Собственность Короля (СИ) - Субботина Айя - Страница 22

Этот спич такой пафосный и дерзкий, что я на всякий случай начинаю вспоминать слова «Отче наш». Рогов никогда не был ни спокойным, ни уравновешенным. Его единственным богом и дьяволом всегда были деньги. Видимо, опухоль в голове, которая медленно убивала мою мать, повредила ей рассудок. Ту его часть, которая позволяла трезво смотреть на вещи.

Господи, почему я думаю об этом сейчас?

Или вот так странно проносится перед глазами вся жизнь?

Нас же могут запросто закопать за домом — и никто ничего не узнает.

— Король! А, черт, то есть я хотел сказать — Влад! — Голос отчима звучит высоким фальцетом, — да я понятия не имел, что…!

— Владислав Александрович! — жестко рубит Влад. — И не «тыкай» мне, мразина.

Я стою с прикрытыми глазами, потому что банально трушу встречать смерть «в лицо», так что о происходящем могу догадываться только по интонациям голосов. Но даже эта короткая фраза заставляет встрепенуться мою почти наглухо приколоченную к полу надежду.

Рискую выглянуть из-за плеча Влада.

Если у Рогова до этого был печальный вид, то теперь он трясется так, что хочется попросить сбавить обороты, чтобы ненароком не устроить землетрясение в максимум баллов. И в целом все выглядит так, будто это мы с Владом вломились в дом вместе с парочкой тираннозавров и ручным Годзиллой, а не практически с нарисованными на себе мишенями.

Отчим сглатывает.

— Я не понимаю, Владислав Александрович… — Язык у него заплетается. — Она же только… с самолета…

— А это, псина, тебя вообще парить не должно. Где ребенок? Я хочу забрать сестру моей девочки. Немедленно. И молись, псина, чтобы на ребенке не было ни царапины, ни слезы в глазах.

Это все похоже на какую-то карточную игру, за которой я наблюдаю, совершенно не зная правил. В этой игре двойка бьет короля, а маленькая шестерка внезапно может стать королевой. Хоть Рогов на короля не похоже совсем — с какой стороны не посмотри.

— Марина под моей опекой, — пытается сопротивляться Рогов. — Я не знаю, что сказала тебе… вам, Анна, но девочка в безопасности и я люблю ее как родную дочь. После смерти матери она жила под моим присмотром, я всегда давал ей самое лучшее.

Влад тяжело вздыхает.

— Рогов, обычно я не повторяю дважды, потому что имею дело с людьми умными и понимающими, но ради тебя, так и быть, сделаю исключение. Раз уж ты у нас такой альтернативно умственно одаренный. Так что вникай внимательно, и можешь даже читать по губам, если туго со слухом: я приехал забрать свою девочку и сестру своей девочки, потому что моя девочка говорит — ты, скотина, плохо обращаешься с ребенком. Почему сестры моей девочки до сих пор здесь нет? С какого перепугу ты решил, что у тебя схватит ресурсов испытывать мое терпение и тратить мое время?

Пока Влад напряженно ждет ответа, я вспоминаю его слова: «Я не занимаюсь благотворительностью… В нашем будущем договоре появится еще пара пунктов…» — и до меня внезапно, со всей остротой доходит, что он имел ввиду явно какой-то «особенный» договор, а я, по наивности, подумала, что на кону просто земля.

Не важно, для чего ему понадобились эти участки.

Скорее всего, он уже и так считает их своими. Это ведь логично, иначе, с чего бы ему устраивать весь этот громкий разбор полетов, если мы не поставили даже формальных подписей на салфетках? Он знает, что получит эту землю не потому, что мы приведем адвокатов, сядем за большой красивый стол и составим удовлетворяющий нас обоих договор. Он получит ее просто потому что может получить абсолютно все, что захочет.

Включая меня.

На любых условиях, которые взбредут в его голову.

Не просто же так уже окрестил меня «своей девочкой».

Своей собственностью.

Хорошо, что все-таки здравомыслящая часть меня в критических ситуациях всегда берет власть над головой в свои руки. Я держу рот на замке, потому что Влад, судя по всему, не собирается уходить с пустыми руками. А если такова цена за наши с Мариной жизни…

Впрочем, о цене, видимо, говорить будет он. Но не здесь. И что-то мне подсказывает, что к тому времени мое положение пленницы не сильно изменится.

