Его маленький чертёнок (СИ) - Алекс Коваль - Страница 50

– Доблое утло, Фиса! – чуть на голову себе эту муку не перевернула! Поймала пачку в последний момент. Обернулась, за спиной стояла заспанная Доминика, потирая кулачками еще осоловелые глазки. 

– Привет, принцесса, – чмокнула я девчонку в помятую щечку. – Как спалось?

– Клуто. У тебя такая мягкая кловать! А мозно я сегодня тозе буду у тебя ночевать?

– Давай, мы это с папулей твоим обсудим, хорошо? – подмигнула я. 

– Холошо, – кивнула Ника. – Только попозже, да? – и, приложив пальчик к губкам, понизив голос до шепота, тихонько сообщила мне:

– Он есе спит. 

Глазки голубые озорно сверкнули, и мы обе тихонько засмеялись. 

Потрясное утро. Хочу каждое утро такое! 

– А сто ты делаешь?

– Вафли.

– Для папули? – округлились в надежде глазки хитрюги.

– Для вас, да. Ты же любишь вафли?

– Любю. А мозно я тебе помогу, м? Я умею замесывать тесто, меня тетя Тома научила. Мозно, Фиса? Позалуйста! 

– Можно, конечно, – потрепала я светлую макушку. – Только сначала тогда идем умываться и заплетаться. А потом приступаем к готовке. Идет?

– Ула! Идет! Папоська будет лад, – хохотнула Доминика Демьяновна и рванула в сторону ванной комнаты, тихонько топоча босыми ногами по полу.

Она вообще была на удивление ребенком самостоятельным. Ей не нужны были няньки и надсмотрщики. Она вполне неплохо и сама справлялась со всеми бытовыми мелочами. Даже тут мелкая практически выгнала меня из ванной, умывшись сама, а когда вышла, уселась на стул и протянула мне расческу с двумя резинками, попросив заплести две кральки.

– Готово. Ты наша маленькая красотка.

– Пасибо, Фиса! 

Стоило мне только расправиться с ее волосами и отложить расческу, как Ника тут же залезла ногами на стул и командным тоном сказала:

– Мозем плиступать к готовке! Чул, я буду лазбивать яички и взбивать зелтки, – смягчив свой повелительно-умилительный тон улыбкой. И как тут отказать? 

Ох, бедные ее женихи. Крутить ими будет только так.

– А что буду делать я? – решила сыграть недоумение. 

Ника не растерялась.

– Мыть за мной посуду. Я плосто не любю мыть посуду, – сморщился носик.  

Понято. Принято. 

Я расхохоталась, но спорить не стала. Пододвинула к малышке миску, венчик и помытые ингредиенты. Со спины внимательно наблюдая, как мадам “я сама” деловито взяла ножик, перевернула его обратной стороной и разбила одно за другим яйца в миску. При этом от старания высунула кончик язычка и тихонько пыхтела, вытаскивая упавшую маленькую скорлупку. 

Дело делалось, вафли готовились. Через считанные минуты я с наслаждением констатировать тот факт, что из нас получилась классная комната. Ника щебетала без умолку, интересуясь, “а что” и “а как”, а я подсовывала ей все новую работу, пока дело не дошло до муки. Тесто густело, а мелочь напрочь отказывалась отдавать венчик в мои руки, самостоятельно усердно крутя густую массу. 

– Тязелое.

– Угу, давай я?

– Неть. Я сплавлюсь! Я видись, какая сильная? 

– Вижу, и нисколько в этом не сомневаюсь, – заверила я ребенка. – Ника, слушай… а что за секретик, который ты вчера рассказала папуле? – спросила я немного погодя, сделав любопытный вид, будто ума не приложу, о чем они с отцом вчера “шушукались”. Моего маленького поваренка такой вопрос не смутил совершенно, и она, беззаботно пожав плечами, сказала: 

– Сто ты его любишь. И меня тозе. А то бубуля говолит, сто папа есе глупенький.

– Глупенький? 

– Мхм. А глупенькие людишки долго думают, Фиса. А если папуля будет долго думать, то нам плидется уехать, потому сто по мне узе соскусились в садике, а у папули лабота. А я не кочу без тебя уезжать, это зе элементално, – выдала как на духу Доминика, при этом таким тоном, будто само собой разумеющееся сообщила. Даже не отвлеклась ни разу от теста, которое все еще усердно месила в миске. 

