Правильный лекарь. Том 6 (СИ) - Измайлов Сергей - Страница 4

— Что вы можете сказать о процедуре, за которой наблюдали, Станислав Григорьевич? — спросил старший москвич у младшего, своего подчинённого.

— Всё было именно так, как описывал Александр Петрович, — ответил тот и направился обратно на своё место.

— То есть вы видели, что он, воздействуя малым количеством энергии целенаправленно, добился полного сращения перелома.

— Именно так, ваше сиятельство, — ответил тот, уже подходя к своему месту. — Этот метод работает и действительно многократно экономит энергозатраты. Я попутно анализировал работу магического ядра господина Склифосовского, которое у него довольно посредственное. По моим расчётам запаса энергии едва должно было хватить на сращение такого перелома, но к моменту завершения процесса ушло меньше четверти.

— Хм, значит метод и правда работает, — повёл подбородком старший, имя которого ещё ни разу не упомянули. — Ну хорошо. А вот скажите мне пожалуйста, Александр Петрович, что могут сделать теперь знахари, если их уровень магических способностей находится на запредельно низком уровне?

— Они научились исцелять мелкие раны и ссадины за одну процедуру, — охотно ответил я, считая это реальным достижением. Станислав Григорьевич при этом ехидно ухмыльнулся, мол эка невидаль, ссадину заживить. Предвидя второй вопрос, я не стал дожидаться и продолжил: — Более глубокие раны они сначала подвергают первичной хирургической обработке, а магией воздействуют после наложения швов. В конце процедуры швы снимаются за ненадобностью, рана полностью заживает.

— Кто-то из ваших знахарей способен это продемонстрировать? — ехидно спросил Захарьин. — Или вы блефуете, и они научились исцелять только ссадины?

— А вы, Ярослав Антонович, опять кого-то хотите порезать? — с улыбкой на лице спросил я. — Тогда милости прошу, можете приступать.

Я откинул простынь, которой был накрыт пациент и показал на только что исцелённое бедро. Благо пациент ещё находился в глубоком сне и всего этого не слышал и не видел. Захарьин бросил на меня такой взгляд, что я должен был от него воспламениться и сгореть за пару секунд, будь он магом огня. Старший московский проверяющий медленно повернулся в сторону Захарьина, выпучив глаза.

— Я сейчас не понял, Ярослав Антонович, — спросил он, протянув каждое слово, как жвачку. — Это что, действительно имело место?

— Это наглая ложь, ваше сиятельство! — выпалил Захарьин, быстро сменив гневное выражение лица на виновато-извиняющееся. — Да как вы могли поверить этому проходимцу? Я же лекарь, а не палач какой!

— В этом зале есть свидетели, что это имело место! — услышал я знакомый голос с галёрки.

Папа, ну зачем ты вмешиваешься? Договорились же, что вы будете молча наблюдать! Всё это я прокрутил в своей голове, но не произнёс ни слова, лишь закрыл глаза.

— Это наглая ложь! — воскликнул Захарьин. Он понял, что эту фразу выкрикнул с места мой отец и наверно уже составлял план жестокой мести.

— Не кричите, Ярослав Антонович, — с осуждением в голосе и довольно жёстко сказал человек из министерства. Теперь он смотрел на Захарьина не как на родственника или друга. — Сейчас мы во всём разберёмся.

Проверяющий уже не выглядел спокойным и расслабленным. В глазах горел огонь, и он размышлял на кого его обрушить. На своего родственника, который может вести себя настолько неподобающе, или на человека, который возможно хочет оболгать невиновного, чтобы защитить меня.

— И когда-то, что упомянул только что Александр Петрович имело место? — спросил он, обращаясь к моему отцу. — Вы встаньте, чтобы мы вас видели.

— Этот инцидент произошёл, когда экзаменовали моего сына, — сказал отец, встав в полный рост и с гордым выражением лица глядя на проверяющего. — Когда решался вопрос, может ли он заниматься лечением или нет.

— Очень интересно, — ухмыльнулся проверяющий. — А почему встал такой вопрос, что пришлось устроить переэкзаменовку работающему лекарю?

Человек из министерства сначала бросил взгляд на Захарьина, но тот промолчал. Тогда он снова обратился к моему отцу.

