Встреча у водопада (СИ) - Пучков Дмитрий Юрьевич "Гоблин" - Страница 17

— Насколько? — резко уточнил отец.

— Достаточно, чтобы намекнуть, что мою мать могли отравить ядом, привезенным из-за пределов империи. Он заявил, что в те времена лекари были готовы на многое за щедрое вознаграждение.

— Он не может знать об этом, — отрывисто произнес князь.

— Я понимаю, что ты все проверил. Иначе и быть не могло.

— Ты не понял, сын, — князь провел пятерней по волосам, словно пытался собраться с мыслями. — Он не мог знать о гипотезе с отравлением. Потому как для всех твоя мать погибла от несчастного случая. Это была официальная версия. Мы не допустили слухов.

— Быть может, я неправильно понял судью, — теперь уже хмурился я. — Он упомянул, что ты потерял супругу в страшные времена. И я сказал о болезни.

— Он выглядел удивленным? — отец подался вперед, напомнив что передо мной мастер допросов.

— Нет, — я покачал головой.

— А стоило. Ведь болезнь в такой важной семье как наша, у женщины в самом расцвете сил — это как минимум странно. Такое сложно предположить. Мы во все времена располагали ресурсами, которые многим были недоступны.

— Свиридов умеет держать лицо, — предположил я. — Он мог не показать удивления, чтобы не оскорбить меня.

— Он пытался быть с тобой деликатным в остальной беседе?

— Нет, — я скривился, вспомнив визит Анатолия Викторовича.

— Значит, ему незачем было играть с тобой, — заключил отец и откинулся на спинку кресла. — Он приходил к тебе за помощью, верно?

Я кивнул.

— Хочет выторговать себе жизнь, старый интриган, — продолжил Филипп Петрович задумчиво. — И намекнул про эту историю он неспроста. Поверь, у него опыт в судействе и каждое слово было выверено. Быть может, даже хотел, чтобы ты поговорил со мной об этом. Или напротив…

Мужчина вновь поднялся на ноги и прошелся вдоль стены.

— Мало кто знает, что мы с тобой общаемся. В свете ходят слухи, что мой сын со мной не в ладах. Именно потому он выбрал карьеру адвоката. И не собирается наследовать мой пост. Быть может этот хрыч решил стравить нас. Посеять в тебе сомнения относительно случайно смерти твоей матери.

— Возможно, — не стал возражать я.

Филипп Петрович резко обернулся ко мне и сказал:

— Я любил твою мать. И никогда бы не причинил ей вреда.

— Знаю, — совершенно искренне согласился я.

— Или все куда глубже… — мне показалось, что отец рассуждает вслух, как привык делать в своем кабинете. — Есть вероятность, что таким образом Свиридов намекнул, что знает чуть больше. Он ведь был в сговоре с Щукиным.

Князь замер, уставившись в окно. Его кулаки сжались. Внезапно в комнате стало жарко. Разогретый воздух принялся покачиваться.

— Отец, — позвал я, не на шутку обеспокоившись.

Мужчина повернулся, и меня поразила ярость, которая полыхала в его глазах.

— Возьми себя в руки, — негромко попросил я. — Ты спалишь здание.

Филипп Петрович смежил веки и медленно выдохнул. Затем подошел к окну и распахнул раму, впуская в помещение прохладный ветерок.

— Прости. Я все еще привыкаю к новому уровню своей силы, — хрипло произнес князь. — Она и раньше была немалой. А сейчас…

— Ты справляешься? — я осторожно коснулся его плеча.

— Да. Я не подросток и могу себя контролировать. Просто сейчас…

Он вновь громко выдохнул, и стало ясно, что отец пытается успокоиться.

— Ильин, — крикнул князь, и дверь кабинета почти тотчас отворилась. — Включи блокиратор энергии.

Парень не стал ничего уточнять и вышел в приемную.

Почти сразу я ощутил волну, прокатившуюся сквозь мое тело. И едва смог устоять на ногах оттого, что силы буквально покинули тело.

— Сядь. С непривычки это не особенно приятно, — посоветовал отец.

Я вернулся в кресло. Хозяин кабинета не торопился садиться и остался стоять.

— Свиридов был дружен с Щукиным. Кто-то из них решил, что обыск в твоем доме — отличная идея. И теперь я не уверен, что инициатива исходила от судьи. Вероятно, мой бывший друг мог предложить поступить таким образом. И Анатолий Викторович согласился.

