Меченый. Том 1. Второй шанс (СИ) - Савинков Андрей Николаевич - Страница 14

— Я Михаил Сергеевич, за Липецк не отвечаю. Не уполномочен, — было видно, что моя речь Гришина не сильно впечатлила. — А за торговые дела в Москве могу отчитаться при необходимости.

Не мог и мы оба это знали. Во многом благодаря резонансному Елисеевскому делу Гришин и лишился даже теоретической возможности уместить свое седалище в самое главное кресло страны. Торговля вообще была той дурно пахнущей кучей, которую партийцы старались по возможности не замечать и не прикасаться. Убраться не уберешь, но весь измажешься совершенно точно. Отнюдь не повидлом.

— Ты не ершись, Виктор Васильевич, проблема ведь гораздо глубже. Если бы вопрос стоял только в том, что кто-то там пиво не доливает, или сапоги, скажем, из-под полы продает, то было б не большим горем. Проблема во всей системе принятия решений, — тут я уже я вступал на тонкий лед. Если упоминать «отдельные недочеты» еще было можно, то говорить о системных проблемах, было совсем не принято. На уровнях пониже чем Политбюро это легко могло положить конец карьере. — Я вот тебе принес подарок. Узнаешь?

Я наклонился и щёлкнув замком портфеля достал оттуда книгу. Положил ее на стол и подвинул Гришину.

— «Избранные речи и статьи» Гришин В. В. — прочитал первый секретарь надпись на обложке. Это была его «собственная» книга, изданная в 1979 году после назначения его в Политбюро. Можно сказать, что подобная книга была штукой, положенной по должности. — Узнаю, зачем ты мне ее принес.

— А я вот перед тем, как к тебе идти, подготовиться решил, — я натянул самую «искреннюю» из своих улыбок. — В библиотеку зашел районную. Книга вообще-то на руки обычно не отдается, только в читательском зале ее положено изучать. Но для Генерального Секретаря сделали исключение.

— И? — Гришин все еще не понимал к чему я веду.

— А ты открой форзац. Посмотри сколько человек брали твою книгу за эти шесть лет. Могу подсказать — ни одного. Чистый формуляр, девственный, можно сказать, меня первого туда вписали.

— Это в качестве насмешки что ль? — Гришин нахмурил брови.

— Да какая насмешка, Виктор Васильевич, тут не смеяться нужно — плакать. Или ты думаешь мои что ли «статьи» и «речи» читать кто-то там сильнее будет. Я не о том. Смотри, — я развернул книгу, открыл на последней странице и ткнул пальцем. — Политиздат, тираж сто тысяч экземпляров. Тебе сто тысяч как члену Политбюро. Был бы генеральным, напечатали бы двести, я уточнял, у товарища Андропова было столько. Смотри какая бумага — плотная, полиграфия качественная, по высшему сорту сделано. И вот отпечатали твоих сто тысяч, Романова — сто, Громыко — еще сто, моих двести. Развезли по библиотекам, положили на полку и все — через пятнадцать лет спишут по времени. Получается, что даже в таких мелочах — полнейшая бесхозяйственность. Вроде все при деле, а толку… Толку ноль целых ноль десятых, понимаешь?

— Так ведь идеология, Михаил Сергеевич, — это же важнейшая сфера, ты не прав…

— Какая идеология? Говорю же никто не читает! Никому это не нужно. Нет если бы формуляр был бы до корки заполнен, страницы потрепаны. Пометки, там на полях, я не знаю… Тогда — вопросов нет, идеология. А какая идеология в том, что книга просто лежит на полке без всякого толку. И ведь такой макулатуры выпускается ежегодно… Миллионы томов. А скорее десятки миллионов, если не сотни. Меня генеральным только выбрали, а на столе уже глядь записка. Говорят, нужно пускать в редактуру материалы, а то как же — глава государств, а публикаций серьезных — нет, не порядок. А надо это кому-то или нет, никто даже не пытается думать.

— Ну да, как-то сомнительно выходит, если с этой стороны смотреть, — после короткой паузы вынужден был согласиться мой собеседник.

