В тени пирамид - Любенко Иван Иванович - Страница 4

Папасов сидел в камере судебного следователя по важнейшим делам[18], нервно глотал сигарный дым и отвечал на вопросы жёлчного и худого, как портняжная линейка, чиновника, имевшего рост без двух вершков три аршина и потому возвышавшегося над собеседником почти на голову. Следователь Славин заполнял протокол так старательно, что вытягивал губы трубочкой. Рядом с ним на самом краю стола лежал пожелтевший лист с каким-то изображением. Тускло коптила лампа, источая запах керосина.

– Николай Христофорович, когда вы обнаружили подмену эскиза?

– Сегодня, часов в семь пополудни.

– Как это случилось?

– Я проходил мимо и почувствовал, что с рисунком что-то не так.

– То есть?

– Линии, выполненные пером и тушью, мне показались слишком чёткими, а бумага, имевшая раньше розово-жёлтый оттенок, отличалась излишней белизной. Я тотчас вскрыл задник картины и вынул эскиз. Стало ясно, что это подделка.

– Как вы это определили?

Купец нервно потёр переносицу и вымолвил:

– На обороте произведения Леонардо да Винчи описал схематические исследования свечей. Но он был левшой, и потому записи шли зеркально – справа налево. Здесь же было наоборот.

– А почему раньше вы не заметили покражу? – поправив очки, осведомился Славин.

– Вчера поздно вечером я вернулся из Казани. Как вы, наверное, знаете, два месяца назад в Ораниенбауме убили моего старшего брата – Ивана Христофоровича Папасова. И мне надлежало настроить работу его фабрик и заводов, перешедших к наследнице, его дочери. Кстати, убийцу отыскал студент Императорского университета Клим Ардашев. Как бы удивительно это ни звучало, но он здешний, ставропольский. Молодой человек случайно оказался в этом курортном городке и раскрутил весь клубок загадочных происшествий, включая и смерть банкира Александрова – тестя первой жены брата.

– Знаю я этого выскочку. Он имеет обыкновение совать свой нос туда, куда не просят, – процедил следователь.

– Помилуйте, Николай Васильевич, – удивлённо поднял брови купец, – а серию позапрошлогодних убийств в Ставрополе разве не он раскрыл?

– А вот что я вам скажу, сударь, – чиновник так затряс от негодования головой, что на его мундир посыпалась перхоть, – Россия, знаете ли, пока ещё не Северо-Американские Соединённые Штаты, и частный сыск у нас недозволен! Следствие – сугубо государственное дело, и всяким там Ардашевым не следует проявлять излишнее любопытство. Нравится ему расследовать преступления – так милости просим в полицию или в судебное следствие! Только сначала, мил человек, придётся покоптить небо в самом глухом уезде, а уж потом, лет этак через пятнадцать-двадцать, если повезёт, глядишь, и в Ставрополь переведут.

– Однако я лично читал в «Северном Кавказе» о том, что именно господин студент разоблачил убийцу врача, магнетизёра и репортёра.

– Ну что вы! – Славин нервно махнул пером, и капельки чернил упали на стол. – Нашли кому верить! Эти борзописцы и не такое выдумают… Однако давайте вернёмся к нашей теме… Где вы купили этот шедевр?

– На аукционе в Санкт-Петербурге. Он проводился в связи со смертью одного богатого коллекционера.

– В каком году?

– В 1871-м.

– Дату не припомните?

– Нет, но она указана в купчей.

– А у вас имеется доказательство, что прежний рисунок – это творение великого флорентийца?

– У меня есть заключение экспертов Эрмитажа о том, что рисунок принадлежит именно ему.

– Не могли бы вы принести эту бумагу? Я изготовлю копию и приобщу к делу.

– Всенепременно.

– Картина была застрахована?

– Да.

– Какова сумма страховки?

– Сто двадцать тысяч рублей, хотя, если бы её сейчас продавали с аукциона, она могла бы стоить гораздо дороже.

Следователь снял очки, подышал на стёкла, потом протёр их носовым платком и, глядя на Папасова, сказал:

– Меня удивляет, что вы, зная о столь большой ценности этой работы, трижды в месяц проводили в своём особняке дни открытых дверей. И любой обыватель мог посетить картинную залу бесплатно с полудня до трёх часов дня.

