Первая скрипка для злого доктора (СИ) - Варшевская Анна - Страница 1

– Как же ты меня бесишь, дочь маминой подруги! – шипит он мне на ухо, прижимая к роялю, стоящему на сцене возле кулис, за опущенным занавесом.

– Это взаимно, сын коллеги по работе! – бью его по рукам, которые уже давно сползли с моей талии значительно ниже, чем положено правилами приличия. – Вот только я знаю, почему ты меня раздражаешь. А ты – нет!

– Чего я не знаю?! Что ты самое противное и занудное создание, которое мне встречалось в жизни? Скрипа-ачка! – тянет он издевательски.

– Ты так бесишься только из-за того, что я не рухнула к твоим ногам, сраженная твоим обаянием! – выпаливаю ему в лицо.

– Ты сейчас серьезно? – он ошарашенно качает головой. – Ты что, и в самом деле полагаешь, что я могу…

– Ну, я же не дура, – на секунду перестав вырываться, наоборот, прижимаюсь к нему сильнее, и чувствую… Что и требовалось доказать!

Мужчина скрипит зубами, сдвигается, разворачиваясь боком.

– Это ничего не значит! Обычная физиология – не больше!

– Ну, тебе лучше знать, ты же у нас врач, Антошка, – поддеваю его, зная, как он ненавидит этот вариант своего имени. – Но факт остаётся фактом – твоя физиология рядом со мной шевелится как-то чересчур активно.

– Ах, ты.… – он останавливается на секунду, а потом по его губам расплывается кривая язвительная усмешка. – У кого что болит, знаешь ли! Значит, и ты меня хочешь, раз тебе такое в голову пришло.

– Я?!

– Ну а кто ж ещё, Алёнушка, – он довольно изгибает бровь. – И есть простой способ это доказать!

Я открываю рот, чтобы возмутиться, но ничего не успеваю сделать. Потому что меня сильнее прижимают к инструменту и впиваются мне в губы злым поцелуем. Возмущённо мычу, пытаясь высвободиться, слышу скрип колёсиков рояля… Чёрт подери, неужели их не закрепили?! А потом застываю от ужаса, практически перестав чувствовать моментально заледеневшие руки и ноги.

Потому что это скрипят не колёсики. Это поскрипывает механизм, который перед сегодняшним концертом должны были смазать, но, видно, забыли и не сделали.

Тот механизм, который в эту самую секунду поднимает занавес.

Алёна

– Ну, Алёна Михайловна-а, – тянет Вовочка.

Не тот Вовочка, который известный персонаж анекдотов, а мой ученик. Хотя как минимум десяток тех анекдотов придуман точно про моего Вовочку.

– Вова! – терпение моё кончается, хотя вообще-то я человек очень терпеливый.

Все музыканты такие. Ну, хорошо, может и не все… но среди педагогов точно есть какой-то процент. Очень небольшой. Стремящийся к нулю.

– Знаешь, что происходит с мухой в автобусе, Вова? – спрашиваю ребёнка, и тот мотает лопоухой головой. – Она одновременно летит и едет! Как моя крыша от тебя в эту самую минуту! Не мучай свою скрипку и мои нервы, а? Иди домой уже!

– Меня бабушка отругает, – шмыгает носом мальчик. – Скажет, что я не занимался.

– Так ты и не занимался, – торопливо собираю разлетевшиеся по столу ноты оркестровой партитуры. – Солнце моё, ну не могу я тебя допустить к концерту! Две сводных репетиции оркестра осталось! Две! А ты партию свою не знаешь!

– Я выучу-у, – снова заводит свою песню Вовочка.

– Уф-ф-ф! Вова!

– Ну, Алёна Миха-айловна-а! Можно я сейчас поучу, а вечером приду, и вы меня ещё послушаете?

Ну да, преподавателю же не надо отдыхать. Чем ещё заниматься-то вечером, кроме как являться в музыкальную школу на дополнительный урок, который никто не оплатит. Смотрю на наливающиеся слезами глаза ребёнка и давлю в себе печальный вздох.

– В восемь вечера приходи, – сдаюсь. Как всегда. – Полчаса дам тебе. Полчаса, не больше!

– Спасибо, АлёнМихална! – слёзы у Вовы тут же высыхают. – Я пошёл тогда!

