Собственность Короля (СИ) - Субботина Айя - Страница 3

— Есть еще какие-то распоряжения? — елейным тоном интересуется Дина, и мы оба прекрасно знаем, какие именно распоряжения и на чей счет она имеет в виду.

— Нет. Больше никаких распоряжений. Найди мне зацепку на Шубинского, остальное не интересует.

Хоть это и ебучее вранье.

— Паша, ты не знаешь, что случилось? — спрашиваю водителя, которого прислал за мной отчим, кутаясь в легкий кардиган, слишком не по погоде для осени в моих родных краях.

Парень — Паша, мой друг детства — слишком выразительно молча пакует мои чемоданы в багажник. Я успеваю забрать одну дорожную сумку, потому что в ней мои личные вещи и подарки, без которых никогда не прилетаю в гости. Обычно привожу брендовый наряд для младшей сестры и дорогой гаджет для брата, но в этот раз пришлось ограничиться простыми сувенирами.

Господи, стыд какой.

Я на секунду прикрываю глаза, как будто это поможет спрятаться от того насмешливого взгляда, которым продавец в фирменном бутике «Луи Виттон» возвращала мне карту. Он до сих пор меня преследует, даже здесь, на другом материке.

«Операция отклонена, мисс. Ваша карта заблокирована. Возможно, у вас есть другая?»

Заблокированными оказались все три моих карты.

Кроме четвертой — личной, на которой я храню небольшие средства для оплаты в кафе или маленьких магазинчиках разной мелочевки. По странному стечению обстоятельства, именно эту карту открывала я сама, в отличие от остальных, выписанных на мое имя отчимом.

Но, когда я в панике начала звонить и требовать объяснений, он, вместо объяснений, приказал немедленно возвращаться домой. Первым же рейсом.

— Паш? — пытаюсь обратить на себя внимание, но водитель словно в рот воды набрал.

Приходится поймать его за локоть, когда открывает заднюю дверь, чтобы помочь мне сесть.

— Я чувствую себя надзирателем, — пытаюсь добавить немного шутки в его напряженное отмалчивание, потому что это мой универсальный и единственный способ справляться с паникой. — Что случилось, Паш? Меня не было всего полгода.

Он все-таки поднимает взгляд, пытается сделать вид, что все в порядке и его хмурое лицо — это личное, не имеющее ко мне никакого отношения. Но мы практически провели детство под одной крышей, потому что его мама работала личной медсестрой моего отца и вместе с Пашкой жила в доме для персонала.

Если я и знаю кого-то лучше, чем самого себя, так это Пашку.

— Ну хватит, — приходится немного повысить голос, хоть я терпеть не могу быть стервой. Отец любил говорить, что вырастил домашнюю неуклюжую совушку, и что гордится тем, каким хорошим человеком я стала. Жаль, что он так и не дожил до тех дней, когда мне торжественно вручали диплом Калифорнийского университета. Диплом с отличием. — Старый козел что — уволил тебя?

Да, у нас с отчимом не очень хорошие отношения.

Если не сказать — полное отсутствие отношений, потому что за время, что он был женат на маме, мы, в общей сложности, не провели и пары месяцев на одной территории. К обоюдной молчаливой радости, хоть мама делала все, чтобы наладить между нами контакт.

— Зря ты приехала, — куда-то в ворот своей идеально белой рубашки говорит Паша.

Я не успеваю как следует удивиться, потому что откуда-то из-за автомобиля, словно черти из табакерки, прямо передо мной появляются два здоровых амбала, в одном из которых я узнаю постоянного охранника отчима. Второй мне незнаком, но именно он почти грубо отодвигает от меня Пашу. Они становятся по обе стороны от меня, и по моей коже ползет неприятный холодок, потому что никогда раньше я не чувствовала себя настолько беспомощной.

И настолько пленницей.

Отчим прислал охрану, но я скорее чувствую себя арестанткой, чем человеком, о котором действительно беспокоятся.

— Для вашей безопасности, — говорит охранник отчима. Мысленно называю его «Правый». Все телохранители похожи почти как близнецы, так что для собственного удобства я всегда даю им прозвища.

— От чего меня оберегать? — нервно смеюсь я. — От плохой погоды?

