Вадбольский 4 (СИ) - Никитин Юрий Александрович - Страница 4

Внизу поставил на тележку, быстро подкатил ко мне и положил несколько медных кружек и такой же медный ковшик на длинной ручке.

Все взгляды на мне, уже догадываются, я не стал разочаровывать, сказал веско и торжественно:

— Настал час триумфа!.. Мы победим или… хотя какое «или»? Мы обязательно победим. Хорошая разведка — половина победы.

Василий прогудел воинским голосом:

— Выпьем на дорожку?

— Да, — согласился я. — Только это не горилка. Каждому по порции, вы не станете ни сильнее, ни быстрее, ни умнее, увы. Но и пьяными не будете, как жаль, правда? Зато на какое-то время сможете обрести зрение… я не слишком красиво говорю?.. как у совы или филина. Не знаю, сколько продлится, но, надеюсь, поможет. С Богом! Он тоже с нами.

Я подал черпак Василию, тот начал разливать по кружкам, Первыми без всякого страха осушили до дна Тадэуш, Антон и Элеазар, подавая пример, потом пошли гвардейцы второго поколения, что по физическим параметрам пока что уступают первой тройке.

Последним выпил Василий, я кивнул на грузовик, он залез к гвардейцам, Тадэуш сел за руль, но, не закрывая дверь, сказал с беспокойством:

— Тошнит, но с глазами всё так же…

— Тошнить будет, — утешил я бодро, — не успел отфильтровать, больно сложно, да и спешить надо было, но в глазах посветлеет, жди. Ещё не поднялось до глаз из твоего пуза. Дорогу пока видно, а там приспособишься!

Он сказал с надеждой:

— Хорошо бы. Это ж как хорошо!

Ещё бы, подумал я. Охрану Гендриковы выдвинули на полверсты от имения, костры разводить запретили. Это значит, их заметить трудно, но если услышат шорох, будут стрелять на звук, а вот наши увидят их отчётливо.

— Я отметил, — сказал я, — где остановитесь, дальше пешком и не шуметь!..

Василий сказал задумчиво:

— Если и видеть будем в полной темноте, как днём… Ваше благородие, а что если мы этих часовых поснимаем ножами?

— Всех? — уточнил я.

Он кивнул.

— Ни один не уйдет. Это ж зрячие против слепых! А потом подойдем к имению поближе. Нас всё равно никто не увидит!

— Молодец, — сказал я, — сообразил. А я хотел это предложить, когда будем разгружаться.

Он заулыбался, довольный. Тадэуш протер ладонью глаза, голос его задрожал от восторга:

— Ваше благородие!.. Вон там не плетне чьё-то бельё сушится!..

В глазах остальных, похоже, тоже проясняется, вижу по лицам. Всех обуял дурной восторг, непроглядная ночь постепенно стала ясным днём, на сто шагов видно каждый листочек, каждую веточку под ногами, можно двигаться бесшумно и подходить к часовому, который ничего не видит, почти вплотную.

— На каждого, — сказал я властно, — по сотне патронов!.. Где вы видели такое щасте?.. Стреляйте быстро-быстро, сейчас это важнее, чем точность, патроны не жалеть, пленных не брать!

Я сел в кабину, Тадэуш вырулил за пределы имения. Странно ехать на обычной скорости в непроглядную ночь, что оказалась вполне проглядной, но только бесцветной, а так вдоль дороги виден каждый кустик.

Василий умело руководил своей бригадой, Бровкин своей, я осуществлял общее командование, так подъехали на безопасное расстояние. Потом, медленное приближение, стараясь не шуметь, к часовым, что глупо таращат глаза в темноту, а наши орлы и под ногами видят любую сухую веточку.

Потом, когда началась зачистка часовых, дважды послышались далеко в темноте разрозненные выстрелы, звук стрельбы из длинноствольных штуцеров людей Гендрикова.

Я тщательно мониторил поместье, там всякий раз настораживались, но одиночные выстрелы стихали, явно какая-то ночная зверушка наткнулась на часового, а то и волк пошёл красть овец…

Последнее поколение моих гвардейцев справилось блестяще. Думаю, даже без моего усиления силы и скорости получилось бы так же, уже успели окрепнуть достаточно, чтобы часовых убирать с одного удара.

Я ждал, затаившись по эту сторону ограды напротив главного входа в имение Гендрикова. Минут через сорок начали подходить первые гвардейцы, очистившие свой сектор. Последними прибыли Василий и Бровкин, отчитались шёпотом, дескать, из наших никто не пострадал.

