаточной, чтобы вторую космическую набрать. А может быть, сразу третью.

Достало!

Ещё в первой жизни я по своей натуре был ярко выраженным интровертом. Меня не напрягало, если целую неделю или две приходилось сидеть дома в одиночестве, не перемолвившись ни с кем ни единым словом. Вторая жизнь эту черту даже усугубила, превратив меня в настоящего отшельника. Потому как почти всю её сознательную часть я именно что отшельничал. Помаленьку дичая.

Но пусть проклянут меня все злые боги этого мира, буде таковые существуют, если я рад сидеть под землёй и в очередной раз разносить полигон всяким разным боевым!

Короче, люди. Вы мне нужны, если не для поговорить, то хоть для поругаться. Так что я иду искать.

И кто не спрятался – я не виноват.

– Фить! Пацан! Подь сюды. Ты чьих будешь?

Мелкий, обряженный в довольно чистые, но очень грубо скроенные и неладно сшитые обноски, по возрасту уже почти готовый принять судьбу – а если из ранних-даровитых, то, может, уже и принявший – остановился. Но подходить не стал. Просто медленным, не вполне естественным движением повернул голову на голос. Глянул из-под полуприкрытых век, бросил с полусонной ленцой:

– А ты сам-то чьих, дядя – и зачем интересуешься?

Однорогий Бык (для друзей и краткости просто Бык) насупился.

Происходящее ему разонравилось резко и в полноте.

Когда взрослый мужчина, имеющий рост под притолоку, кулаки в рубцах и неплохо развитый уже класс, обращается к незнакомому и нищему сопляку втрое моложе, этот самый сопляк не может вести себя вот так.

Вообще. Совсем.

Однако же вот, ведёт. Словно ощущает себя сильным, равным, а то и старшим. Ни опаски, ни пристойной и понятной ноты заискивания...

Это неестественно, это необъяснимо. А тем самым опасно.

К тому же сам сопляк выглядел как-то... неприятно. Вот вроде бы всё при нём: не урод, не рахит, не меченый. Волосы тёмные, обрезанные коротко и не особо ровно (самостоятельно ножиком резал, не иначе), глаза тёмно-карие, кожа бледная... хм, если так подумать, то даже слишком бледная, словно он из какого-то подземелья вылез... упитанный и крепкий, насколько можно понять вот так, по одному взгляду. Только всё равно какой-то неприятный. Словно червь дождевой: не опасен, можно брать руками...

Но всё равно не хочется.

Бык даже слегка пожалел, что вообще окликнул этого вот, но слово не воробей. И кореша рядом стоят: всё видят, всё слышат.

Придётся продолжать. А там как пойдёт.

– Я, пацан, из здешних. То есть зареченских. Волчанский. Однорогий Бык меня звать.

Опора на авторитет не помогла. В смысле, ничего не поменяла.

– Рад знакомству, – всё же поворачиваясь навстречу корпусом, но по-прежнему стоя на месте, странновато улыбнулся сопляк. – Ну а я ничей. Вернее, я свой собственный... мальчик.

– Сирота, штоль? Откуда?

– Издалека. Из Малых Горок, что в баронстве Хадер.

– Тю! – выдал один из корешей Быка, а именно Крыс Второй или Корноух. Хиловатый, зато башковитый (за что глава потайников зареченской стороны, Бурый Волк, его и ценил, а Бык внимательно слушал, почти не перебивая). – Так Малые Горки ещё в позатом году сожгли дотла. И жгли шедийские наёмники графа Корбанига, так что выживших там не было и быть не могло.

– Какая замечательная осведомлённость, – сказал пацан, к которому уже даже в мыслях слово «сопляк» лепиться не хотело. – Быть может, уважаемый – уж простите, что не знаю, как вас называть – в курсе даже и того, какие именно шедийские наёмники жгли баронство Хадер?

– А тебе зачем знать?

– Сейчас незачем. Мне так. На будущее.

И добавил странное:

– Мало ли как оно повернётся. Земля круглая, вдруг за углом свидимся? Не с наёмниками, так с тем же графом Корбанигом. У него же тут, в столице, свой домишко есть, а?

– Опасно говоришь, пацан.

– Жить вообще опасно. Но в колодце ныкаться, через трубочку дыша, пока твой дом горит так, что тушить некому, опаснее прям в разы. А слова – это так, колебания воздуха. Стоят ровно столько, сколько говорящий. Так что, уважаемый, новых подробностей про наёмников не отсыплешь? Или про графа?

– Про наёмников нет, а про графа можно, – медленней обычного сообщил Корноух, пристально вглядываясь во внезапного собеседника. – Но у таких слов цена есть, знаешь ли.

– Знаю. И готов проставиться хорошим пивом на всю честную компанию... для начала. Чтобы не на сухую разговоры разговаривать.

– Пацан, да у тебя ж нет на пиво, – не выдержал Бык.

– Есть.

Откуда появилась серебруха, Бык не углядел. Но появилась. Прозвенела-заблестела, запущенная в воздух с ногтя, упала на ладонь. Якобы деревенский якобы из Малых Горок накрыл её второй ладонью, развёл руками с широко расставленными пальцами, повертел кистями туда-сюда. Улыбнулся щербато.

Нет монетки.

– Ловко, – признал Крыс Второй. – Ладно, пойдём в пивную, посидим да погутарим.

– Ведите, уважаемые!

– Не. Ты вперёд, мы следом. Сперва туда, к домине о трёх поверхах, а там укажем, куда свернуть.

– Ну, можно и так.

Пока шли, угляделось ещё кое-что неправильное. Осанка, например. Черноногие ведь сызмальства сутулы – либо кажутся таковыми – потому как гнут спину и перед землицей, и перед начальством, даже самомалейшим. А пацан не сутул, выя у него для деревенского (или даже служилого, или купеческого) шибко жёсткая. Или вот руки. Не бывает таких у тех, кто ими хоть что-то делает! Нежные ручки, чистые, гладкие. Девичьи прям – и то у тех же швей погрубее, а о прачках и речи нет. В дерюгу одет, притом видно, что ношеную – но пахнет... можно сказать, что не пахнет вовсе. Разве что травами да чуток ещё дымом; и то слабенько так, малоубедительно.

А походка? Тихая да мягкая – чисто тать. Не матёрый, нет – но всё же, как мог бы завернуть под настроение Корноух, «склонность прослеживается».

Чем дольше глядел на нового знакомца Бык, тем крупней становились мурашки, марширующие у него по спине.

Находиться рядом с этим мутным мальцом, словно из разных людей сшитым магом-живорезом Багрового Ковена (из тех, которые ручных монстров на продажу кроят и могут, если не врут шепотки, человека раскроить не сильно хужей), хотелось всё меньше. Даже возможность хлебнуть дармового пивка уже как-то не радовала, если к ней такая вот кумпания приложена.

Но, опять же, слово сказано – не воротишь. Насчёт него всё тот же пацан сказал верно: цена ему та же, что говорящему. И кто попусту треплет языком, тот резко падает в цене.

Место, куда четверо привели одного, в столичном Заречье выделялось не сильно. Дом как дом: основание с полуподвалом кирпичные, притом кирпич – обожжённый, не сырец какой; первый и второй этажи деревянные, чердак под крышей жилой, сама крыша черепичная. Всё как у всех.

Вообще Заречье (если иметь в виду ту часть, которая во втором кольце стен) – вполне приличный конец. Мастеровой да служилый. Вот между вторым и третьим кольцами – там, конечно, да, приличий меньше. А уж что на выселках порой творится... впрочем, вот это недорогое, тихое место внутри второго кольца, где в полуподвале кормят и поят, а на этажах и под крышей углы сдают, тоже не такое простое. Обычное разве что с виду. И если не знать, что пониже подвала с ледником есть ещё один, не всем открытый подвал; а под тем подвалом – два прохода в уже настоящие подземелья.