Каникулы с огоньком! Десяток несуразностей перед ланчем (СИ) - Филимонова Наталья Сергеевна - Страница 8

Тася устало сидела на ступеньках крыльца, подперев ладонью щеку, и печально наблюдала, как Чарли с радостным хохотом ползает по клумбе, время от времени выкорчевывая из нее нарцисс-другой и тут же отбрасывая в сторону. Цветов было жалко. Но себя еще жальче.

Именем Чарли ребенка Хрюксов окрестила сама Тася –  надо же было его как-то называть! На самом деле, как зовут малыша, никто не знал. Соседи попросту звали его “это чудовище”. А никого из прислуги за три дня так и не удалось отловить –  эти люди оказались еще неуловимее ребенка.

А ведь они были, точно были!

И старый камердинер, появлявшийся в самый первый день.

И какая-то женщина, время от времени пугливо шуршавшая юбками по коридорам. Может, кухарка, а может, и горничная. Угадать оказалось невозможно, потому что следов деятельности той или другой обнаружить тоже не удавалось. Готовили адепты самостоятельно, да и справляться с пылью им никто не спешил помочь.

Может быть, был и кто-то еще –  но этот кто-то совершенно не горел желанием сводить знакомство с временными няньками.

Сам малыш охотно отзывался на “Чарли”, “Пора обедать”, “Иди сюда, кровопийца”, “Где этот мелкий монстр” и даже на “Я его убью, пустите”. Правда, по настроению мог с радостным гуканьем выползти навстречу –  причем из самых неожиданных мест! –  или со зловещим хохотом умчаться на четвереньках в вовсе неизведанные дали.

Густав все предлагал снова спеленать малыша потуже (“Мы хотя бы будем точно знать, где он находится!”), но Тася была категорически против.

“Ребенку просто скучно!” –  объявила она и принялась –  поначалу с энтузиазмом, а потом со все возрастающим отчаянием –  искать, что может увлечь и заинтересовать малыша Чарли.

Сказок он не слушал –  скорее всего, пока просто не понимал. Игрушки только швырял в разные стороны. И вообще, кажется, единственное, что его интересовало, –  это где бы поесть и как бы что-нибудь разрушить. Ну и довести попутно нянек до белого каления.

К слову, любимой игрушкой Чарли стал тот самый найденный на чердаке молоток. Жестокие няньки ежедневно бессовестно отнимали у малыша такую замечательную игрушку и прятали в самых разных местах, казалось бы, совершенно для ребенка недосягаемых.

Увы, слово “недосягаемо” могло бы относиться к какому-нибудь другому ребенку. Вдобавок Чарли то ли умел видеть сквозь стены, то ли чуял любимый молоток каким-то особым чутьем –  однако он неизменно вновь и вновь находил его.

За ажурным забором, опираясь на изящную трость, прошла мимо соседка –  средних лет дама в пышном, будто снятом с огромного чайника, платье и шляпке, которая размерами совсем чуть-чуть не дотягивала до еще одного такого же чайника.

–  Доброе утро, госпожа Малюза! –  как могла приветливо, крикнула Тася.

Соседка в ответ окинула девушку неодобрительным взглядом, фыркнула, заметила Чарли и ускорила шаг.

Тася вздохнула. Все в этом городе какие-то необщительные и неприветливые. Странные. Будто хорошим манерам никого не учили вовсе. Надо будет познакомиться хотя бы с тем несчастным художником, что тоже здесь застрял –  ему, наверное, еще тяжелее приходится, он-то, в отличие от адептов, и вовсе один.

Во всем надо искать положительные стороны! Зато здесь, в отличие от Ильсарры, сейчас лето. Цветочки вон цветут… цвели. Разве что в шерстяном платье с накрахмаленным передником жарковато. Но госпоже Малюзе в ее груде юбок, небось, и того жарче –  а ведь она не жалуется!

Хорошо хоть, зеленщик, мясник и молочник исправно доставляют свои товары по утрам и оставляют их на крыльце черного хода. Правда, как выяснилось, выбегать на то крыльцо надо очень быстро, чтобы успеть все забрать, опередив соседскую кошку.

