Тренировочный день 3 (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 27

— Витька! Отстань, скотина! Ах ты так! Получай! — в глазах вспыхивает, и Виктор падает куда-то далеко, в груди захватывает дух, и он ударяется об твердую поверхность со всего маху!

— Ай! — он ощупывает твердую поверхность. Ага, это пол. Он открывает глаза и ощупывает себя. Вроде все на месте, но что это было?

— Витька! Ты проснулся? — шипит рядом кто-то. Виктор поднимает голову и в слабом свете, проникающем сквозь шторы, видит какое-то белое пятно. Чье-то лицо? Но чье?

— Батор? — произносит он: — а ты чего тут делаешь⁈ Который час вообще?

— Четыре часа утра! Вставай! Ты сколько спать вообще можешь⁈ Да еще храпишь, идиота кусок! — повышает голос его сосед: — еще раз полезешь целоваться я тебе снова врежу!

— Так ты меня еще и ударил! — Виктор нащупывает на голове значительную шишку: — Батор, скотина! А ну пошел прочь из моей комнаты, дай выспаться! Я тебе сейчас как наваляю!

— Витька! Тихо! — шипит на него Батор: — тихо! У нас в общаге сам знаешь какие стенки тонкие, чего ты орешь-то! Люди спят кругом!

— Конечно, они спят! Я — спал, пока ты ко мне не вломился! Чего тебе нужно вообще в три часа ночи⁈

— Четыре! Утро уже!

— Четыре это нихрена не утро! Это глубокая ночь! — Виктор садится на полу и чешет пострадавшую макушку: — нахрена ты меня ударил вообще?

— Ты ко мне с губищами своими полез, скотина такая! А я не такой!

— О, господи, да заткнитесь вы уже! Поспать дайте! — стучат в стенку справа: — кому какая разница, какой ты там!

— Я не такой, чем вы там слушаете! Он первый начал! — повышает голос Батор.

— Батор, насрать. — говорят из-за стенки: — умри уже. Мне уже сегодня с утра на работу, а если ты…

— Уаааааааа!!!

— Самира! Алтынгуль снова проснулась! Кто по ночам орет⁈

— Это снова Витька из седьмой!

— Да не я это! Это Батор ко мне приперся!

— Батор какого черта тебе не спится, а⁈

— ДА ЗАТКНИТЕСЬ ВСЕ УЖЕ! — гремит голос, который Виктор не узнает. Реально страшный голос. Только по направлению звука… страшный голос идет из комнаты Абдулаевых… но это совершенно точно не Нурдин. Да и не Алтынгуль, которой от роду даже году не исполнилось. Неужели… Самира?

В звенящей тишине он перевел взгляд на Батора, который тоже выпучил глаза и затих.

— Самира Нурлановна? — прошептал он одними губами. Батор молча кивает и прижимает палец к губам. Кивает, мол следуй за мной. Виктор только вздыхает и натягивает треники, вставляет ноги в тапочки и молча выходит за ним. В коридоре они крадутся вдоль стены, потом так же молча — спускаются вниз. Во дворе их встречает утренняя прохлада и Виктор невольно ежится, майка-алкоголичка не сильно-то и спасает от холода, в ней только по вентиляционным шахтам небоскреба «Накатоми Плаза» ползать с зажигалкой в руке, отбиваясь от террористов с австрийским акцентом. А от утренней прохлады провинциального сибирского города белая майка-алкоголичка не спасает совсем. Скорее дань приличию.

Наконец Батор останавливается, зайдя за кирпичное здание трансформаторной будки во дворе, оглядывается по сторонам и тянет из кармана пачку сигарет. Молча протягивает Виктору, тот так же молча качает головой. Батор достает пачку спичек, вставляет сигарету в рот. Чиркает спичкой, прикуривает. Пламя от спички озаряет его лицо в утренних сумерках, делая его похожим на суровое лицо памятника героям Брестской крепости, которое по ночам освещают красными прожекторами.

— Так и чего тебе надо? — прерывает затянувшееся молчание Виктор: — чего приперся ни свет ни заря ко мне в комнату?

— Тут такое дело, Вить. — Батор отводит взгляд в сторону: — ты не подумай, я все понимаю. То есть… в общем так… с самого начала же нужно начать. Как бы его выразить… — он чешет затылок: — вот ведь, дикость какая. Жан Жак Руссо знаешь, как говорил? Это… типа тысяча дорог ведет к заблуждению и лишь одна к истине, вот. — он снова затягивается и с тоской смотрит на небо, которое потихоньку начинает заливаться алой краской зари.

