Прапорщик. Назад в СССР. Книга 7 (СИ) - Гаусс Максим - Страница 3

Что не говори, а советский ГАЗ-69 это действительно полноценный советский вездеход, который прекрасно подходит для движения практически по любому бездорожью. Впрочем, если посмотреть на карту, то большая часть территорий республики Афганистан не была приспособлена под колёсный транспорт.

Учитывая рельеф местности, проблемы с логистикой и сложную политическую обстановку вообще, дорогами здесь пользовались нечасто. Себе дороже. К тому же, по большей части криворукие душманы и понятия не имели, что такое обслуживание техники и ремонт. Пока ездит и ладно. Сломалось, да и черт с ним.

Этого принципа придерживались все три стороны — наши войска, оппозиция и правительственные силы. Да и вообще на Востоке в целом.

Впрочем, наши технику чинить умели. И обслуживать на нужном уровне тоже. Другое дело, что она была больше приспособлена для равнинной войны в Европе, чем для сухого, жаркого и пыльного климата Азии.

Помню, во время одной из своих многочисленных командировок, когда я был в Сирийско-Арабской республике, на одном из тактических направлений, наблюдал за одновременно смешной, глупой и печальной картиной.

Тамошние представители доблестной правительственной армии по каким-то договорённостям с Министерством обороны Российской Федерации получили упрощённую версию зенитного ракетно-пушечного комплекса «Панцирь-С1» на базе шасси КамАЗ-6560, с колёсной формулой 8×8. Ну, само собой, технику отдали не новую, но вполне в боеспособном состоянии, со всем необходимом облуживанием. Так вот арабы, меньше чем за полтора года превратили эту ЗРПК в груду бесполезного металлолома.

Сначала у них сдох сам грузовик, превратившись в стационарную зенитную точку. Затем начала капризничать система наведения, потом еще что-то. Те ругались, ходили вокруг него и искали, на кого бы свалить проблему. Кланялись своим богам, просили наших помочь. А потом всё-таки настал момент и заклинило весь комплекс. Они, конечно, пробовали его чинить, даже подогнали автокран, чтобы снять сам комплекс с шасси для внутреннего ремонта механизма поворота.

И так получилось, что-то ли у них там трос лопнул, то ли ещё что, в общем, многострадальный комплекс, который практически не успел никак себя проявить в боевом отношении, превратился в бесполезную кучу металла. Арабы погоревали, погоревали, затем сняли с него всё самое ценное, а остальное просто бросили. Так он недели две и стоял под палящим солнцем, пока однажды по нему не прилетел турецкий беспилотник.

С одной стороны смешно, а с другой стороны, армия в Сирии — это толпа вооруженных колхозников в тапках, с предельно низким боевым духом. Причем, эти самые колхозники, совершенно не умеют и не хотят воевать. Вообще. В оппозиции было иначе.

Помню, как начальник нашего тактического направления говорил, если видите, что арабы бегут, значит — все плохо.

Плохо было то, что они бежали часто. Почти всегда. Чуть запахло жаренным, все — ноги в руки и побежали.

То же самое отношение к технике, касалось и вертолётов, штурмовых самолётов и любой другой военной техники. Я был на нескольких аэродромах и видел, что поставленная им наша техника, зачастую просто списанная, валялась в полях или на обочинах, в ужасном состоянии. Ржавела и никому до нее дела не было. Арабы просто ждали новых поставок.

Но речь не о том. Собственно, в самом Афганистане было примерно так же.

Чем проще и неприхотливее техника, тем легче её эксплуатировать. А учитывая, что большинство партизан афганской оппозиции совершенно не разбирались в какой-либо технике, картина была удручающей.

Именно под такие параметры и попадал наш ГАЗ-69, коих а Союзе наклепали достаточно. В силу своей простоты в эксплуатации и обслуживании, хотя он и морально устарел, но очень нравился афганским моджахедам. И даже генералам. А все эти хвалёные японские «Тойоты» и «Мицубиши» у афганских начальников были лишь для красоты — на крупных боевых выходах использовались именно советские машины.

