Рокки, последний берег - Гунциг Томас - Страница 20

Амбра Лемаршан: первая в классе, красивая, точно принцесса эпохи Возрождения на портрете кисти итальянского мастера, синие, как ночь, глаза, волосы словно из золотых блесток. На втором курсе юридического, в девятнадцать лет, она встречает Матиса Гарнье, жесткого слэмера, чьи гневные тексты с антисоциальным зарядом были результатом несчастливого детства. Они ходят вокруг да около, принюхиваются, присматриваются, флиртуют и вот уже ложатся в постель в крошечной квартирке Матиса, шестнадцать квадратных метров на все про все. Матис делает все по-быстрому: между поцелуем, дрожащим петтингом, лихорадочным проникновением и эякуляцией проходит не больше восьмидесяти секунд. Удовлетворенный Матис отваливается и засыпает. Амбра же лежит без сна, замечтавшись и прослезившись. В полумраке она различает на стене репродукцию «Христа святого Иоанна Креста» Сальвадора Дали и умиляется чувствительной натуре, которую, кажется ей, угадывает в Матисе, храпящем рядом. Пусть это выше разумения, Амбра влюблена. Она будет его любовницей, его женой, сестрой, матерью, музой, подругой его хороших и плохих дней до тех пор, пока признание и слава не постучатся в дверь этого несчастного юноши. Она, выросшая в буржуазной среде, смутно сознает, что ее долг — разделить свое везение с тем, кому повезло меньше. И эта любовь ставит с ног на голову порядок приоритетов в жизни девушки. Не окончив юридический, Амбра, чтобы дать Матису спокойно творить, устраивается секретаршей в фирму, занимающуюся доставкой готовой еды. Без образования зарплата у нее ниже среднего, едва хватает на оплату квартиры, скудную еду и косяки, нужные Матису, чтобы справиться, как он выражается, с печальной необходимостью жить на свете. Через три года на свет появляется Сальвадор, их первенец, названный в честь испанского художника, а сразу после него Мария, в честь Марии Юдиной, советской пианистки, осмелившейся противостоять властям. Время идет, Амбра празднует тридцатилетие в квартирке в скромной многоэтажке. У Сальвадора проблемы с вниманием в школе, у Марии аллергия на лактозу, глютен, морепродукты, орехи и шафран. Все это требует много сил и стоит денег, которых нет. Долги растут. Подобно волкам в заснеженном лесу, судебные приставы всегда ошиваются поблизости.

И снова идет время. Амбра по-прежнему работает секретаршей, а Матис продолжает слэмить. Выступает он редко, в основном в крошечных зальчиках, на открытых концертах, за которые ему не платят. Неважно, отсутствие признания для него лишь доказательство, что он неудобен, что он на верном пути и нельзя ни в коем случае идти на уступки и продаваться системе.

В тридцать пять, когда Элен уже сияла на небосклоне департамента Visual marketing, она случайно встретила Амбру в очереди в универмаге. Вид у той, на ее взгляд, был бледный, измученный, почти мертвый. Амбра говорила в основном о Матисе, о его таланте, о его сильных текстах и о «трудном периоде, потому что у всех кризис».

Элен слушала подругу, выражая лицом то восхищение (ее самоотверженным служением Искусству), то сочувствие (в отношении денежных трудностей и аллергии). Но в глубине души она бурно радовалась, ведь ее жизненное правило следовать to do lists и расставлять приоритеты подтвердилось.

В последующие годы Элен часто вспоминала Амбру; вскоре по приезде на остров она много думала о том, как та умерла, предпочла во всеобщем хаосе защищать Матиса или своих детей. Да и потом, именно из-за раздумий о судьбе Амбры, о необходимости следовать to do lists и расставлять приоритеты все сложилось так, как сложилось с Идой и Марко.