— Я ведь пришел, чтобы поговорить именно о нем.

— О судье?

— О Щукине, — я покачал головой. — Не верю, что ты так просто решил сдвинуть его с должности. Ты не мог не понимать, что его вышлют на границу. Что он потеряет не только место службы, но и возможность остаться в столице. Насколько я понял, вы были приятелями.

— Мы были друзьями, — поправил меня отец. — И только поэтому я позволил ему жить, а не убил.

— Что он сделал?

Филипп Петрович вернулся в кресло и вынул из подставки карандаш. Покрутил его в пальцах. Мне показалось, что он не пытается подобрать слова, а просто прокручивает в памяти события минувших лет. Потому как взгляд князя затуманился.

— Мы с Щукиным учились вместе. Мы были молоды и наивны. Делились друг с другом планами, мечтами. Между нами всегда была пропасть. Моя семья была намного более влиятельной. Его отец лишь недавно получил титул. Пусть и от самого императора за заслуги перед отечеством. Для меня это все не имело значения. Софья Яковлевна никогда не пыталась казаться кем-то иным. Она открыто заявляла, что стала княгиней потому как супруг пожелал сделать ее благородной. В те времена это было смело и дерзко. Но я всегда гордился матерью. Мне нравилось, что она не считает фамилию единственной своей ценностью.

— И что произошло между вами? Почему вы перестали быть друзьями?

— Между мужчинами может начаться война либо из-за денег и власти. Либо из-за женщины, — с горькой улыбкой сказал отец, и карандаш в его пальцах громко хрустнул.

Князь какое-то время молчал и смотрел мне за плечо. Словно видел там что-то важное, давно позабытое. Мне даже захотелось оглянуться и убедиться, что там никого нет. Несмотря на работу блокираторов силы в комнате стало жарче. Но наверняка мне так показалось из-за нарастающего напряжения.

Пауза затягивалась, и я с трудом удержался, чтобы не поторопить отца с рассказом. Меня останавливало только одно. Я понимал, что он должен поведать все сам. Без моих напоминаний.

— Когда я встретил твою маму, то был редким дураком, — начал наконец Филипп Петрович. — Ума не приложу, как она смогла рассмотреть во мне что-то хорошее. Я был не самым лучшим человеком.

— Брось, — начал было я, но отец покачал головой:

— Хороший, добрый человек не смог бы удержаться в жандармерии. И уж точно не смог бы построить в этом ведомстве карьеру.

Я только кивнул, вспомнив рассказ про банду жандармов.

— Это было меньшее зло, — словно прочитав мои мысли, ответил Филипп Петрович. — Порой приходилось делать вещи и похуже. И благодаря мне люди попадали на каторгу не за свои преступления.

— Но они были виновны, — возразил я. — И рано или поздно, они попали бы на каторгу. И кто знает, вышли бы они с нее, попади они туда за свои преступления. Как тот же Попов, который отбыл только один срок за одно убийство.

— Я уже говорил, что встречался с ним, — вдруг выдохнул отец. — Ездил в тот монастырь, чтобы попросить прощения. Он ответил, что не держит на меня зла.

— Каторга смогла его исправить.

— Это редкость, — ответил отец. — Поверить не могу, что он тот же самый человек. Изменился он знатно. И говор, и внешность — все в нем хоть почти то же самое, но все же иное. Он спокоен и уравновешен. Вовсе не напоминает зверя, которым был когда-то. В тот день, когда его скрутили и приволокли в участок, он кидался на каждого и ревел как медведь.

— Не могу этого представить, — честно признался я.

— Но речь не про это. В то время только твоя мать умела глядеть прямо в мою душу. И смогла рассмотреть во мне что-то светлое.

Мужчина потер лицо ладонями и затем отодвинул подальше полупустую чашку.

— Мы познакомились в Яблоневом саду. Я отправился туда с приятелями, чтобы прятаться в шумной компании от претенденток на титул. Софья Яковлевна поддерживала мое желание оставаться свободным, хотя список претенденток из старых семей был уже составлен и подан ей на рассмотрение. Но мама была уверена, что нельзя неволить сердце. И на мое счастье всегда отказывалась от любых брачных договоров, которые навязывали нашей семье. Хотя традиции нужно было соблюдать. В тот день я надел самый скучный костюм, спрятал в карман перстень с гербом. И вместо парфюма налил на ворот пиджака немного дешевого портвейна.