"Фантастика 2025-32". Компиляция. Книги 1-36 (СИ) - Зубенко Александр - Страница 30

— Я ни хуя не понял, — признался Китаец. — Если мы вот этот слиток и так барыгам можем сдать по цене золота. — Димон достал нашу московскую добычу и показал Троллейбусу. Тот взял брусок, взвесил его в руке и посмотрел клеймо.

— … то зачем нам николаевские монеты?

— Затем, что Уголовный кодекс надо чтить! — важно поднял палец Санек. — Ну или хотя бы стараться это делать. Слиток продавать — это статья о незаконном обороте драгметаллов. Тебе пятерик впаяют, если поймают. Но весь цимес схемы — это скупать золотой песок у черных старателей. Скажем, грамм сейчас на рынке по 75 рублей. А ты берешь у них по двадцать.

— А они отдадут? — усомнился Копченый — Не дураки же, цены знают.

— А куда им деваться? Не в сберкассу же нести.

— Есть у меня один знакомый вахтовик, — задумался я. — Свяжусь. Погоди-ка… А напомни, за что ты чалился на зоне? Ты во всем этом шаришь, что ли?

— Я в этом не просто шарю! Я за это сел! — гордо уверил меня Троллейбус. — Я, между прочим, ювелир. Причем, подающий надежды! Вам, шпане уличной, не чета! Просто однажды я жутко задолбался чинить замки на дешманских сережках…

Дело вроде бы шло на лад. Свободные деньги, которые остались у нас после… э-э-э… приобретения машины, мы пустили в ремонт цоколя НИИ и закупку мебели. Тут будет наша база — десять комнат, подвал для хранения всякого-разного. Как выразился Карась, который просто фанател от посконных песен и стихов, «отсель грозить мы будем шведу!». На удивление, наш зиц-председатель из горкома оказался мужиком толковым и по-крестьянски хватким. Делать руками он ни хрена не умел, зато планировал и командовал просто на загляденье. А его солидный вид повергал не привыкших еще к новым временам штукатуров и маляров в священный трепет. У них человек с папкой подмышкой вызывал страх на генетическом уровне. Как бы то ни было, но во всякую ерунду с ремонтом он нас не погружал. Квартиры нашел буквально за пару дней, перечитав объявления на столбах и подъездах. Если бы мы направили на это дело Копченого, то, видит бог, все закончилось бы вызовом скорой для четы пенсионеров, решивших съехать на дачу поближе к родимым помидорам.

У нас были планы на золото, у нас были наколки на пару верных дел, и мы уже почти освободили целый этаж в одном из огромных, бестолковых корпусов НИИ, откуда народ потихоньку начинал смотреть в сторону леса. Кое-кто уже брал бээсы и челночил вовсю, украшая рынки собой и привезенным из Польши барахлом. Самые отчаянные пробовали на зуб Турцию, и подъем там ожидался в три-пять концов. Кульманы и ватманы понемногу пустели. Около них совсем скоро останутся дамы непризывного возраста и мужики с полной атрофией мужского же начала. И тогда мы сдадим в аренду еще пару этажей.

Робко наметившаяся идиллия прервалась двенадцатого января, когда в моей новой квартире, украшенной бабкиным сервантом с фотографией покойного деда в рамочке, раздался звонок. Не слишком много людей знали этот номер, поэтому я напрягся. Из больницы уже доложились: наш пациент идет на поправку, а одного слишком настырного гостя Димон вывел из палаты на лестницу и отправил в красивый полет. Профессор впечатлился. Думается мне, нашему пациенту дадут выйти из больницы. Он им все-таки нужен живой. Просто еще разок попугать хотели.

— Хлыст, — услышал я в трубке голос Копченого. — Тут Хмурый объявился. Его парни отловили брательника моего в школе, сказали, чтобы я показался у них на точке. И чем быстрее, тем лучше. Дали номер телефона отзвонить.

Это была еще не стрелка, но где-то рядом.

— Позвони и скажи, что работаешь от меня. Я приду.

— Один? Давай мы все вместе!

— Не надо. Много чести этим чертям. А что за точка?

— Да столовка какая-то. Под ресторан косят. «Дружба» называется.

— Помню такую. Возле промки. Сегодня все решу, продолжайте сторожить директора.

— Принял.

Сон ушел как ни бывало. Хмурый на стрелку зовет. Апельсины грузинские, к которым терпила плакаться пошел, пробили через ГАИ, кому продали тачку. А тут уж сложить два и два несложно. Мы же не прятались. Нас уже на ней весь город видел. Да и что там того города!