– Я люблю свой город и его жителей. И если в Ставрополе ещё нет приличной общественной картинной галереи, то пусть её роль пока выполняет моё скромное собрание живописи.

– Купчая этого произведения на какую сумму?

– На восемьдесят тысяч.

– Именно это и будет признано ущербом.

– Понимаю.

– Мне нужен список всех лиц, кто имел доступ к зале с картинами в ваше отсутствие.

– Я представлю вам его завтра.

– Что ж, тогда подпишите протокол и можете быть свободны.

Скрипнуло перо, и потерпевший поднялся. Уже дойдя до двери, он вдруг обернулся и сказал слегка дрогнувшим голосом:

– Николай Васильевич, найдите да Винчи. Я вас отблагодарю.

– Об этом пока говорить рано. Многое будет зависеть от полиции, но я приложу все усилия. Не сомневайтесь, Николай Христофорович.

– Спасибо, – кивнул фабрикант и вышел.

Когда стук каблуков по коридору стих, следователь откинулся на спинку стула, довольно пожевал губами и подумал: «А ведь не врёт купчишка. И в самом деле отблагодарит. И по всем вероятиям, недурственно-с».

Ставрополь встретил Ардашева мелким осенним дождём. Дилижанс проехал город с запада на восток и остановился у Тифлисских ворот. Извозчичья биржа была совсем рядом. Ступая по сухим листьям, уже устлавшим бульвар, выпускник университета нанял фаэтон и всего за гривенник добрался до Барятинской. Не успел он доехать до знакомого дома, как небо очистилось от туч и выглянуло солнце.

Первым гостя увидел Гром. Дворовый пёс потёрся носом о сюртук Клима, понюхал его чемодан и, усевшись, уставился на вояжёра любопытными глазами. Белое пятнышко на лбу питомца с годами стало серым, и теперь почти не выделялось на собачьей морде.

Пантелей Архипович Ардашев – слегка полноватый шестидесятипятилетний мужчина с бакенбардами, густыми седыми усами и заметной проплешиной – курил в беседке чубук и пил чай. Он был в осенней куртке, похожей на гусарский доломан, но с обычным воротником, носил простую рубаху, брюки и домашние туфли из мягкой кожи.

– Слава богу, вернулся! Как дела, сынок? Сдал экзамены?

– Да, через неделю отправлюсь в Египет. Получил подъёмные и командировочные. На пароходе поеду вторым классом.

– Нет, только первым! Я помогу. А мундир-то готов?

– И мундиры, и треуголка, и шпага – всё есть!

– Молодец! Поздравляю!

Скрипнула входная дверь, и вышла Ольга Ивановна Ардашева – женщина шестидесяти лет, в белом чепце и длинном сером платье простого покроя. Её открытое доброе лицо, сохранившее остатки былой красоты, светилось от счастья.

– Климушка! Приехал-таки! Ну что, взяли на службу?

– В Египет посылают нашего отпрыска, но только через семь дней, – ответил за сына отец и спросил: – Губернского секретаря дадут?

– Обещали. Я ведь сдал все экзамены на «весьма удовлетворительно»[19].

– Вот! Надобно это дело отметить, – вставая, выговорил родитель.

– Ох и неугомонный у тебя отец! – покачала головой Ольга Ивановна. – Ему бы только повод найти, чтобы в погреб за кизиловой настойкой спуститься.

– Почему же только за кизиловой? – улыбнулся старший Ардашев. – У меня и яблочная, и грушевая, и сливовая. Целый фруктовый набор! – Он повернулся к сыну: – Я разной и принесу. Хочу, чтобы ты всё попробовал.

– Глафире сказать, чтобы она стол дома накрывала? – спросила хозяйка.

– Нет, в беседке! – заключил Пантелей Архипович.

– А не холодно нам будет? Всё-таки дождь прошёл. Да и осень уже, – засомневалась матушка.

– Бабье лето на дворе. Да и на свежем воздухе аппетит острее, – возразил отец.

– Вы особенно не беспокойтесь. Я перехвачу немного и в театр. На станции я купил «Северный Кавказ». В нём пишут, что сегодня «Прекрасную Елену» в семь пополудни дают. Билеты, думаю, куплю. Ведь не премьера же…