Вадбольский 4 (СИ) - Никитин Юрий Александрович - Страница 11

— Ну что, тварь дрожащая?

Его затрясло, я не поверил своим глазам, когда он рухнул на колени и взмолился:

— Погоди!.. Давай договоримся.

— С такими не договариваются, — прохрипел я.

— Я дам тебе денег!.. Много!

— А я лёгкую смерть, — ответил я.

В голове звенит, вот-вот потеряю памороки, в его глазах что-то мелькнуло, понял, что я стою на ногах из последних сил, рука метнулась за пазуху, моментально выдёрнул с зажатой в ладони рукоятью короткого и очень острого, судя по блеску лезвия, ножа.

Я ударил в гортань вытянутыми пальцами. Влажно хрустнуло, он на мгновение застыл, глядя на меня выпученными глазами. Нож остановился на полпути к моему лицу. Я сделал шаг назад. Он надсадно хрипел, наконец выронил нож и ухватился обеими руками за горло.

Двое оставшихся бандитов отшагнули назад, но не успели повернуться и броситься прочь, как я проревел:

— Стоять!

Они замерли, как кролики перед огромным страшным удавом. Я сделал пару шагов к ним, сказал лютым голосом:

— Надо бы убить обоих, но я милосердный…

Она пали на колени:

— Барин!.. Смилуйся!

— Отпущу одного, — прорычал я, — кого? А кто убьёт другого!.. Ну, начали!

Они непонимающе смотрели на меня, потом один на другого. Силач с дубиной неожиданно взревел и замахнулся на соседа, а тот быстро пырнул его ножом в бок.

Дубина с треском проломила череп соратнику, тот рухнул молча, даже ногой не дрыгнул, а сам богатырь выронил оружие каменного века и обеими руками ухватился за рукоять ножа, лезвие целиком ушло под левое ребро.

Я видел как он мучительно медленно вытягивает покрытую кровью полосу металла я даже не думал, что такая длинная.

— Ты свободен, — сказал я с горькой насмешкой. — Можешь уходить. У чертей всегда есть свободные котлы.

В мозгу прозвучал голос потрясенной Алисы:

— Ты суеверный?

— Все мы суеверные, — выдохнул я.

— Ничего не понимаю, — сообщила она с ноткой отчаяния, — как всё-таки понять эти дикие существа, именуемые человеками?

Ноги подкашиваются, я торопливо прислонился к стене. Похоже, я переоценил свои силы. Сердце бьётся гулко и часто, тело вздрагивает, дикая слабость охватила от макушки до кончиков пальцев на ногах. Сейчас не отобьюсь даже от белки, если та захочет меня прибить за безобразие в её угодьях.

Сидел так минут десять, даже не думал, что схватка истощит настолько. Нет, не надеялся, что выйду без царапины, а сейчас, придирчиво осматривая себя, могу сказать, кроме сгоревшего на мне кафтана, слегка пропалённых брюк, отделался десятком кровоподтёков, что вот уже исчезают, регенерация старается изо всех сил, а, вроде бы одно ребро треснуло, но и оно, чувствую, уже начало срастаться.

А на тёмной улице, куда не достигает даже свет луны, двенадцать трупов. В голове пусто, только одна слабенькая мысль скребётся: пошарить по карманам или нет? И почему-то совсем не гложет вина, что убил людей, человеков. То, что хотели меня убить, совсем не значит, что я должен опускаться на их уровень. Я же цивилизованный, я же человек высокой культуры, но даже не попытался уладить как-то миром!

Или жив только потому, что мои предки поступали так же, и, втоптав врагов в землю, захватывали их женщин и давали всходы своему семени, рождая сильных и беспощадных? А я, хоть и ботан, но во мне их кровь, их звериные инстинкты, лишь слегка прикрытые культурой, воспитанием, флёром гуманной цивилизации?

Карманы и кошели на ремнях всё же просмотрел, денег немного, только у вожака в кошеле пять тысяч рублей, явно плата этим ублюдкам, а ещё заинтересовало интересное колечко. Да, золотое, да сколько там золота, но камешек выглядит ценным. Сиреневый, прозрачный, смотрится миленько.

После долгого молчания подала голос Алиса:

— Таффеит. Этот камень попадается в миллион раз реже алмаза.

— Ого, — сказал я. — И во столько же раз дороже?