А вот в мои глаза будто песка насыпали. Защипало их от слез подступивших. От макушки до пят разлилось приятное сладкое тепло, будто в лютую зиму меня укутали теплым одеялом. А еще я разулыбалась, как самая последняя дура, и чмокнула помощницу в макушку.

– Ты просто чудо, знаешь?

– Знаю. Ты узе говолила, а я запомнила, – улыбнулась Ника, наконец-то поднимая на меня глазки свои. 

– Ни-и-ик, а что тебе ответил папуля? Если не секрет. 

– Сто я его маленький челтенок. Он постоянно меня так называет, говолит, сто я самый большой подалок-сюлплиз в его зызни. Фис, а много есе? 

– Что? А-а-а, пара ложечек осталось.

– Нет, давай, навелное, ты мне помозешь, но только чуть-чуть, – смешно сложила пальчики Ника, демонстрируя это “чуть-чуть”. – Лано? 

– Ладно, – улыбнулась я, забирая “орудие труда” из детской ладошки. – Ты тогда бери стаканчик, и сыпь муку.

– Колосо, – кивнула малышка, делая в точности, как до этого я. С той только разницей, что бухнула стакан она слишком резко и мука белым облачком поднялась вверх, оседая на щечках и кудряшках ребенка.

– Ой, я, казется, пелесталалась.

– Кажется.

– Это не сталашно? 

– Страшно? М-м-м, – задумчиво провела я пальчиком по рассыпавшейся муке на рабочей поверхности стола, хитро улыбаясь девчушке, – не думаю, – хохотнула, приложив пальчик к носику Доминики, оставляя маленький белый след. А потом еще по одному такому же на каждой щечке. 

– Э-э-эй! Я тозе так кочу, – захохотала мелочь.

– Нет… ну, нет… 

– Фиса, беги, а то я тебя сейчас догоню! – нырнула сразу обеими ладошками в пакет с мукой мартышка, соскакивая с табуретки и бросаясь за мной в погоню.

Демьян

Утро встретило меня болью в спине и бьющим по глазам Нью-Йоркским солнцем.

Вначале очнулся от крепкого сна организм, выдавая мне болезненные уколы по всему позвоночнику, который чудом не ссыпался в брюки. Это был намек, что в мои годы спать скрюченным на диване – идея плохая. Затем проснулся мозг, закидывая яркими картинками прошедшей ночи. Даже боль померкла, отступив на задний план, утонув в охватившем с ног до головы алогичном счастье.  

Я глянул на наручные часы, время почти восемь. Прислушался. Со стороны кухни донесся хохот и визг. Улыбка сама на губы наползла. Невообразимо тепло стало на душе.  Я еще какое-то время бесцельно смотрел в потолок и слушал тихий шепот девчонок. Они о чем-то оживленно шушукались и увлеченно спорили. 

Пожалуй, приятней утра в моей жизни еще не было. Когда ты вроде не у себя дома, а чувствуешь себя целиком и полностью на своем месте. Когда уютно, и  все звенит от радости. А твое будущее не кажется унылым, серым обезличенным пятном. 

Конечно, рассуждать глобально о дальнейшей совместной жизни рано, не хочется спугнуть девчонку своим напором, но в голову уже нет-нет, да прокрадываются кое-какие мысли, которые раньше я в свое воображение и планы не впускал. 

Осталась самая малость. Разобраться с отцом Кэм и проследить, чтобы девушка благополучно улетела домой. А там и до разговора с Графом недалеко. Думаю, со вторым проблем точно не будет. По сути, какая ему разница, какой Нагорный? Сомневаюсь, что его вообще интересует комфорт Анфисы. Его выгода – исключительно деньги и приумножение капиталов. А у меня есть, что ему предложить. Раз уж на то пошло. 

  Поднявшись, я первым делом заглянул в ванную, приводя свой помятый вид в более-менее сносный. Умылся, пригладил влажной пятерней волосы, почесал заросшие щетиной щеки. Сойдет.

Вышел и крадучись прошел до кухни. Остановился в коридоре, заглядывая в приоткрытую дверь. Молча поражаясь, во что превратилась светлая кухня! Тут ураган прошел, а я все проспал? Вся поверхность обеденного стола завалена мукой, какой-то кухонной утварью и уставлена всевозможными банками. Мука даже на полу и дверцах шкафов виднеется. Ника с Фисой стоят же ко мне спиной. Мелочь ногами на стуле с лопаточкой в руке, а Фиса позади нее, помогая той самой лопаткой орудовать.

Но самое притягательное во всем этом кулинарном безобразии – запах. Слюновыделительный, желудок от голода сводящий.