Я мысленно даю себе затрещину и напоминаю, что сейчас не время думать о том, что будет потом. Сейчас нужно сосредоточиться на том, чтобы забрать Марину и просто выбраться отсюда живыми. Обо всем остальном можно будет подумать потом, если, конечно, во мне не прибавиться парочки лишних дырок.

— Владислав Александрович, — продолжает бубнить отчим, — я являюсь опекуном Марины и…

— То есть ты хочешь сказать, что на самом деле заебись какой папаша, а моя девочка просто вешает мне лапшу на уши? — Сразу видно, что Влад привык играть жестко, и не тратить время, чтобы из вежливости дослушать собеседника.

За время учебы в Штатах, я научилась немного разбираться в американском футболе, хоть не особо понимаю тех девушек, кто писает кипятком от вида здоровенных мужиков, лихо втаптывающих друг друга в землю. Но то, как ведет себя Влад, напоминает мне защитника, который вдруг забыл о своей позиции на поле и решил пойти в жесткую атаку.

Если бы они с Роговым были на поле, никакие щитки безопасности и шлем не помешали бы Владу виртуозно и жестко его отпинать. Он как будто даже наслаждается всем этим!

И пока я думаю обо всем этом, Влад поворачивается ко мне, осматривает, с видом человека, который только что купил новую «Феррари» с завода, а ему пытаются предъявить, что продавец обманул и подсунул битое железо. Я только еще думаю, чтобы лихорадочно мотать головой, потому что правда на моей стороне, но Влад отворачивается раньше.

Ему и не нужны были мои слова оправдания.

Он сам все знает.

Потому что в этой игре он — атакующий, а атакующие видят и понимают противника наперед. И не противника — тоже.

Я успеваю заметить — или, скорее, почувствовать, — как Влад собирается рявкнуть и окончательно раздавить Рогова, но в это время один из охранников отчима вздергивает голову вверх, на лестницу за их спинами.

Мой взгляд рефлекторно устремляется туда же.

Шаги. Такие до боли знакомые торопливые шаги.

Я рвусь вперед.

Мой инстинкт самосохранения еще пытается включить ручной тормоз, я готова ползти на этот звук даже если у меня прямо сейчас отнимутся ноги.

— Убери своих шавок, — краем уха слышу голос Влада, — а то не дай бог кто-то ее случайно пальцем тронет…

Они, как по команде, расступаются.

— Аня-я-я-я-я! — визжит моя маленькая сестра, буквально с разбегу падая в мои объятия. — Аня! Аня! Забери меня! Забери!

Я прижимаю ее так сильно, что никакая сила в мире уже не сможет разжать мои руки.

Пусть Грей договаривается как хочет, о чем хочет — но Марина не проведет с этим сумасшедшим ублюдком ни одной лишней минуты под одной крышей.

За то время, что я не видела сестру, Марина основательно вытянулась, хоть и стала совсем худышкой, почти как очень грустно перезимовавший воробей. И хоть ей всего тринадцать, выглядит она заметно старше. Невольно вспоминаю себя в ее возрасте — я вообще в куклы еще играла, а в шестнадцать у меня в голове были исключительно страдания по нарисованным красавчикам из аниме. Наверное, поэтому моя личная жизнь лет до двадцати не существовала в принципе, потому что на «живых» парней я начала заглядываться значительно позже, да и то после того, как совершенно случайно столкнулась в кафе со своим кумиром (певцом рок-группы) и он оказался полным отморозком.

— Аня, — тихо всхлипывает сестра, уткнувшись носом мне в плечо.

Еще годик — и точно будет с меня ростом.

Я еще сильнее сжимаю вокруг нее руки.

Теперь я понимаю, что отчим совсем не преувеличивал, когда говорил, что отменяет меня на Марину, если я буду и дальше упрямиться — она действительно не выглядит как ребенок, а скорее, как вполне сформировавшаяся девушка. Но это же, блин, просто… природа! В голове и в повадках Марина абсолютный ребенок!