Кошку госпожи Малюзы, очаровательное нежно-сиреневое пушистое создание по кличке Фифи, крынки молочника не интересовали. О нет, она приходила точно к часу прибытия мясника, и стоило буквально на минуту зазеваться –  и приходилось объявлять постный день или пробавляться колбасами. Колбасы, впрочем, как и окорока, на поверку все до единой оказались слегка подгрызены, и вовсе не мышами. Если присмотреться, на любой можно было заметить характерные трехзубые отпечатки. Тася вздыхала и готовила для малыша паштеты, пюре и полезные каши.

Говорить госпоже Малюзе о поведении ее кошки было совершенно противопоказано. Всякую жалобу на свою любимицу она воспринимала как личное оскорбление и была глубоко убеждена, что ее Фифи –  истинный ангел во плоти, а все, кто пытается ее оклеветать, –  гнусные завистники и мерзавцы. Впрочем, надо признать, Фифи, в отличие от Чарли, умело скрывала свои демонические наклонности (равно как и аппетиты).

Адепты установили очередность и несли теперь при Чарли круглосуточное дежурство. Просто уложить малыша ночью спать и пойти отдыхать было нельзя. В таком случае никто не мог предугадать заранее, где и при каких незабываемых обстоятельствах удастся обнаружить (и главное –  поймать!) его в следующий раз. При этом дежурный мог в любой момент призвать подкрепление, так что все трое адептов старались держаться неподалеку друг от друга. Но надо же им было хоть когда-нибудь спать! К примеру, сегодня ночью тревога объявлялась трижды.

Тася только полчаса назад приняла смену у Рубура, почти вовремя успела к черному ходу, чтобы отнять у Фифи будущие обеденные стейки и теперь отчаянно зевала, гадая, откуда у Чарли берется столько энергии в любое время суток.

Глаза сами собой закрылись –  буквально на одну секундочку! А когда удалось их открыть, Чарли на разоренной клумбе уже не было.

Мгновенно проснувшись, Тася вскочила на ноги и заозиралась. А услышав довольный лепет, сначала испытала облегчение, а потом –  ужас. Потому что малыш Чарли уверенно карабкался по гладкому, почти лишенному веток дереву и поднимался все выше.

Что же делать?! Рубур спит после ночной смены, его сейчас никакими силами не добудишься. А Густав ушел к сапожнику –  не вечно же ему ходить в неизвестно чьих ботинках, найденных в прихожей!

Мелькнула даже малодушная мысль просто подождать –  вдруг рано или поздно малыш слезет сам? Способность этого ребенка лазать вверх и вниз по любым поверхностям граничила с паучьей. Тася ничуть бы не удивилась, если бы обнаружила его однажды весело ползущим по потолку.

В этот момент сухая ветка под ножкой Чарли хрустнула и обломилась. И –  Тася сама не поняла, как это произошло –  буквально в несколько секунд девушка успела не только добежать до дерева, но и взлететь по нему вверх едва ли не до самой макушки.

Правда, уже вскарабкавшись туда, она осознала, что самую малость переборщила –  и пролезла мимо изумленно проследившего за ней Чарли.

И теперь Чарли, уже вполне устойчиво зацепившийся за другую ветку, посмотрел на нее,  запрокинув голову, радостно улыбнулся, помахал ручкой… и деловито полез вниз.

Тася тоже посмотрела вниз. И зажмурилась, покрепче обхватывая ствол руками и ногами. “Здесь я и буду висеть до конца своих дней, –  догадалась она. –  Пока Рубур не проснется”.

Снова открыть глаза девушку заставил душераздирающий мяв, прозвучавший с такой неожиданной стороны, что Тася даже решилась повернуть голову.

И увидела верхушку в точности такого же гладкого и высокого дерева по другую сторону ажурного забора –  в соседском дворе.

На верхушке, в точности напротив Таси, так же вцепившись в ненадежную ветку, с полными ужаса глазами сидела Фифи. С первого взгляда становилось ясно –  она тоже без труда забралась на дерево, но спуститься обратно –  выше кошачьих сил.

–  Маааааау! –  так горестно снова возопила Фифи, как будто уже начала падать.

Тася ощутила неожиданный прилив самых родственных чувств к пушистой сиреневой поганке. И даже мысленно поклялась себе угостить Фифи стейком. Потом, разумеется, когда они обе будут спасены и окажутся на твердой земле.

–  Крепись, сестра! –  с чувством пробормотала она. –  Ты не одна!