Вадбольский 4 (СИ) - Никитин Юрий Александрович - Страница 16

— Барон, лазутчики Карницкого стараются проникнуть сюда, я знаю. Но не слышала, чтобы вы кого-то допрашивали! Да-да, это скрыть труднее.

Я поморщился, говорить или нет, ну да ладно, сама напросилась:

— Байонетта, вы правы, пленных нужно где-то держать, кормить, а то и лечить… У нас нет на это ни места, ни времени.

Её глаза расширились.

— Вы… убиваете пленных?

Я мотнул головой.

— Как вы могли такое подумать? Пленных убивать запрещено. Но у нас нет пленных. Зато есть бдительные часовые. И если видят какую-то подозрительную тень, что намеревается перелезть ночью через ограду, делают предупредительный выстрел.

Она посмотрела непонимающими глазами, потом вздрогнула, слабо улыбнулась.

— Предупредительный… в голову?

— Вы в самом деле умница, — сказал я. — Законы насчёт военнопленных не распространяются на лазутчиков, партизан и парашютистов.

Она спросила тупенько:

— А что за парашютисты?

— Главное, — сказал я бодро, — что вы согласны насчёт лазутчиков и партизан. А теперь, если есть желание, возвращайтесь к полигону. Там дождь и ветер, но Бровкин понёс испытывать новые винтовки! Да-да, работа шпиона опасна и трудна.

Вниз по лестнице, она ещё не знает, что кроме тех лазутчиков за оградой усадьбы полегли четверо слуг, что остались от наследия Басманова. Так бы я их с трудом выводил на чистую воду, но усадьба на осадном положении, а Карницкий явно хорошо платит за сведения, потому то один, то другой, дождавшись темноты, перелезал через забор и, крадучись, торопился в сторону имения Карницкого.

Часовые же, получившие чёткие инструкции, неспешно брали их на прицел. Обычно хватало одного выстрела.

В последнее время таких попыток не было. Похоже, вся агентура Карницкого осталась по ту сторону забора в грязи. Ранним утром, когда ещё все спят, их обычно вытаскивают и закапывают в канаве у дороги.

Я проводил взглядом Байонетту, убедился, что в самом деле помчалась на полигон, а сам торопливо спустился следом, обогнул здание и вошёл в Щель.

Почему наши земные животные, попадая в Щелях под действие бозонной вселенной, изменяются, а трава и камни нет? Хотя трава и деревья тоже малость меняются, но вот камни, песок и прочая неживая природа ничуть. Видимо, и бозонная, как и наша фермионная, нацелена на усложнение, сложному отдаёт преимущество, даёт ему больше шансов.

Но в бозонной биологической жизни не получилось, слишком сложный процесс, ну не шмогла, не шмогла, потому так жадно реагирует на наших непонятных ей существ, наделяя наугад свойствами, ранее им недоступными, чтобы это вот развивалось дальше и что-то там в будущем сотворило нужное.

Для бозонной любая биологическая жизнь — чудо из чудес, не понимает, что человек, хоть тоже жывотное, но только на девяносто девять процентов, потому ему за этот единственный процент высшести нужно бы отдать приоритет, а не наделять всех подряд добавочной мощью, включая трилобитов и насекомых.

Да, животные приспосабливаются, начинают плеваться огнем или кислотой, а люди, подолгу бывавшие на стыке двух миров, открыли в себе возможность в какой-то мере управлять возможностями той вселенной, назвав это чудом и магией.

Таким образом мне, как понявшему принцип, надо подойти к этому с умом. Чаще спускаться на второй уровень, где влияние бозонной заметно выше, сидеть там подолгу, пусть бозонная хоть по капле вливает в меня возможности управлять какими-то процессами, пока не знаю какими, буду присматриваться к перемещающимся пятнам и линиям, вдруг да замечу закономерность, дурак думкой богатеет, вдруг что-то да обломится.

Время тут стоит, бозонная развивается иначе, могу сидеть сколько угодно, пока желудок не начнёт сводить от голода, хотя без еды могу пробыть без вреда для себя несколько недель, но подсохну, подсохну.

Сейчас в Щели, пока голова чистая и свежая, сделал дыхательную гимнастику, разгоняя кровь и прочищая мозг, начал усиленно воображать, что я самый-самый высший из тех существ, с которыми бозонная материя пытается установить контакт.

