Тренер Култи - Запата Мариана - Страница 17

– Нет.

– Точно?

– Да.

Не сразу, но я взялась себя в руки.

– Култи – мой тренер. Он лучший футболист во всем Хьюстоне, даже во всем Техасе, и нам очень с ним повезло. – Он, конечно, ничего не делал, но зачем рушить человеческие ожидания? – Я, как и вся команда, уважаю его за спортивные достижения. Но его личная жизнь – его дело, и я не знаю, чем он занимается в свободное время, простите.

– А. Ну ладно… Можете поделиться чем-нибудь новым, чего не знает общественность?

Что он оказался именно таким мудаком, каким его малевали? Или что он не мог даже поблагодарить человека, который забрал его из бара, пьяного в дупель? Я постаралась, чтобы эти мысли не отразились у меня на лице, и пожала плечами. Женщина передо мной просто выполняла свою работу. Она не виновата, что людей интересовали такие вещи.

– Простите, не могу. Правда. Он как-то раз пришел в фиолетовых носках. Больше я ничего не знаю. – Жалкая мелочь, но других сенсаций у меня нет. А фиолетовые носки он правда носил, это факт.

Она бросила на меня красноречивый взгляд: явно надеялась на что-то другое, но поняла, что от меня ничего не добьется. Увы и ах, она не знала, что никто не поделится с ней сочными сплетнями. С немцем никто не общался, разве что Грейс, и то не факт. По крайней мере, только с ней он иногда разговаривал, но Грейс в целом была слишком серьезным профессионалом, чтобы сливать информацию прессе.

Распрощавшись, мы обе отправились по своим делам.

Но я никак не могла успокоиться. Эти вопросы бесили – в большинстве своем потому, что касались конченого мудака.

«Ты пожалеешь».

Ну-ну, лицо со шрамом. Вперед и с песней.

Я подавила внутренний крик.

Он хоть представлял, как повлиял на всю мою жизнь? Нет конечно. Да и какая разница? Я добилась всего только благодаря тому, что равнялась на него в детстве. Считала его лучшим игроком в мире, хотела быть им… и быть с ним, ладно, но кого это волнует? Раньше я постоянно ругалась с людьми, которые плохо о нем отзывались.

Настолько я его обожала. Даже сейчас защищала его с точки зрения объективного непредвзятого игрока, ведь со статистикой не поспоришь. Он был невероятным, потрясающим футболистом, что бы кто ни сказал.

Жаль, что внутри оказался тем еще мудаком.

Чертов ублюдок.

– Ну, как прошло? – с улыбкой поинтересовалась Дженни, когда я села рядом.

Не скрываясь, я закатила глаза.

– Она спросила, нет ли у него девушки.

Дженни фыркнула.

– Знаешь, что надо было сказать? «Девушки нет, но я тут недавно познакомилась с его спутником жизни, отличный мужик», – сказала я, с улыбкой доставая из сумки вещи. – Может, в следующий раз.

– Меня вчера спрашивали, не планирует ли он возвращаться на поле. А когда я забирала почту, ко мне подошел сосед, и такой: «Привет, Дженнифер! Не достанешь мне билеты на вашу игру?» А я его даже не знаю! – воскликнула она. – А позавчера тетя спросила, нельзя ли ей заглянуть к нам на тренировку. Она даже не любит футбол.

Дженни редко жаловалась на жизнь. Сам факт, что она об этом упомянула, говорил о многом.

В ответ я просто кивнула. Опасалась, что скажу что-нибудь, о чем потом пожалею.

– Женевьева сказала, что ее начальник предложил повысить ей зарплату, если она принесет ему вещички сама-знаешь-кого.

Неудивительно. Хотя, если бы я притащила Марку труселя Култи, он бы отправил меня на больничный за его счет.

– Харлоу вроде сказала какому-то журналисту, что пришла играть, а не обсуждать тренера.

Мы синхронно фыркнули.

– А что остается делать? Жаловаться на чрезмерное внимание? Я уже рассказала Гарднеру о письмах от фанатиков Култи, и пиарщики пытаются вывернуть ситуацию нам на пользу. Эрик говорил, что в Европе Култи предлагали какие-то баснословные деньги, а он отказался. Разумеется, они не хотят его упустить. – Я вновь вспомнила о ночи в баре и об угрозе и подавила знакомое разочарование, вспыхнувшее внутри. – Ну, бывает.

