Возрождение (СИ) - Рави Ивар - Страница 24

— Навигацию можно исправить, а что касается пилотирования, — Ната победно улыбнулась, — я пилот звездолетов от класса «Сатурн» до тяжелых крейсеров класса «Зевс». «Варминт» мне тоже знаком, пилотировала на симуляторе.

— Но там не меньше пятнадцати вооруженных людей, даже если мои соплеменники не будут принимать участия в защите звездолета, — Ульрих опустился на место и покачал головой, — к сожалению это утопическая мысль.

Дождавшись перевода, я спросил немца:

— Вы же покинули звездолет около пяти лет назад?

— Да, — коротко ответил инженер, не понимая к чему я веду.

— Это Африка, — я развел руками, — здесь опасность на каждом шагу: ядовитые змеи, инфекционные болезни, львы, крокодилы, слоны, воинственные племена дикарей.

— Реабилитационная криокамера была исправна, — отмахнулся Ульрих, — если человек не умер биологически, камера вытаскивает даже безнадежных.

— Ульрих, — теперь настала моя очередь назвать немца по имени, — моя жена вбила себе в голову, что ей нужен этот звездолет. Само собой, что хотелось бы получить его без кровопролития. Даже если звездолет критически неисправен, это колоссальные технологии, неоценимые в нашем положении. Если нам всем суждено остаться в этом временном промежутке, подумайте, насколько начинка звездолета может упростить и обезопасить нашу жизнь. В вероятность того, что он исправен и сможет вернуться в вашу эпоху, лично я мало верю, но оставлять такое грозное оружие в руках обезумевших фанатиков-лягушатников, все равно что добровольно пойти на виселицу.

Последние слова явно тронули немца, его лицо нахмурилось и на нем отобразилась борьба: Ульрих наверняка вспоминал как несправедливо поступили с немцами. Он попытался отговорить нас от этой идеи, ссылаясь на неадекватное поведение Николя Маркози, первого помощника самолично убившего капитана Штиблет.

— Я не говорю, что буквально завтра мы пойдем на штурм и завладеем звездолетом, — положив руку на плечо немца, легонько похлопал его, — но лягушатники должны ответить за свои преступления.

Со слов Ульриха на борту звездолета, в момент его бегства, оставалось еще шестеро немцев. С учетом убитого капитана, троих мертвых навигаторов и Дина, спутника немца по побегу, выбывших было семеро. Шестеро мертвых и живой Ульрих, восседавший в настоящее время рядом с нами. Второй пилот с амнезией — криокамера с этим не могла справиться. Если Эммануэль Сакрони выжил, то в живых на «Романо» девятнадцать человек. Вычтем из них шестерых немцев, Ульрих не сомневался в их поддержке, когда дело дойдет до боя. Итого тринадцать французов во главе с отъявленным негодяем Маркози. Не будь у лягушатников дезинтеграторов, вопрос решился бы за считанные минуты.

— Силовое поле Третиньяка работало в момент вашего бегства? — Ната вспомнила о том, что я совсем забыл. Это проклятое поле делало невозможным проникновение внутрь живых существ. Более того, оно спокойно выдерживало даже огонь из дезинтегратора, что уж говорить о луке и стрелах с ружьями.

— Работало, но только на тридцать три процента от базовой мощности, — инженер, оседлав любимого конька собирался углубиться вглубь вопроса, но у меня были еще вопросы.

Два дня, проведенные на звездолете Ульрихом после аварийной посадки, были малоинформативны для нас, но я старался выжать из него максимум. Инженер ничего не смог ответить о распорядке дня — те два дня, что он провел с командой, никто никуда не отходил от звездолета. Полипринтеры для пищи и воды были исправны, силовой поле работало и угрозы для экипажа не существовало.

— Прошло почти пять лет, за это время многое могло измениться, — напомнила Ната. С ее мнением можно было согласиться — не станут люди сидеть внутри или рядом со звездолетом годами. Между ними обязательно возникнут распри, кто-то не выдержит замкнутого пространства, что-то из оборудование может сломаться. Надежды на расходование энергии дезинтегратора было мало — если ядро корабля работает, подпитка происходит автоматически. При самом худшем раскладе против нас тринадцать человек, точнее сверхчеловек, так как они защищены силовым полем и у них дезинтеграторы.

