Каникулы с огоньком! Десяток несуразностей перед ланчем (СИ) - Филимонова Наталья Сергеевна - Страница 4

–  Но… но как же… может, вы оставите нам какие-то наставления? Советы? Напутствия?

Великолепная госпожа окинула адептов поочередно жалостливым взглядом и трубно высморкалась в кружевной платочек.

–  Мужайтесь, дорогие мои! Храни вас боги! –  прочувствованно провозгласила она. –  Я буду молиться за вас!

Тася и моргнуть не успела, как семейство Хрюксов вместе со слугами резво загрузилось в экипаж и отбыло. А в руке у девушки остался зажат большущий, похожий на амбарный ключ от дома.

–  Нас что, оставили здесь одних? –  все еще не веря себе, пробормотала она.

–  Не стоит так все драматизировать! –  господин Грачиус почти дружески похлопал ее по плечу. –  В доме есть все необходимое. Поживете тут две недельки, поработаете по специ… мм… почти по специальности, получите неповторимый опыт… да считайте, что у вас каникулы!

–  У нас вообще-то и есть каникулы! –  сердито буркнула Тася, стряхивая с плеча его руку.

–  Как они вообще решились оставить собственный дом, да еще и ребенка, на незнакомцев, которых видят впервые в жизни? –  Густав неверяще покачал головой.

–  Моя репутация позволяет полностью доверять мне в таких вопросах! –  Грачиус гордо вскинул голову. –  И не вздумайте портить мне репутацию! Кроме того, в доме наверняка остался кто-то из прислуги. Наверное. Я так думаю. Словом, разберетесь на месте! А мне, пожалуй, пора.

Сказав это, господин Грачиус вдруг попросту растворился в воздухе.

–  Вот жук! –  возмутился Густав.

–  Ну… наверное, нам надо зайти в дом? –  неуверенно предложила Тася и первой шагнула к крыльцу.

Ключ в замочную скважину она вставляла дрожащими руками. Дурные предчувствия не оставляли.

Дверь открылась с душераздирающим скрипом.

–  Петли следовало бы смазать! –  не удержалась от замечания Тася. –  И чем здесь, интересно знать, занимается вся эта прислуга?

Прислуги, впрочем, не наблюдалось. За дверью располагался просторный холл с вычурной мебелью на гнутых ножках. Стены были обиты ярко-алой тканью в вышитых золотых розах, а вдобавок увешаны гобеленами и портьерами. Всюду громоздились диванчики и кресла с округлыми сиденьями, золоченые канделябры с оплывшими свечами, бесчисленные статуэтки, изображавшие на редкость некрасивых людей, и прочие предметы, призванные, судя по всему, продемонстрировать как богатство, так и изысканный вкус хозяев.

И все это великолепие покрывал толстый слой пыли. Так что, едва войдя, вся троица дружным хором чихнула. А потом еще и еще раз. Вопрос о том, чем занимается прислуга, завис в пылевом облаке. Пытаясь проморгаться –  глаза от душного воздуха и обилия пыли заслезились –  Тася кинулась к ближайшему окну, отдернула с него портьеры и, повоевав немного со шпингалетом, казалось, вросшим в раму, все-таки распахнула створки.

–  У-у-фф, –  выдохнула она, оборачиваясь. Парни, уже сориентировавшись, тоже открывали окна. Стало чуть светлее, а заодно и куда легче дышать.

–  С-сквозняки-с-с, –  свистнуло рядом, и Тася, вздрогнув, обернулась. Рядом с ней стоял щуплый сгорбленный старичок в напудренном парике, одетый в ливрею –  не то дворецкий, не то лакей… хотя какой может быть лакей в таком возрасте? Старичок выглядел так, будто разменял не одну сотню лет. –  А вы-с кто-с будете-с-с? –  подслеповато прищурился он.

–  Мы, –  заробела вдруг Тася, –  мы, мы…

–  Няньки, –  мрачно буркнул Густав.

–  О! О! Что ж, мои соболезнования-с-с… я хотел сказать, мое глубочайшее-с уважение-с! Поистине-с достойное-с уважения-с мужество-с!

–  А скажите, –  Тася решила, что хотя бы этот старичок сможет объяснить, в чем дело, что не так с ребенком Хрюксов, почему дом такой пыльный и вообще куда все подевались. Но первым задала почему-то совсем другой вопрос. –  А… а где ребенок?

–  О! О! Вы его найдете-с! Непременно-с найдете-с!