Пытаюсь найти Пашин взгляд, но он, трусливо вжав голову в плечи, быстро занимает свое «рабочее место» за рулем «Бентли» моего отчима. Правый и Левый усаживаются в машину, и когда мы отъезжаем, я с тоской смотрю на удаляющееся здание аэропорта, думая, что, возможно, мне действительно не следовало возвращаться.

Кажется, что еще никогда мы так быстро не добирались до дома, как в этот раз.

Я даже толком не успеваю подумать над предстоящим разговором и Пашкиным предупреждением — а «Бентли» уже заезжает на огороженную со всех сторон, закрытую территорию дома моей матери.

Точнее, теперь уже дом отчима.

Никогда не пойму, о чем думала моя бедная глубоко больная мать, когда переписывала завещание в пользу отчима, оставляя трех своих детей фактически, зависимыми от каждого его чиха.

Я выхожу из машины, и нарочно замедляю шаг, надеясь насладиться воздухом родины, дома и ароматами уже припорошенного снегом сада. Порядком заброшенного, что тоже очень странно, потому что мать любила эту часть дома и часто сама возилась с деревьями и уборкой опавшей листвы. Перестала это делать только когда каждый подъем с кровати стал приносить ей невыносимую боль.

Отчим клялся, что не позволит саду запустеть, но прошел год — и от его обещания, как и от красивого милого сада, не осталось и следа.

— Валентин Николаевич хотел видеть вас сразу, — с нажимом говорит Правый, когда я собираюсь свернуть с дорожки, ведущей к дому, налево, к беседке. И для убедительности берет меня под локоть, сжимая пальцы, когда пытаюсь высвободить руку.

— Я что — пленница? — говорю больше со злой шуткой, чем всерьез, но, натыкаясь на его лицо-кирпичом, начинаю сомневаться, так ли далека от истины. — Могу я хотя бы отдохнуть с дороги?

— Валентин Николаевич ждет, — как механический болванчик, повторяет Правый и мне ничего не остается, кроме как послушно пойти к дому.

Локоть так и остается «заложником» в пятерне охранника, вплоть до момента, пока я не переступаю порог, моментально натыкаясь на неприятную сизую дымку табака.

Понятия не имею, сколько дней или недель подряд нужно было курить без перерыва, чтобы с дымом не справилась даже идеальная система вентиляции. Я непроизвольно прикрываю нос рукавом, осматриваюсь в поисках кондиционера, но Правый — уже почти грубо — подталкивает меня к полуприкрытой двери кабинета.

Оттуда раздаются мужские голоса.

— Я привез ее, Валентин Николаевич, — рапортует Правый, становясь поперек двери с видом человека, готового защищать выход даже ценой собственной жизни.

Отчим и человек, который сидит за столом спиной ко мне, одновременно поворачивают головы.

— Анна, — коротко говорит Валентин Рогов, ощупывая меня придирчивым взглядом. — Рад, что ты прислушалась к моей просьбе и приехала максимально быстро.

— Вы не оставили мне выбора, — не могу не огрызнуться.

Инстинктивно обхватываю себя за плечи, пытаясь хоть как-то прикрыться и защититься от взгляда того, другого.

Ему около шестидесяти, но вполне может быть и меньше — седины в его темной шевелюре почти нет, взгляд острый, оценивающий, как у ювелира. Он невысокого роста, но кажется необычно крепким как для человека, чье лицо почти полностью исполосовано морщинами.

Он почему-то сразу, сходу, с наскока меня пугает, хотя не делает для этого ровным счетом ничего. Я кое-как выдерживаю его взгляд, нахожу в себе силы не отвернуться. Но когда он делает шаг в мою сторону, а его губы растягиваются в улыбке, я инстинктивно шарахаюсь назад и тут же натыкаюсь локтем на грудь охранника.

— Аня, — незнакомец очень хочет казаться добродушным, но становится только хуже. — В жизни вы гораздо красивее, чем на фотографиях.

— Какое вам дело до моих фото? — не понимаю. — Кто вы? Что происходит?

Мужчины пересматриваются.

Потом Рогов дает знак охраннику, и тот басит, что будет за дверью, если понадобится. Это в большей степени для меня, чтобы имела в виду — сбежать не получится.