— Так какова же причина? Или вы просто хотите ввести меня в заблуждение? — спросил он, уже сомневаясь, что родственник мог поступить настолько не этично и негуманно.

— Мой сын, Склифосовский Александр Петрович, — твердым голосом начал говорить отец, как он умеет, — после тяжёлой черепно-мозговой травмы практически утратил дар и был временно отстранён от лечения пациентов. Когда дар к нему вернулся ему и устроили этот экзамен в этом же зале, чтобы удостовериться. Именно на этом испытании Ярослав Антонович полоснул фамильным кинжалом по бедру пациента, чтобы проверить у моего сына навык сращивания мягких тканей.

— Это наглая ложь! — перейдя чуть ли не на визг крикнул Захарьин и вскочил со своего места. — Я никогда в жизни подобной мерзостью не занимался! Как у вас язык не отвалится нести такую чушь⁈

Я смотрел на него ухмыляясь. Теперь ягодка точно созрела, он даже побелел от избытка ярости. Злой и мерзкий ублюдок окончательно потерял самообладание. Это же замечательно. Правильно отец сказал, веди себя спокойно, не рефлексируй, лучше наблюдай, как рефлексируют другие. Неописуемое удовольствие.

— Сядьте уже, Ярослав Антонович! — прикрикнул на него человек из министерства. — Если это ложь, то мы сейчас в этом разберёмся и виновный будет наказан.

Пока Захарьин не угомонился и не сел на место, человек из министерства не отрывал от него взгляда. Возможно мне показалось, но вполне вероятно, что это было какое-то гипнотическое воздействие, потому что из метающего молнии Ярослав Антонович превратился в мирную спокойную зайку. Потом проверяющий снова повернулся в сторону, где так и стоял мой отец.

— У вас есть какие-либо доказательства ваших слов? — спросил он спокойным ровным тоном без тени эмоций. — Или это и правда клевета, с помощью которой вы хотите отвлечь наше внимание от цели нашего приезда в Санкт-Петербург? Если второе — то предупреждаю, вам сильно не поздоровится.

— В этом зале есть свидетели, — всё так же спокойно сказал отец. Сейчас я им и его поведением гордился, как никогда. — Поднимите руки, кто видел, как Ярослав Антонович на подобном заседании в октябре прошлого года полоснул пациента кинжалом по бедру.

В зале наступила такая тишина, что было слышно, как за окном падают снежинки. Время шло, а рук никто не поднимал. Проклятые лицемеры и подхалимы. А ещё трусы.

— Вот видите? — радостно расплылся в улыбке Захарьин. — Не было такого, всё это наглая ложь!

— Вы что, боитесь этого человека, который может плевать на этику, деонтологию и мораль? — спросил отец сидящих в зале чуть громче, чем прежде, но всё так же не теряя самообладания. — Вы думаете после того, что здесь происходит, он сможет причинить вред вашей карьере? Наберитесь смелости те, кто это видел и поднимите руки!

В третьем ряду поднялась одинокая рука. Спустя какое-то время медленно воспряла вторая, потом третья. потом ещё человек десять подняли руки. Захарьин побледнел, его лицо настолько исказилось от гнева, что я уже боялся, что он выхватит свой кинжал и прикончит каждого, кто поднял руку. Человек из министерства медленно повернулся к своему родственнику и смерил того таким взглядом, что тот моментально выпал в осадок, скрючился и повесил нос, уткнувшись взглядом в собственные колени.

— Спасибо, — сказал проверяющий моему отцу. — Вы можете сесть. Господа, опустите руки, я всё понял. Этот вопрос мы будем решать отдельно, не сейчас. А теперь закончим с вопросом, ради которого все здесь собрались. Александр Петрович, к вам я больше вопросов не имею, вы можете сесть на своё место. Приведите пациента с ранением мягких тканей, посмотрим, чему научились ваши знахари.

Я глубоко вдохнул, медленно выдохнул, и, стараясь скрыть торжествующую улыбку пошёл на своё место. Даже если все не пойдёт как по маслу, сегодняшний день того стоил, чтобы состояться. Но дальше всё прошло именно как по маслу. По самому жирному сливочному маслу. Просто вжик и всё. Раненого пошёл лечить Рябошапкин, как мы и планировали заранее.