– Опоздаешь хоть на пять минут – ждать не буду! – грожу пальцем юному скрипачу, уже бегущему к выходу.

– Не опоздаю! Чесслово, АлёнМихална!

Хлопает дверь кабинета, и у меня заламывает виски. Кидаю взгляд на часы и подрываюсь с места. У меня вообще-то тоже репетиция.

От музыкальной школы – точнее, школы искусств, как она недавно стала называться – до здания нашего Дворца культуры, который одновременно и концертный зал, и театр, и зал заседаний местного совета (а при необходимости – и свадебный, и даже ритуальный) можно добраться на трамвае. Который долго и нудно объезжает по периметру целый квартал и только потом спускается вниз, к широкой набережной.

Но дорога по прямой – это для слабаков. Зачем, если можно свернуть в одну подворотню, нырнуть в другую, пробежать мимо двух покосившихся, зияющих пустыми оконными проёмами деревянных домов, которые не торопятся сносить, проскочить «элитную» многоэтажку, которая возвышается среди прочих самых обычных «панелек», как клык вампира в нижнем ряду зубов, пересечь наискосок центральный городской сквер – и вот ты уже у служебного входа.

По высоченной ведущей наверх лестнице я взлетаю в последнюю минуту. Вахтёрша на входе приветливо кивает и тут же сообщает шепотом:

– Алёнушка, Пал Петрович с Йосей Давыдычем снова ругаются!

– Ох! – меня аж передёргивает.

Споры между дирижером и первой скрипкой оркестра – дело, в общем-то, житейское. Оба считают себя самыми главными. Но если учесть, что на двоих им уже давно перевалило за сто сорок лет, можно представить, какие формы приобретает их противостояние.

Моя проблема в том, что я – помощник концертмейстера. То есть первой скрипки – того скрипача, с которым дирижер в начале концерта здоровается за руку, даже если за пять минут до этого они собачились за сценой. А я сижу слева от него за пультом или пюпитром – так называется та хлипкая одноногая конструкция, на которую мы ставим ноты. Для молодой скрипачки всего три года как из консерватории – нехилая карьера, между прочим! Потому что именно я в случае чего заменяю первую скрипку! А ещё я ученица Иосифа Давидовича. Той самой первой скрипки. Или того самого? А Пал Петрович – наш дирижер и тоже скрипач – преподавал у меня дирижирование в музыкальном училище.

И крайней в их спорах, если не успеваю вовремя сбежать, тоже всё время оказываюсь я!

Разговор на повышенных тонах доносится до меня уже на подходе к оркестровой яме.

– Ну чего там? – шепотом спрашиваю у Толика, нашего гобоиста.

– Как всегда, – мученически вздыхает тот. – А мне ещё дочку из школы забрать надо!

Весь оркестр рассосался кто куда и не торопится внутрь – никому не хочется случайно оказаться виноватым в том, что переписчик, который пару сотен лет назад переписывал ноты композитора для печати, торопился и поставил какую-нибудь закорючку не там, где надо. Зато все двести лет первым скрипкам есть, чем заняться – например, до хрипоты спорить с дирижерами, как именно эту закорючку следует играть.

– Вы, Иосиф Давидович, здравый смысл-то подключите!

– Здравый смысл, Павел Петрович, тут не работает – вы же за пультом стоите!

– Ну так вселенскую глупость тогда используйте! У вас запас наверняка найдётся!

– Не смею возражать вам, маэстро, вы в этом первый!

– Да я с вами уже дирижировать разучился… где оркестр? Оркестр где, я вас спрашиваю? Репетиция давно, можно сказать, идёт, а яма пуста!

– Могильная, – хмыкает мне на ухо Толя.

Я поворачиваюсь к нему и киваю, подталкивая к двери.

– Коллеги! – шиплю суфлёрским шёпотом. – Вылезаем быстро! Ноги в руки, смычки в зубы, бегом!

– Ага, а духовые пусть в это время берут в рот, – язвит Толик.

– Тьфу на тебя, пошляк! Вперед, ты у нас главный, иди давай, дуй головой свою ля.*

– Смотри, чтоб два наших мастодонта тебя не услышали, – оборачивается ко мне гобоист. – Каждый из них знает, что главный – он.

Вздохнув, прохожу внутрь последней и тороплюсь к своему месту.