— Вот говорят Советский Союз самая читающая страна в мире, у нас книги — постоянный дефицит. Придумали хорошее дело — собирать макулатуру и за нее талоны давать, так они же фактически стали просто еще одной валютой. Хочешь книгу — идеш покупаешь талоны, и получаешь вожделенный томик. Это даже если не упоминать, что сами по себе талоны на шестидесятом году существования советской власти — это же позор. И вот вместо того, чтобы закрывать дефицит, мы во всю печатаем книги, которые никто не читает. Знаешь сколько томик Цветаевой, например, на толкучке стоить может.

— Сколько? — Кажется Гришин от моего напора окончательно опешил, уж точно первый секретарь московского горкома не стал бы интересоваться ценой книг на «черном рынке».

— Сорок рубликов. А кое-какие особо редкие книги и двухсот рублей доходят. Ну то есть мне понятно, когда страна не может всех телевизорами обеспечить, сложный дорогой товар, технологии там все такое. Но книги? Почему из этого нужно делать проблему. Понимаешь меня, Виктор Васильевич?

— Понимаю, — кивнул Гришин, хоть явно и не до конца осознавал, к чему я его хочу подвести.

Конечно, все было сложнее. Во многом дефицит книг в Союзе обуславливался дотационностью данной отрасли, особенно это касалось детской литературы. Была у меня в той жизни книжка «По следам затонувшей шхуны»: приятная полиграфия, множество иллюстраций, большой формат. И стоила она 24 копейки! Естественно такой товар с такими ценами мгновенно разбирали, ну а капитализм мгновенно вылечил такого рода «дефицит» просто взвинтив отпускную стоимость детской литературы в сотню раз. При средней зарплате в стране в 200 рублей можно было купить — очень грубо говоря и безбожно округляя до целых чисел — 1000 подобных детских книг с одной зарплаты.

Когда же я в капиталистическом прошлом-будущем покупал такие книжки уже своим внукам, они стоили к тому времени порядка 500 рублей за штуку при средней зарплате в 50к рублей по стране, то есть на одну зарплату приобрести их можно было только 100 штук. И это при том, что прошло сорок лет, считай, общий тренд на снижение себестоимости промышленных товаров никто не отменял. Этот метод кстати можно было применить буквально к любой «дефицитной» позиции в стране — бахни цену в 10 раз и все — никакого дефицита, сплошная капиталистическая благодать. Впрочем, это конечно не наш метод…

— Многое в стране нужно менять. В мозгах в первую очередь… Тебе, Виктор Васильевич, в этом году уже семьдесят один будет, ты мне скажи, ты еще одну пятилетку осилишь на посту? Могу я на тебя рассчитывать? Не просто чтобы числиться, а полноценно принимать участие в работе? Я понимаю, тяжело уже, но мне хотелось быть уверенным, что хотя бы за столицу не нужно переживать, что есть у меня надежный тыл здесь.

Не знаю, что Гришину предлагали другие, но мне кажется, этим разговором я смог его купить. Понятное дело, старый партиец одним только словам доверять не будет — и правильно, если честно, никакие обещания не остановят меня от того, чтобы скинуть Гришина, буде такая необходимость появится — но в обозримом будущем я собирался воевать «в другую сторону». В первую очередь это Романов как главный конкурент, ничего личного, как говорится, только бизнес. Потом Тихонов — просто, потому что пользы от него нет, он уже не тянет, а на его место можно верного человека поставить. Ну и Кунаев с Щербицким. Вот эту свору нацменов в Политбюро, которая держалась вместе и фактически делала одним своим присутствием невозможными все теоретические реформы в национальной плоскости, нужно было убирать.

По возможности всех, но на практике это не реально, будем использовать метод Сталина. Он сначала с Каменевым и Зиновьевым дружил против Троцкого, потом с Бухариным и Рыковым — против Каменева и Зиновьева, а потом уже с Кировым, Молотовым, Калининым и прочими товарищами дружил против Бухарина, Рыкова и Томского.

Вот мы эту без сомнения достойную стратегию на вооружение и возьмем. Сначала нужно почистить Политбюро от нацменов, вообще исключить возможность занятия должности первого секретаря республики выходцем из местных кадров. Будем либо русских ставить, либо национальные кадры тасовать между республиками, для недопущения дурных мыслей. Хорошо бы вообще республики вместе с «младшими» коммунистическими партиями отменить, но боюсь сделать это сразу мне не дадут, придется искать обходные пути.