— Угу. — Виктор складывает руки на груди и прислоняется спиной к кирпичной стенке трансформаторной будки. Отчаянно зевает, потому что рань-прерань, спать охота как из пушки.

— А мне сегодня еще на работу ехать. — делится Батор: — сегодня аврал объявили, наши план по человеко-километро-часам опять не выполнили, говорят премии лишать будут. А у меня карбюратор на сто тридцатом барахлит, снимать нужно и продуть, а не носиться между карьером и заводом по убитой дороге. Ты вот знаешь, что такое вибрационная болезнь, Витька? То-то же. Редкий водитель большегруза до своей пенсии доживает здоровым, я так сказать свое здоровье на алтарь всесоюзной стройки приношу, для будущих поколений и все такое. Эх… — вздыхает он и снова затягивается сигаретой.

— Угу. — кивает Виктор и снова зевает. Он уже понял, что пока Батор не выговорится — к делу он не приступит, а перебивать его и вопросы уточняющие задавать, типа «какого хрена ты меня в четыре утра поднял чтобы о Жан Жаке Руссо поговорить⁈» — только растянет эту болезненную процедуру. Лучше уж помолчать и подождать пока его сосед сам ниточку беседы в нужное русло выведет. Быстрей будет.

— Вот ты скажи, Полищук, у тебя баб много — как ты с ними справляешься, а? — спрашивает Батор: — что ты такого делаешь? Я же слежу за тобой, ты, падла такая, жрешь в три горла, довольный ходишь, лыбу вон на тридцать два по всей шайбе давишь, вчера тете Глаше помогал вареники на кухне лепить, счастливый ты конь. А ведь у тебя… мы с Гоги Барамовичем со счету сбились… дай-ка сообразить… — он вытягивает вперед свою руку, распопырив пальцы во все сторону: — вот смотри… Айгуля высокая, которая за тобой в общагу приходила, красотка и спортсменка, тебя на голову выше. Эта, которая училка в шляпе, как ее там, со сложным именем… потом Гоги говорит, что за тебя в парке четыре девицы дрались, это уже шесть… да еще та, которая в бежевом плаще, это семь. А ты ходишь довольный, скотина такая!

— Угу. — машинально говорит Виктор и зевает. Сталкивается с яростным взглядом Батора и поднимает руки: — то есть ужас какой, конечно. Поступки несовместимые со статусом комсомольца и все такое.

— Да насрать мне на комсомол! — вскипает Батор: — ты мне скажи, как это у тебя получается⁈

— Ээ… в смысле? Я и сам не знаю. И потом, Батор, вот зафига тебе столько баб? От них одни непрятности…

— Знаю! Именно поэтому… мне и не нужно много! Я хочу знать как хотя бы с одной справится!

— В смысле? — хмурится Виктор: — я думал ты сейчас как Гоги — будешь просить открыть секрет «стрел Купидона» и рецепт «Как кадрить девушек щелчком пальца».

— Да не. Я уже понял, что это… как там говаривал Демосфен — берегись своих желаний, вот. — Батор гасит сигарету об кирпичную стенку трансформаторной будки и чешет в затылке.

— Ни Демосфен, ни Жан Жак Руссо такого не говорили… — машинально замечает Виктор: — это ты сам все придумал.

— Ой, заткнись, Витька. Ты вообще физрук, что ты в классике понимаешь. Твое дело — ноги на ширине плеч, раз-два… — сердится Батор: — в общем как его… у меня свидание было со Светкой, вот!

— Ну и прекрасно. — пожимает плечами Виктор: — она хорошая девушка. Умная, в институте учится. Не гляди что в малярной бригаде работает, она далеко пойдет. Да и жена из нее что надо будет. Совет да любовь. Или ты на мою комнату нацелился? Не надо, вам предприятие свою комнату выделит в малосемейке, как только поженитесь.

— Что за бред ты несешь, Полищук⁈ — шипит на него Батор: — ты себя сам слышишь вообще⁈

— А что? Не понравилось? То есть ты такой «поматросил и бросил» нашу Светлану? Ну так у меня для тебя дурные новости, она тебе это припомнит. Человек она незлобивый, обязательно отомстит, а чтобы не забыть — в книжечку тебя запишет. В черную. Земля тебе пухом товарищ Кривогорницын Батор Маданович. — Виктор снова зевает. Рановато все-таки…

— Млять. Полищук. Ты издеваешься? Сейчас я тебе точно врежу.

— Только попробуй. Я тебе уже аванс простил, ты и так меня по голове стукнул. Вот только попробуй, Батор, я тебе голову в задницу вобью. — предупреждает его Виктор: — у меня вчера тоже день был не сахар, надо мной целой командой потешались, а у меня психика хрупкая.