Ида и Марко были наняты компанией «Safety for Life». Обслуживание гостей значилось в договоре наряду с покупкой острова, постройкой дома, системой сигнализации и, в случае необходимости, гарантированного предоставления транспорта («в течение восьми часов максимум», — уточнялось в сноске внизу страницы). Для обслуживания каждого убежища агентство нанимало одного или двух человек, в зависимости от размеров жилища и пожеланий клиентуры. В большинстве случаев это были супружеские пары, готовые жить в изоляции большую часть года. Это место подходило тем, кто не нуждался в активном общении, любил покой, заповедные места или, по какой бы то ни было причине, предпочитал жить на пустынном острове, а не где-либо еще. Зачастую это были люди из так называемых стран с неблагоприятными условиями, обладающие некоторым опытом во всем, имеющем отношение к гостиничному делу (готовка, уборка, различные услуги), а также крепкими познаниями в механике (обслуживание и починка электрических и топливных двигателей, умение работать с солнечными и ветряными установками и т. д.). Кандидаты должны были написать мотивационное письмо, предоставить резюме и, само собой, рекомендации с предыдущих мест работы.

Ида и Марко подходили идеально. Ида проработала лет десять горничной в «Ритц-Карлтоне» в Сантьяго, также в ее резюме значился туристический ресторан в Вальпараисо. Марко же имел диплом механика и провел несколько лет на медных рудниках в Эль-Теньенте, в сотне километров от чилийской столицы, где в его обязанности входило следить за бесперебойной работой станков. Он также обладал (и это имело значение при подписании контракта) обширными познаниями в навигации, приобретенными в детстве, когда он ходил с отцом в море ловить мерлузу в Пуэрто-Агирре, его родной деревне в Патагонии.

С первой встречи Элен в них просто влюбилась. Она нашла в них ту теплоту, которую приписывала «людям Юга», а их испанский акцент сразу ее покорил (они напомнили ей симпатичных героев из мультфильмов: Пепе ле Пью, Кота в сапогах, Спиди Гонзалеса и краба Себастьяна из «Русалочки»). Иду Элен назвала (про себя, ибо выражение к тому времени стало неполиткорректным) Толстушкой, а Марко — Толстячком. Элен вообще любила толстых (в известных пределах, конечно, не тех, кто страдал нездоровым ожирением — их она презирала за слабость характера): толстяки обладали жизнерадостностью бонвиванов, мягкостью пуховой подушки, беспечным оптимизмом, они внушали доверие, как какой-нибудь симпатичный Барбапапа из детской книжки, и, главное, позволяли ей больше ценить собственное тело, стройное и мускулистое, какое бывает у тех, кто способен следовать to do lists и расставлять приоритеты.

С самого начала она поняла, что у них все будет хорошо. Ида, со своей чисто латинской непосредственностью, не скупилась на объятия и поцелуи. Она сразу полюбила Жанну и Александра — их детство в ее глазах придавало им чуть ли не святости (в последующие месяцы она часто повторяла: «У нас дети — короли!»). Не хуже был и Марко, с лысой головой, гладкой, как линолеум, с черными, как автомобильные шины, глазами и выпирающими из-под майки широкими волосатыми плечами тяглового животного. У него были короткие ноги и руки, твердые, как штыри, пальцы, говорил он редко, но с толком, и с ним было надежно, как в противовоздушном убежище.

На остров они прибыли пополудни, после пятидесяти с лишним часов путешествия в некомфортных условиях на тесной яхте. Марко молча стоял у штурвала, его невозмутимость успокаивала. Ида ждала их на пристани, одетая в платье горничной, как того требовали правила агентства. Рядом с ней их домашний питомец, Жет, радостно вилял хвостом, понимая, что прибывшее судно означает новых друзей, новые прогулки и, как знать, даже новые игры. При виде собаки Жанна завизжала от радости, и даже Алекса, который дулся всю дорогу, как будто отпустило. Ида настояла, чтобы они оставили чемоданы на борту. Она займется ими позже вместе с мужем. Комнаты она уже приготовила. Кровати были застелены свежими простынями, от которых пахло лавандой, а на подушках каждого ждала маленькая шоколадка в золотой упаковке.

Стоя в их большой комнате у окна во всю стену, перед потрясающим видом на океан, Фред поцеловал ее. Этот поцелуй как будто говорил: «Мы спасены, теперь с нами ничего случится, мы в безопасности». Элен понравился этот поцелуй, и она прижалась к Фреду, утвердившись в мысли, что, выбрав его партнером (ей нравилось это определение) и отцом для своих детей, она не ошиблась. Из серой зоны ее памяти выплыло прекрасное лицо Амбры Лемаршан. Она смотрела на него со смесью жалости и удовлетворения. Амбра выбрала любовь. Она, Элен, выбрала здравый смысл. Это было не так волнующе. Это даже было откровенно тягостно, но, по крайней мере, сегодня она жива.