Меченый. Том 1. Второй шанс (СИ) - Савинков Андрей Николаевич - Страница 21

Пробежался по списку тех, кто «спонсировал» генсека. Тут были очень интересные личности, включая Алиева, которого категорически не устраивал приход к власти «ленинградцев», того же Шеварнадзе — получается я «кинул» Эдика на бабки, ну и ладно, чего ж теперь, не возвращать же взятку — и не состоявшийся серый кардинал Перестройки Яковлев. Интересно, откуда у бывшего посла СССР в Канаде и нынешнего директора ИМЭМО могут быть лишние двести кусков баксов, которыми он авансировал Горби в надежде на последующий перевод в Москву. Впрочем, учитывая последующие события, догадаться не сложно, вряд ли это была прямая вербовка со стороны западных спецслужб, но вот в умении аккуратно подсадить наверх благоприятно расположенных к ним вражеских чиновников англосаксы равных себе однозначно не имеют.

(Шеварнадзе Э. А)

Короче говоря, все это понятно, оставалось только теперь разобраться, что с этим делать. Под «этим» я имел ввиду чемоданчик с советскими и иностранными дензнаками, а также золотыми монетами, заныканный у меня в спальне. Память Горби услужливо подсказала, что при переезде в Москву идущий на повышение партиец тащил заветный багаж сам, не доверяя его носильщикам и рабочим. А еще, что делать с отдельными «товарищами», которым раньше я, исключительно для повышения лояльности, регулярно отсыпал небольшие премии «в конвертах». То-то я стал замечать от Шарапова странные взгляды, которые он на меня бросает. Зря не стал более подробно копаться в памяти реципиента, только глянул, могу ли я полностью доверять своему главе секретариата — пришел ответ, что «да», могу. А вот о причинах такой лояльности осведомиться я и не додумался. Ошибка, товарищ генеральный секретарь, ошибка!

— Так! — С раздражением, в первую очередь на себя и во вторую — на бывшего хозяина тела прихлопнул открытой ладонью по столу. — Не хочу больше вообще вот этого слышать от тебя. Я главой самой сильной державы на планете становился не для того, чтобы тебя шмотками импортными обеспечивать. Закрыли тему и больше не поднимаем.

Отставил недопитый и уже опять успевший поостыть чай в сторону, взял блокнот и всем видом показывая, что разговор на этом окончен, поднялся на второй этаж в спальню. Вздохнул тяжело, как будто перед прыжком в воду и прикрыв за собой дверь достал из-за шкафа тот самый чемоданчик. Сразу видно, обыска Горби не боялся, а может просто опыта в этом деле не было, любой заинтересованный человек нашел бы его заначку за три минуты. Впрочем, действительно, о чем это я, кто бы решился проводить обыск у члена Политбюро.

Щелкнул замком, открыл. Ну что ж, все так как я и помнил, пачки советских рублей в банковской обмотке, — я взял пару, провел пальцами, новенькие банкноты, «полтинники» и «четвертаки», интересно, почему потом от банкнот в двадцать пять рублей отказались — приличная такая стопка. Больше ста тысяч, даже не представляю, зачем они вообще могут быть нужны в СССР, что на них покупать. Отдельно отсек с валютой, привычных долларов почему-то меньшее количество, много германских марок, фунты и пара пачек совсем уж экзотических швейцарских франков. Интересно, я в прошлой жизни в Швейцарии бывал, но в руках их валюту держать не доводилось, везде картой платил, а тут вот такое богатство. Ну и монеты — классические «червонцы», смотанные в столбики по двадцать, кажется, штук. Забавно, уж скоро сто лет как империи нет, а ее монеты — зачастую отчеканенные уже сильно позже — все равно имеют хождение. Пусть и вот такое подпольное, которое правильнее будет назвать «лежанием».

— Ну что, Миша, ты у нас богатенький Буратино, — меня даже немного на смех пробило. Там в «кассе партии» сорок ярдов лежат которыми пользоваться можно без особых ограничений, а тут у меня под матрасом сотня «косых». А ирония главная заключается в том, что за те бабки, даже если я их стырить захочу, практически невозможно привлечь, а за эти копейки могут «вышак» приклеить и помазать лоб зеленкой. Понятное дело, это крайне маловероятно, но все же… Закрыл чемодан обратно и сунул на место, сел на кровать. — Ладно, с этим разберемся, лишними деньги не будут все равно, вот только что с идеологией делать? Это конечно вопрос…

Главная проблема с коммунизмом была в том, что при наличии целого института Марксимза-Ленинизма и кучи людей, которые должны по идее двигать и развивать государственную идеологию, никакого развития-то и не было. Никто нихрена не исследовал и даже не пытался двигать теорию в будущее или хотя бы подогнать ее под современные реальности. Вся эта толпа бездельников занималась только одним: писала научные работы от том, что «учение Маркса-Ленина всесильно, потому что оно верно». Ну то есть свели передовую некогда экономическую идею, сумевшую перевернуть мировую историю, к религиозному поклонению, религиозное же поклонение в свою очередь не приемлет никакого развития.

Поэтому мы имели государственную идеологию, застрявшую где-то в тридцатых годах двадцатого столетия и совершенно не важно, что с тех пор полвека прошло, обстоятельства поменялись, поменялся и социализм, и капитализм, которому апологеты коммунизма свое учение противопоставляли. И в итоге вся пропаганда наша била в пустоту, какая уж тут вера в неизбежную победу коммунизма, скажи такое серьезному человеку, подумают, что ты либо идиот, либо провокатор, не известно еще что хуже.

И главное, было совершенно не понятно, как сломать эту косность и при этом не уничтожить всю систему. Нужна была дискуссия, поиск новых целей и задач, новое в конце концов понимание самой идеи коммунизма. Ну глупо же в действительно опираться на жившего сто тридцать лет назад Маркса и молиться на его «манифест коммунистической партии». Пора признать, что этот этап мы преодолели, женщин от бытового рабства освободили, забрали у капиталиста право на владение средством производства, отдали всю власть пролетариату — ха-ха, как же конечно, бред сивой кобылы, но пусть — ввели всеобщее образование и самое лояльное в мире в мире трудовое законодательство. То, что коммунизм не наступил, не делает учение Маркса ошибочным, — невозможность нахождения всех ответов на вопросы математики в учебнике алгебры за шестой класс, не делает саму книгу бесполезной, — просто нужно двигаться дальше.

Только вот как и куда двигаться? Проблема в том, что послезнание тут мне помочь не могло, не было в будущем стран победившего коммунизма, после грянувшего в конце двадцатых кризиса остались только страны проигравшего капитализма. Ну и Китай, но не считать же его коммунистическим, Китай к этому времени уже тоже был как тот Троцкий. Была байка, — впрочем, подтверждений ее даже моя идеальная память не сохранила — что вроде как Ленин его редиской назвал, красным снаружи и белым внутри, ну вот и китайцы тоже только внешнюю атрибутику сохранили фактически.

В 1917 году все было просто и лозунги были простые. Землю — крестьянам, фабрики — рабочим, интеллигенции — тюрьма, дворянам — штык в пузо. За это люди готовы были идти вперед и умирать. Потом была индустриализация и опять же все понятно — мы строим заводы сегодня, чтобы завтра жить лучше, с войной еще проще — убивай ты, чтобы не убили тебя, потом восстановление. Но годы идут, а качественного скачка все не происходит и тут уже даже самые тугие начинают задавать вопросы.

Что с этим делать, я не имел ни малейшего представления, и поэтому на пустой странице в моем блокноте так и осталось одно сиротливое слово «Идеология», подкреплённое тремя большими и очень удручающими вопросительными знаками.

Ну и конечно о разговоре этом, об откровенности высказанной жене Горби, я потом пожалел. И так сложные отношения с Раисой Максимовной после этого дня стали совсем прохладными. Горбачева ведь на самом деле отнюдь не из семьи партноменклатуры вышла, отец ее — обычный работник железной дороги, не какой-то там большой начальник, ну и показалось мне, что можно с женой говорить честно. С кем если не с ней? Но видимо тридцать лет «околопартийного» стажа уже сказались — не могли не сказаться, точка зрения, как известно, определяется точкой сидения — на мироощущении.