Отъехав от опасного места на пару километров, где всё ещё оставались душманы, водитель ГАЗ-69 чуть замедлился, выбирая удобный путь. Судя по всему, он искал съезд в то самое ущелье, где мы ранее разгромили их караван с наркотой.

Чувствовалось, что он с пустыней на «ты». И хотя машину нещадно трясло, кидало из стороны в сторону, она свободно проходила даже по самым сложным местам. А вот о машине сопровождения такого сказать было нельзя — она то и дело отставала, пыталась срезать путь по более простым участкам, лавировала вокруг блуждающих барханов.

Земля была то твердой, то встречались продолжительные песчаные участки.

В один из таких моментов, когда сопровождающие отстали метров на сто, я и решился действовать.

Вокруг было достаточно много шума, который скрывал мою возню — пришлось снять с себя всё лишнее, чтобы не стесняло движений. Вообще тот, кто когда-либо ездил на таком транспорте знает, что у «Газика» есть несколько модификаций. А некоторые шибко умные афганские механики, с помощью лома, кувалды и сварочного аппарата, удлинили кузов, сверху затянули тентом. Сделано это было для того, чтобы в машине можно было возить чуть больше оружия, чуть больше боеприпасов, ну и соответственно, людей. Хотя, конечно, кустарная модификация дала немного.

В самом кузове, я вдруг обнаружил противотанковую мину. Она оказалась старой, но вроде бы, боеспособной. На кой-чёрт духи возили её с собой, было неясно. Ведь советские танки просто так по барханам и холмам не ездили. Мина просто болталась одна, одинешенька, ожидая своего часа.

Возможно, её можно как-то использовать в своих целях.

Аккуратно сняв с себя разгрузку, автомат и боеприпасы, я оставил при себе только нож. Также снял с себя головной убор, а арафатку оставил. Быстро и ловко перевалившись через перегородку, я решительно приставил нож к горлу Али Хадида и сильно надавил.

Лезвие чуть скользнуло по густой бороде, после чего упёрлась в кожу. От неожиданности моджахед резко дёрнулся, попытался схватиться за оружие, но я громко произнёс на пушту, чтобы тот даже не думал сопротивляться.

— Сидеть, собака!

Коротко и ясно. Русский он, по-видимому, знал.

Не знаю, понял ли он меня правильно, но сопротивляться действительно перестал.

Сидевший рядом с ним водитель возмущённо вскрикнул, резко сбросил скорость и попытался схватиться за оружие, но тут же получил от меня команду продолжать движение. Для наглядной убедительности, я ещё сильнее надавил на нож и Али взвыл. Может от боли, а может и от страха. Мне всё равно.

Это подействовало, водила замер в нерешительности. Я указал знаком на его автомат — мол, давай сюда.

Лица моего они почти не видели. Кроме глаз.

С гневным взглядом, он все-таки протянул его мне. Конечно же, это было не всё оружие, которым они могли воспользоваться — может быть, было еще. А может и нет. Ситуацию сложно было держать под контролем, особенно учитывая быстро меняющуюся обстановку.

Знаками указав водителю свернуть влево за следующим барханом, я быстро обернулся назад и мельком оценил обстановку позади машины — пикап сопровождения на несколько мгновений скрылся из вида.

— Дернешься, пристрелю! — еще раз, медленно и чётко произнёс я, рядом с ухом влиятельного моджахеда. Убедившись, что он всё понял, я быстро убрал нож от горла Али, молниеносно перехватив его другой рукой, нанёс им удар точно в грудь водителя.

Тот захрипел, дёрнулся. Вскинул руки, но уже всё было кончено. Он обмяк, навалился на руль. Вероятно, его нога соскочила с педали газа и наш вездеход практически полностью остановился. Стараясь не терять времени, я сразу же принял первостепенные меры. Ловко ухватив за шиворот водителя, я с силой втащил его к себе в кузов. Бросил его на раненого — тот застонал от боли, но этим всё и ограничилось.

Воспользовавшись моментом, Али хотел открыть дверь и выпрыгнуть наружу. Но у него ничего не получилось, поскольку я резко рубанул его ребром ладони по шее, ухватил за воротник и с силой потащил назад. Тот зашипел от боли, как-то скрючился, и вероятно понял, что сбежать у него уже не получится.