— Мы подумаем об этом завтра, — пробормотал, копируя слова одной книжной героини.

— Ты говорил, что у тебя есть много интересного, может покажешь?

Ульрих с воодушевлением показывал свой Мингартен: кузница у него получилась зачетная, мой первый прототип был жалким в сравнению с этим произведением инженерного искусства.

— Это древесный уголь? — я указал пальцем на гору угля позади кузницы.

— Каменный, высшего качества, — с гордостью ответил Ульрих, подводя нас к ископаемым. — мы когда с Дином бежали, я заметил обвал берега реки, где в лучах солнца бликовали камни. Думал кварц, но это оказался уголь. Вспомнил о нем позднее, когда решил делать кузницу.

— А доставляли по берегу?

— Плотом катамаранного типа, жаль он сейчас далеко, показал бы, — инженер оседлал своего конька. Водяную мельницу он также не смог показать, до нее было часа полтора хода. В одном месте, Вольта, вытекая из озера образовала пороги. Именно там и соорудил мельницу Ульрих, чтобы использовать энергию потока.

— А мельница зачем, вроде злаков у вас нет? — На мой вопрос немец улыбнулся.

— Дикая рожь растет по всему свету, главное ее найти. Мне повезло, — бесхитростно закончил Ульрих.

Энтузиазм и энергия этого человека удивляли: если мне повезло с американцами, попавшими в мой мир, то ему все приходилось делать одному. И во многом Ульрих добился более впечатляющих результатов, что не могло не вызывать уважения.

Но главной особенность Мингартена оказался сад плодовых культур: трех-четырехлетние саженцы дикой яблони, сливы.

— А это, — инженер остановился у небольшого деревца, сплошь усыпанного красными гроздями небольших плодов.

— Рябина? — ляпнул я первое, что пришло в голову.

— Кофе! — торжественно объявил Ульрих, нежно поглаживая грозди. — В этом году впервые плодоносит, но думаю, что это настоящая робуста.

— Вот уже действительно Миргартен, — восхищенно протянула Ната, — у вас только что появился первый покупатель на кофе.

— Компаньон, фройлян, компаньон, — поспешил заверить немец, — ведь мы друзья и надеюсь эта дружба будет нам всем на пользу.

Еще полчаса мы провели, обсуждая выгоды из тесного взаимодействия наших народов, Ульрих гордился своими Ранаати как я своими Русами. Вопрос с невестами тоже решился довольно быстро — мужская смертность в этом племени была существенно выше, чем женская и чаще всего связана с крокодилами, населявшими данные берега в изобилии.

Поделившись с гостеприимным немцем тем, что было у нас, получили пару гроздей еще незрелого кофе: Ната не утерпела.

Переночевали на берегу — весь экипаж «Руси» вместе с Бером, находившимся в засаде, был принят крайне благожелательно, а Санчо так вообще был окружен женским вниманием. Я снова обратил внимание Ульриха на сильный перекос в племени в сторону женщин.

— Это все «схапити», — словно нехотя процедил немец, заставив меня вспомнить лицо чернокожего с желтой краской. Ната хотела спать, поэтому отложил до утра дальнейшие расспросы про таинственных «схапити».

У Ранаати мы провели три дня: изголодавшиеся по малочисленности мужчин женщины племени охотно согласились связать свою дальнейшую судьбу с Русами. Ульрих кривил душой, когда говорил, что в случае битвы победа нам достанется тяжелой ценой, во всем племени насчитывалось два десятка воинов, не считая пары пожилых калек. А вот женщин было вдвое больше — по меркам каменного века Ранаати являлись крепким середняком по численности. Редко какое племя превышало шесть или семь десятков, кормовая база регулировала численность населения. Если племя разрасталось, часть его отделялась и начинала самостоятельную жизнь. Это было продиктовано необходимостью, при отсутствии сельского хозяйства и подворья, большое племя быстро вырабатывало кормовую базу своего места обитания.