–  Но как?!–  О! По звуку-с, разумеется-с!

С этими словами старичок с неожиданной грацией отвесил глубокий поклон, а потом и вовсе торопливо попятился в один из темных дверных проемов.

–  Постойте! Вы должны нам объяснить… хоть что-нибудь!

Увы, эта реплика уже не нашла адресата. Старичок молниеносно скрылся в темноте, а адептам осталось только переглядываться, пожимая плечами.

–  Ну и что мы должны услышать? –  риторически поинтересовался Рубур.

И в этот момент они и в самом деле услышали.

После Тася не смогла бы, пожалуй, определить, на это это больше всего было похоже. Близко прогремевший гром, заунывный вой и одновременно –  злобное рычание дикого зверя, грохот камнепада, ярость всех стихий одновременно –  кажется, в этом звуке было все. А еще это было громко. Очень, просто очень-очень громко. Настолько, что дрожали, кажется, сами стены, а по холлу будто пронесся шквальный ветер.

Все трое адептов разом зажали руками уши, а потом, переглянувшись, одновременно шагнули к дверному проему, ведущему в сторону источника кошмарного звука.

Дорогу через дом Тася почти не запомнила. Был длинный пыльный коридор и лестница на второй этаж, еще один коридор, очередная скрипучая дверь –  впрочем, скрежета и лязга все равно почти не было слышно в этом оглушительном реве –  и, наконец… детская.

Младенец оказался довольно крупным –  по крайней мере, Тасе младенцы представлялись куда как поменьше. Лежал он в детской кроватке с деревянными прутьями и был туго затянут в пеленки.

Стоило троим адептам в ужасе склониться над кроваткой, как малиновый уже от рева ребенок вдруг захлопнул рот –  и адский рев прекратился. Наступившая тишина показалась оглушительной. А малыш заинтересованно полюбовался на нянек и беззубо улыбнулся.

–  Ой, какой хорошенький! –  тут же умилилась Тася. Однако в этот момент малыш, подумав, снова открыл рот, явно набирая в легкие воздуха.

–  О, нет-нет-нет! –  в ужасе завопила Тася и торопливо принялась раскачивать коляску. На пару минут это, казалось, помогло: ребенок снова захлопнул рот, привыкая к ощущениям. Однако вскоре снова сморщился, открыл рот…

–  Даже не думай! –  рявкнул Рубур и, выхватив кулек с младенцем из кроватки, принялся его энергично укачивать в руках… потом встряхивать. А потом и вовсе подбрасывать.

–  Может, его нужно перепеленать? –  неуверенно предположила Тася.

–  Что? –  Густав в ужасе посмотрел на нее.

–  Ну, пеленки… мокрые, наверное. Вот и орет.

–  А ты умеешь пеленать младенцев? –  скептически уточнил кузен.

–  Нет, но… нам все равно придется это делать, верно? Рубур, давай его вот сюда, на столик. Посмотрим!

Орк выполнил распоряжение так поспешно, что почти швырнул ребенка на столик для пеленания. Тот, впрочем, оказался так плотно спеленут, что вряд ли ему могло грозить ушибиться.

С пеленками пришлось повозиться: затянуты они были до того туго, как будто ребенка хотели стреножить.

–  Сухие, –  Тася пожала плечами. –  И что теперь?

–  Может, ему в них было неудобно? –  предположил Густав, заглянув через плечо девушки и понаблюдав, как ребенок –  честно говоря, и в самом деле великоватый для младенца –  шевелит ручками и ножками.

–  Может… давайте тогда его оденем, что ли? Рубур, посмотри в шкафах –  наверняка найдутся ползунки и распашонки.

Ползунки и распашонки нашлись во множестве. Правда, нарядить младенца оказалось не так-то просто: он так ловко уворачивался и дрыгался, что порой казалось, будто рук и ног у него куда как больше, чем следует. И все они не попадают в рукава и штанины!  Однако в конце концов общими усилиями малыш все же оказался одет.

–  Ну вот, –  удовлетворенно заметила Тася, –  маленький… ох, нам, кажется, даже не сказали, как тебя зовут… словом, маленький Хрюкс, теперь тебе наверняка будет куда удобнее…

Малыш снова нежно беззубо улыбнулся ей. А потом –  никто и моргнуть не успел –  вдруг стремительно перевернулся, одним движением соскочил с пеленального стола, приземлившись, как кошка, на четыре лапы, и так, на четвереньках, резво потрусил к выходу из детской.