Еще одна кооперативная тошниловка, которая попутно выполняла роль базы для Хмурого и его людей, стояла на самой окраине. Разбитые фонари и расписанные неприличными словами заборы внушали оптимизм стабильностью бытия. Из нового я нашел только одну неоспоримую и вечную фразу любителей украшать город: «Цой жив». Эта мода пришла сюда совсем недавно.

Днем тут тихо, и только в дальнем углу, за столиком сидели трое — сам Костя, которого я помнил еще худым, прыщавым молодым человеком, какой-то мордатый товарищ, которого я не помнил вовсе и вертлявый ушастый паренек с ножиком-выкидухой. Он быстро колол бабочкой между растопыренными пальцами ладони. Наверное, показывал сам себе, какой он крутой. Я даже глаза закатил к потолку. Надо же, детский сад какой.

— Хлыст, — протянул я руку мордатому и ушастому. — С тобой, Хмурый, мы вроде знакомы.

— Толян, — скупо ответил мордатый и умолк. Правильно, говорить будет не он.

А ведь это брат Хмурого, — догадался я. Тот самый, у которого Карась подрезал нож. Присмотрелся внимательнее. Слабый подбородок, бегающие глаза. Потому-то при таком брате мясо на рынке пластует. Сморкач. Нет, настоящих бандитов тут не наблюдается. Обычная гопота, обнаглевшая от наступившей безнаказанности.

— Рома Косой, — представился любитель ножей. Судя по вызывающему взгляду, торпеда здешняя. Наглая, берущая на голый понт.

Костя Хмурый за прошедшие изменился сильно. Заматерел, обрюзг, а в глазах его поселился какой-то лихорадочный, шальной блеск. Да он же закинулся, — догадался я. — Нюхнул перед разговором. Учтем. Не лучший расклад. Кто знает, в какую сторону его торкнет.

— Рассказывай, Хлыст, — начал Хмурый, — когда откинулся, почему гордый такой ходишь, почему на глаза показаться не пришел.

— Слушай, Костя, — наморщил я лоб в умственном усилии. — Меня тут не было давно. Просвети, что здесь изменилось, раз я должен к тебе на цырлах бежать. Ты ничего не попутал часом? Ты вообще кто?

— Это ты попутал, Хлыст, — нехорошо посмотрел на меня Хмурый. — Ты попутал, и конкретно. Меня люди смотрящим в Лобне поставили.

Костян расправил плечи и начал перебирать в руке черные четки. Да, дешевые понты — наше все. Полно еще таких фуфлыжников, строящих из себя бандитов. Но очень скоро РУБОП и более зубастые конкуренты уменьшат поголовья этого тупого бычья почти до нуля.

— Да? — поднял я брови. — Смотрящим? Не знал. А что за люди?

— Джеко и Ходжа, — нехотя ответил Хмурый. — В законе воры. Я под ними хожу.

— Никогда не слышал о таких, — помотал я головой. — И прогона не было.

— Ты все уже понял, Хлыст, — насел на меня Хмурый. — А теперь по делу. Вы одного хача кинули. Тачку придется вернуть, и людям за обиду заплатить. Хач этот при делах. Люди огорчились. Это их барыга. Он им платит.

— Кто конкретно огорчился? — уточнил я.

— Ходжа, — ответил Хмурый. Ему очень не нравился этот разговор, но он не понимал почему. Пока он не выходил за рамки.

— Курсани его, что вопрос решил, — протянул я руку. — Я буду ждать завтра у Южнопортового на пустыре. В девять вечера.

— Добро, — кивнул Хмурый. — А как встретишься, сюда приходи. Поговорим за долю. Смотрю я, поднялся ты, а в общак не платишь. Нехорошо!

— Костя, — улыбнулся я от всей души. — Я и про тебя, и про лобненский общак только что услышал. А поговорить… Я поговорить люблю. Хлебом не корми, дай перетереть с хорошим человеком. Мы с тобой обязательно все обсудим. Но потом… Я все равно из Лобни переезжаю.

— Ну-ну, — подозрительно посмотрел на меня Хмурый. — И куда собрался?

— В Москву, Костя, в Москву. Курсуй своих людей. Пусть приезжают на разговор.

— Серый, я что-то не понял, — напрягся Штырь, с которым мы поехали в гостиницу Советская. — Мы что, тачку возвращать будем?