Их она наделяет теми свойствами, которые те хотят: стать крупнее, злее, уметь всех кусать, бодать и сбивать с ног, в себе тоже чувствую странноватое усиление, но как ей объяснить, что мне нужно чуточку другое? Усиление тоже нужно, я зверь ещё тот, хоть и умею повязывать галстук, но я развитее всех этих четвероногих, потому мне лучше больше понимать, как с этим миром обращаться.

Пространственный карман — это не всё, что удалось поцупить из бозонного мира, вон как сумел телепорты из одного конца кабинета в другой, это целых четыре шага сэкономил, сам собой восторгаюсь. Но хорошо бы что-то ещё, я становлюсь заметным, а слоны высшего света если решат меня затоптать, даже хрюкнуть не успею.

Сюзанна сияет, щёчки чуть порозовели, на меня смотрит такими добрыми глазами и улыбается, что встревожился, постарался незаметно проверить, застегнута ли ширинка, не испачкал ли брюки или рубашку.

Я сделал два осторожных шага к её столу.

— Ваше сиятельство, боюсь и поинтересоваться, у вас всё хорошо?

— Не бойтесь, — ответила она великодушно. — Сегодня бить не буду. По случаю.

— Что-то в лесу сдохло?

— Пришёл ответ от папы!

В кабинет заглянула Любаша, в глазах вопрос, я сказал нетерпеливо:

— Да-да, конечно. Большую.

Она исчезла, Сюзанна вытащила из ящика стола конверт из плотной оранжевой бумаги, торжествующе помахала.

— Вот!

— Здорово, — сказал я с облегчением. — Что пишет?

— Заинтересовался, — сообщила она счастливым голосом. — А, прочитав некоторые фамилии, даже встревожился, представляешь? Он готов встретиться в ближайшие дни в любом ресторане или везде, где прилично появиться одинокой барышне без сопровождения мужчины.

Я подумал, предложил:

— Может, встретишь его в моём доме на Невском? Ты была там, тебе понравилось, если не брешешь. Чем не место встречи?

— Вадбольский, что за вульгарный язык? Графини не брешут!.. У нас это называется иначе. А встретить его в твоем доме неприлично. Я твой работник, хотя даже это встречено диким непониманием, как в семье, так и в обществе. Графиня работает у барона!.. Потому с отцом договорились встретиться тайком в ресторане «Эрмитаж».

Я спросил с недоверием:

— Откуда дикое непонимание? Неужели кто-то в огромном Петербурге замечает нас?

Ляпнул и прикусил язык, на самом деле Санкт-Петербург, столица Российской империи, не такой уж и огромный, всего двести тысяч человек. Хотя быстрорастущий, сто лет тому жителей было всего двадцать тысяч. Даже сейчас так называемого высшего света здесь меньше тысячи, остальные же — рабочие фабрик, заводов, мастерских и просто обслуживающий персонал, вроде слуг, извозчиков и полиции.

Сюзанна улыбнулась, понимая, что я сам понял, где вляпался, сказала мечтательно:

— Давно не бывала в «Эрмитаже».

— А что там? — уточнил я. — Думал, это какой-то музей.

Она вскинула бровки в изумлении.

— Барон!.. Эрмитаж с французского просто «павильон». Отец имел в виду знаменитый ресторан Люсьена Оливье. Да в России в каждом городе эрмитажи. Ты уже полгода в Санкт-Петербурге и всё ещё не слышал про знаменитый ресторан «Эрмитаж»? Ничего, Иоланта покажет. Не забыл, сегодня вечером у вас встреча?

— Тёмный я, — повинился я. — Ни разу не грамотный. Всегда на что-то другое подумаю.

— Бесстыдник, — ответила она беззлобно, — все вы, мужчины, только об одном думаете.

Любаша занесла кофе, большую и крохотную чашки, Сюзанна раньше употребляла чай, но я её убедил, что кофе аристократичнее, а чай пьют и крестьяне.

Я опустился в изящное лёгкое кресло, Сюзанна подобрала в кабинет и мебель по своему стилю, а в моём осталась только массивная и тяжёлая. Да и оба дивана Сюзанна распорядилась перетащить ко мне, ибо в комнате, где работает женщина, диваны вообще держать непристойно.

— Завтра, — сказал я. — Встреча с Иолантой завтра. Может быть, мы успеем что-то изменить и поедем вместе?.. Ты к отцу, я к Иоланте. Или мы к Иоланте вместе?..