— А часовые? — уточнил я. — Неужели всех?

Василий посмотрел на меня очень внимательно.

— Ваше благородие, что-то мне подсказывает, вы всё уже знаете. Да, ни один не ушёл.

Бровкин добавил так же тихо:

— Это же драка зрячего со слепым. Да не с давно слепым, а сегодня ослепшим!

— Теперь сосредотачиваемся на новых целях, — сказал я. — Подходим ближе, как можно ближе, но чтоб вас не увидели. Первое, казарма. Держите под прицелом окна. Их всего три, не промахнётесь.

— А двери? — спросил Тадэуш.

— Двери подопру поленом, — пообещал я.

— Там часовой! — напомнил он.

— Уговорю не мешать, — заверил его я.

Он дёрнулся, посмотрел с сомнением, но смолчал. В поместье прямо на земле красиво полыхают два жарких костра, один перед главным входом в здание, второй перед казармой.

Я прошёл чуть в сторону, выждал момент, когда все рассматривают длинное двухэтажное здание казармы, торопливо набросил на плечи плащ со стелс-напылением.

Надо спешить, любой маг меня увидит в тепловом зрении, потому я торопливо ринулся вдоль стенки казармы, взбежал на крыльцо и подпёр заранее запасённым поленом дверную ручку, другим концом упёр в щель между толстыми дубовыми досками пола.

Одновременно грянули первые выстрелы, люди у костра рухнули на землю ещё не успев понять, кто стреляет и откуда, один ухитрился упасть в костер и дико заверещал.

Ещё несколько минут на то, что в казарме ломились в запертую поленом дверь, наконец распахнулись окна, первые же трое попытавшиеся выпрыгнуть с первого этажа, повисли в проёмах, пробитые пулями.

Я торопливо пробежал к своим, сбросив по дороге плащ. Некоторое время шла стрельба, в окна перестали выпрыгивать, я вздохнул и сказал мысленно:

— Мата Хари, план «Нерон разбушевался».

Она уточнила:

— Может, «Фантомас разбушевался»?

— Нерон круче, — ответил я. — И вообще… разговорчики в бою!

Через пару минут на крыше казармы, покрытой толстыми снопами соломы, появился огонёк, вниз потекла огненная струйка, пошла вширь, и ещё через минуту вся крыша полыхала, как гигантский костер, в котором сгорает изнемогающий от засухи кустарник.

— Окна, — напомнил я.

Ружья снова поднялись, в проёме ещё никто не появился, выстрелы загрохотали на упреждение. Через несколько секунд всё же начались попытки выбраться, некоторые пытались вылезти из окон второго этажа, но это спасёт если выпрыгивать «рыбкой», не глядя, а каждый старался вылезти, повиснуть на руках, а потом прыгнуть, таких пули настигают моментально. Но лезли снова и снова, смерть от пули не такая страшная, как сгореть заживо.

Я стиснул челюсти, надо стрелять, надо убивать, эти люди уже утром планировали явиться на мою землю и убить нас всех. Убить надо, чтоб не убили нас.

— Пленных не брать, — велел я. — Здесь нет мобилизованных.

— Ваше благородие?

— Одни наёмники и грёбаные парашютисты, — пояснил я. — На них конвенция о военнопленных не распространяется!

Он ничего не понял, видно, но бодро отрапортовал:

— Будет сделано, ваше благородие!

— Нам нечего терять, — сказал я гордо, — кроме собственных цепей! Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем… У всех доспехи?

Он кивнул на Бровкина, тот даже на спину приспособил.

— Молодец. Мне нужны живые львы, а не мёртвые герои.

Винтовки скорострельные, в магазине по пять патронов, а потом быстрая смена коробки, и снова яростная стрельба, от которой нет спасения. Люди Гендрикова мечутся, командиров мы перестреляли сразу же, самые отчаянные бросились с мечами и саблями в руках в нашу сторону, но это там светло, где с треском полыхает злым пламенем усадьба, казарма и все постройки, а здесь полная тьма, что для моих людей совсем не тьма.

И всё-таки схватки с помощью холодного оружия вспыхивали часто, слишком большую армию собрал Гендриков, я видел как двоих моих гвардейцев при мне ранили, но отвлекаться некогда, кто-то энергичный собрал отряд и бегом повел его из освещённого пламенем большого круга в сторону леса.