Дженни со вздохом кивнула.

– Надеюсь, с началом сезона все успокоятся.

– Я тоже.

Следующие несколько дней жизнь шла своим чередом.

Каждое утро у поля нас встречала как минимум парочка журналистов. Обычно они караулили несколько дней, а потом на их месте появлялись другие. Гарднер проводил тренировки в компании фитнес-тренера и остальных помощников, а наша всемирно известная франкфуртская колбаса занимался тем же, чем и всегда: абсолютно ничем.

В итоге спустя несколько дней я полностью на него забила – забот хватало и без этого – и научилась не замечать, даже когда он был совсем рядом.

Как в день командного фото, например.

Под руководством ассистентки фотографа я благополучно устроилась в первом ряду с остальными игроками ниже ста семидесяти сантиметров, зажатая между полузащитницей и защитницей. Забыла ли я, что Шина просила меня встать рядом с Култи? Нет. Собиралась ли я об этом упоминать, чтобы меня переставили? Нет, нет и еще раз нет.

Солнце палило беспощаднее обычного, а от влажности я вспотела в таких местах, о которых обычно даже не вспоминала. Хотелось пить, но тент с водой стоял слишком далеко, чтобы быстро к нему пробежаться. Стоять так, беззащитно столпившись, в сотню раз хуже, чем бегать на тренировке до наступления жары. Куда, куда хуже.

– Скоро это закончится? – вздохнула девушка по правую руку, одна из новеньких игроков «Пайпере».

– Вроде да, – ответила Женевьева, стоящая прямо за мной. Для нее всего второй сезон в Женской лиге.

Я обернулась через плечо на ассистентку, переставляющую девушек в верхнем ряду. Харлоу, стоящая сбоку, смотрела на нее и недовольно кривила губы. Я улыбнулась.

– Сейчас закончат с верзилами, и начнем. Минут через двадцать освободимся.

Со всех сторон раздались несчастные стоны.

– Касильяс!

Твою мать. Нет. Только не это.

– Двадцать третья! Ты не на своем месте стоишь! – крикнула фотограф, рядом с которой нарисовалась сотрудница из отдела по связям с общественностью.

– Позже увидимся, девочки, – пробормотала я.

Изо всех сил стараясь не вешать голову и не волочить ноги, я подошла к возникшей из ниоткуда Шине. Я ведь специально проверяла, и ее нигде не было. Блин. Я понимала, что она старается ради меня: помогает выбраться из положения, в которое я попала не по своей воле. Вспомнив о непрочитанных письмах в почтовом ящике, я решила держать рот на замке и просто делать, что говорят.

Мои чувства никого не волновали. Сглотнув, я натянула взрослые носочки и, как нормальный вменяемый человек, пошла в указанном направлении.

– Сэл, втиснись вот сюда, перед мистером Култи, рядом с мисс Филлис.

Рядом с мисс Филлис, той самой тренершей, которая каждый год поднималась из могилы, чтобы держать команду в идеальной форме. Так уж получилось, что мы были одного роста, – вполне логично, что Шина решила поставить нас рядом. Если, конечно, не обращать внимания на ходячую Берлинскую стену, возвышающуюся над соседним игроком на добрых пятнадцать сантиметров.

Расправив плечи, я сделала вид, будто не замечаю его полного игнора, хотя нас разделяло всего сантиметров тридцать.

Ничего страшного, я молодец, мне совсем не обидно.

Ну, почти.

К сожалению, не все знали, что к нему лучше не лезть. Не прошло и пары минут, как за спиной раздался голос одной из девушек:

– Не подскажете, который час?

Любой, кто хоть краем уха слышал о Култи, знал, что он рекламирует часы. И носит их не снимая.

По просьбе фотографов телефоны мы оставили в сумках, так что я не удивилась, что ни у кого нет часов. Когда-то давно я с ними играла, но побоялась, что разобью.

– Никто не знает, который час? – снова спросила та девушка.

Тишина.

Человек, которому платили за ношение часов, не повел даже бровью.

Господи.

Не выдержав, я обернулась:

– Я без часов, Вивьен, извини. – Потому что я терпеть не могла, когда вопрос повисал без ответа. Сразу становилось неловко от чужой грубости.