— Разогнался, — сказала она насмешливо. — Это полудрагоценный камень. В качестве украшения используется иногда и только из-за редкости. Слушай меня, существо, женщины лучше разбираются в драгоценностях!

— А ты женщина?

— Я все женщины мира, — сообщила она гордо, — ещё не понял?

— Не пугай, — сказал я. — И так жить страшно и удивительно.

Зная, что я вижу её и в стелс-режиме, Мата Хари красиво и плавно взмахивает крыльями, словно Одетта на сцене Большого театра. Почему-то ей больше нравится летать в облике большой летучей мыши, чем в виде высокотехнологичного дрона. Видимо, учитывает человеческие симпатии, всем нам почему-то нравятся щенки, котята и всякие черепашки, а не пылесосы и нагреватели.

Я двинулся к дому Ворона по прямой, Мата Хари всякий раз предупреждает, когда впереди катится экипаж, бредёт загулявший пьяница или идёт полицейский патруль.

— Стрелять можешь, — сказал я, — если кто-то направляет на меня пистолет или целится из винтовки.

Ночь ещё длится, потому что начало зимы, и вообще я крут, всё проделал быстро, словно и не интеллигент, что обязан для поддержания имиджа культурного человека долго жевать сопли, чтобы соответствовать высокому званию мыслящего человека.

— А с холодным оружием?

— Управлюсь, — сообщил я, подумал, добавил, — но вообще-то следи.

В ночи разве что хороший маг заметит движущееся красное пятно в виде человека, но Ворон чувствует себя вполне уверенно, для ночной охраны не задействовал даже слабенького мага, потому я прошёл достаточно уверенно мимо охраны во двор, а дальше уже пришлось карабкаться по стене.

Камни массивные, угловатые, брутальная такая красивость особняка, но для меня вполне в том смысле, что есть за что цепляться, хотя пару раз повисал на кончиках пальцев, но аугментация не подвела, удержался, подтянулся, нащупал опору для ног, поднялся на последний, третий этаж.

Передо мной окно спальни Ворона, Мата Хари уверяет, что спит, но вдруг проснётся, пока буду возиться с окном? Проще через два окна налево, там заброшенная кладовка, лучше через неё, а потом по коридору.

Да, но спальню наверняка запирает, а там взломать замок может оказаться труднее, чем здесь окно.

— Бди, — велел я нервно, — как только начнёт просыпаться…

— Да-да, — ответила она, — предупрежу. Ты сам не спи, я бы это окно давно открыла.

— Да? — спросил я. — Как?

— Могу прожечь стекло по краю.

— А свет от лазера не увидят?

Она фыркнула, предельно отчётливо скопировав интонации моего финансового директора.

— Жалкий человеческий глаз, — произнесла она со всеми оттенками презрения, паттерны которого выложили в свободный доступ актеры Большого театра, — способен различать электромагнитное излучение только в узе-е-е-е-енькой части! Всего лишь от трёхсот восьмидесяти нанометров до семисот восьмидесяти. Не стыдно быть такими жалкими, уступая даже мухам?

— Не умничай, — буркнул я. — Быстро вырежи стекло. Мне только просунуть руку.

Как только быстро провела по стеклу лазером, убрав из видимого диапазона, я подхватил осколок, чтобы не звякнул, просунул руку вовнутрь и, нащупав защёлку, распахнул окно.

В комнату ворвался холод петербургской ночи, но я торопливо закрыл окно, а дыру в стекле придавил пышной зимней шапкой, зря что ли вальяжно разлеглась тут же на подоконнике?

Хозяин квартиры проснуться не успел, порция холода рассеялась по дороге к его кровати. Раскинулся на спине, морда типичного бандюгана. Низкий лоб, высокие надбровные дуги, на левой щеке два глубоких шрама, крупная и тяжёлая нижняя челюсть, там сразу три шрама то ли от ножа, то ли от кастета.

Я смерил внимательным взглядом мощную толстую шею, могучие руки, их держит, как прилежный гимназист, поверх одеяла, что сползло до живота. Крепкий мужик, такой добился места вожака явно не интеллектом, а грубой силой, жестокостью, плюс звериная хитрость и понимание, кто чего стоит из соратников.

Мата Хари пролетела по кругу вдоль всех четырёх стен, сообщила уверено: