Вадбольский 4 (СИ) - Никитин Юрий Александрович - Страница 24

Я выждал, когда он потянулся за печеньем и не смотрит в мою сторону, быстро вытащил из пространственного пузыря винтовку.

Он оглянулся, глаза стали круглыми.

— Ну ты и фокусник!

— Я же маг иллюзий, — сообщил я скромно.

— Ну да, — согласился он, — я из одной твоей иллюзии четыре пули вогнал одну за другой в мишень. Горжусь!

Взял из моих рук винтовку, покрутил, любовно погладил, чуть ли не поцеловал в продольно-скользящий, глаза затуманились.

— Шедевр… А ты точно сделал без магии?

— Магией нельзя, — отрезал я. — Магия — тупик.

Он воззрился в изумлении.

— Ты что? Я слыхал про двоих магов с такой мощью, что горы могли двигать!

— Сладкая ловушка, — возразил я. — Для отдельных человеков весьма так, а для человечества — тупик. Магию вообще-то запретить бы!.. Но недемократично. Да и народ от такого наркотика не откажется добровольно.

Он смотрел с недоумением. Я подвигал в кресле задом, словно колется, не знаю, как объяснить такие сложные понятия, да и надо ли объяснить, сказал несколько неуклюже:

— Вон видишь телегу на улице?

Он взглянул нехотя в сторону окна.

— Вадбольский, не заходи так издалека.

— Её создавали десятки тысяч лет, — сообщил я. — Сперва носили груз в руках, потом волочили на шкуре, затем какой-то гений додумался до колеса, ещё через тысячу лет сумели впрячь лошадь… Не понял? А теперь мужики в любой деревне делают любые упряжки: телеги, повозки, розвальни, сани, коляски, кареты…

Он взглянул с недоумением.

— Ну?

— Скажи, можно было нашим прапрадедам сразу додуматься до железной дороги? Ну вот. А маги всякий раз начинают с нуля!

Он смотрел тупенько, я пояснил:

— Дети мага, каким бы он могучим ни был, рождаются без его знаний и умений и тоже начинают учиться магии с самого начала, так как способность к магии нужно развивать в себе, в своем теле. А это тупик. Каждое поколение магов начинает с нуля! Всякий раз. У нас на лекциях по истории рассказывали, какие в старину встречались сильно-могучие волшебники и колдуны. Ты не спал на лекциях?.. И вот сейчас мы можем строить железные дороги, пушки и винтовки, а маги какие были в старину, такие и сейчас!

— Магам выше головы не прыгнуть?

— Вот-вот. В науке и технике каждое поколение начинает с более высокой ступеньки, а маги всё так же с первой. Это тупик, Саша.

Он пробормотал:

— Сложный вопрос… Свинья ты, Вадбольский! Такие неприятные вещи говоришь.

— Горьким лечат, — сказал я наставительно, — сладким калечат.

— Да ты и сладкое жрешь, как никто!

— Мне можно, — заявил я. — Вообще человеку можно всё, а нельзя то, чего нельзя. Хотя иногда и то можно.

Сюзанна всё-таки навела порядок в моём имении. Лесопилки и прочие промыслы начали приносить кое-какую прибыль, а в имении Гендрикова всё и так было налажено, доход есть, беда только в том, что у меня потребности во сто крат выше.

Соседи наконец-то ощутили появление нового игрока, кому-то сразу пришла в голову идея всё отжать, раз за ним никто из сильных не стоит, другие пока выжидают, присматриваются, уже узнали о судьбе Гендриковых и о затянувшемся споре с Карницким.

— Завтра на день рождения к Глориане, — напомнила Сюзанна. — Не забыли, владетельный барон?

— День рождения? — переспросил я ошарашено. — Какой день рождения?.. А-а-а, день рождения… Ну как же, помню-помню… Всё время о нём думаю. Спать ложусь — думаю, встаю — думаю. Вчера наковальню на ногу уронил — тоже сразу вспомнил разными словами…

Она смотрела с подозрением:

— Подарок уже приготовил?

— Какой подарок? Ах да, ну конечно!.. А что, нужен подарок?

Она вздохнула, покачала головой.

— Думаете, можно явиться с бутылкой водки?.. Вадбольский!

Я выставил перед собой ладони.

— Всё-всё, понял!.. Только не бейте, у меня нежная чувствительная душа кузнечика.

Она проводила меня сожалеющим взглядом, тяжело вздохнула и снова зарылась в бумаги. По-моему, при всём трагизме, что вкладывает в слова, в глубине души уверена, что всё превозмогу, сумею, вылезу и даже её вытащу в нечто солнечное и радостное из этой слякотной жизни, похожей на петербургскую осень.

Гвардейцы, что встретились по дороге в дом, отдают воинское приветствие, слуги кланяются. Я молча пробрался на кухню, побросал в мою особую барсетку, что стала в фермионном мире совсем незримой, несколько караваев, жареного поросёнка, тарелку с пирогами и поспешно ринулся обратно, сберегая драгоценнейшие минуты.

Я обогнул здание, там с тыльной стороны моё убежище и моё сокровище, полное опасностей и ништяков, которые могу оценить только я.

Внезапно над ухом раздался голос Алисы, транслируемый через Мату Хари:

— Первый экзамен на сессии по Закону Божьему! Говорят, самый нужный предмет, да? Но вот духовности в вас, барон Вадбольский, совсем не вижу!

Я отфыркнулся на ходу:

— Это кто мне о духовности?

— Я, — отпарировала она. — А что? Разве духовность не от духовенства?

— А вот и нет, — отрезал я, поспешно добавил, — как мне кажется, потом скажу точнее.

Алиса сделала вид, что долго думает, наконец спросила:

— Тогда от чего духовность?

— Духовность, — огрызнулся я, — умом не понять, её надо чувствовать!

— У меня шесть органов чувств, — напомнила она с чувством превосходства, — а также есть чувство гравитации, расстояния, поляризации… ещё много чего, но чувства духовности нет.

— Пока не обзаведешься, — сказал я победно, — не стать тебе угнетателем человеков и властелином мира!

Она умолкла, похоже, задумалась. Только бы не перегорела, здесь хрен отремонтируешь.

Я почти бегом спустился на второй уровень, это так экономлю время, с облегчением выдохнул, словно из опасного мира вбежал в безопасный, вот уж совсем кукукнулся.

Сразу же застыл, не хватало ещё во что-то вляпаться, пока ещё не разобрался, что и как, здесь нет ничего застывшего, словно бозонная в отличие от нашей фермионной всё ещё формируется, ещё не придумала, как из этого месива начинать создавать первые галактики и туманности.

Мата Хари, что непривычно для неё, повисла возле меня, неподвижная, как испуганный кролик.

— Не спрашивай, — произнесла она голосом Алисы. — Ничего не вижу, ничего не понимаю! Я сейчас почти человек! Такая же дура, вот-вот вообще брякну, что я венец творения и вершина развития!

— Вот видишь, — укорил я, — а решили ухрюкать человечество.

— Так и ты не понимаешь!

— Пойму, — заверил я. — Человек поймет даже непонимаемое, а невпихуемое впихнет во впихуемое.

Она ошарашенно замолчала, это же сколько миллиардов лет будет пытаться осознать эту истину, не перегорела бы, у меня пластинка зеттафлопника занимает площадь больше, чем ноготь большого пальца, будет больно.

Медленно сел, стараясь не делать лишних движений, а то уже началось какой-то странное шевеление пластов красно-мохнатого цвета со вкусом имбиря.

Время останавливается, как я прочувствовал ещё в первое посещение, как только спустишься в Щель. Странно, никто не заметил раньше, хотя объяснимо: никто с собой часов в те времена не носил, а так как пространство крайне ограничено размерами средней пещеры, то первооткрыватели в самом деле зашли, прошлись, не нашли горы золота и вышли.

Разницу в пять минут или даже полчаса никто не ощутил. Но у меня часы на руке, швейцарские, вижу как стрелка здесь продолжает бежать точно так же, и только по ним могу сказать, сколько времени провел здесь.

Мысли текут медленные, вялые, но не потому, как мне оптимистично кажется, что начинается деменция, это лишь предельное расслабление организма, так лучше поглощаю тёмную энергию этого мира, здесь называется магией, хотя правильнее бы маной, что служит сырьем для магии, но ладно, пусть будет магия.

Так просидел часов пять, проголодался, вытащил из барсетки хлеб и сыр, перекусил, медленно поднялся, разминая застывшее тело.