Собственность Короля (СИ) - Субботина Айя - Страница 18

Он явно нетрезв, но в эту минуту говорит максимально ясно и четко.

Надо брать пример и тоже держать голову в холоде.

Самое время озвучить свое предложение. Как учит один хороший учебник: всегда поднимайте ставку максимально высоко, чтобы было от чего отступать до приемлемых условий.

— Мне нужны гарантии, мистер Грей. Гарантии и безопасность для меня и моей семьи.

— Эй, Рапунцель, полегче, — он заливисто смеется. Ему вообще плевать на безопасность, как будто мы ведем переговоры не в комнате под замком, где нас в любую минуту могут взять на прицел, а в комфортном бизнес-центре. — тебе не кажется, что ты сейчас немного не в тех условиях, чтобы диктовать условия?

— Нет, не кажется.

Я знаю, что мое поведение сильно отличается от того, что должно быть в сценарии «Дева в беде», но прямо сейчас я готова буквально на что угодно, на любые безумства, лишь бы вырвать сестру из лап Рогова.

— Отчим держит в заложниках мою сестру. Ей всего тринадцать лет. Он ясно дал понять, что если я и дальше буду отказываться принять предложение Шубинского, то он готов отдать ему Марину.

Мистер Грей молчит. Ни один мускул на его лице не дергается, ничто в его поведении не намекает на то, что мои слова произвели на него впечатление. Хотя, конечно, какое ему дело до судьбы совершенно незнакомой девочки?

— Я не оставлю здесь свою сестру, мистер Грей. Поэтому, вы либо находите способ забрать отсюда сегодня нас обеих, либо валите на хрен обратно в окно, а я стану женой Шубинского и подарю ему землю на блюдечке с золотой каемочкой. Потому что эти проклятые квадратные метры не стоят здоровья и жизни ни в чем не виноватой тринадцатилетней девочки.

И он снова почти никак не реагирует, разве что немного щурится.

Хотя нет, еще одно. Его улыбка становится острее, леденеет, превращаясь в странное подобие звериного оскала. Если бы у меня был хотя бы один вариант любого другого выхода — я бы прямо сейчас им воспользовалась, даже если бы землю пришлось просто подарить. Но другого выхода нет.

Я была еще совсем маленькой, даже толком читать не умела, но папа уже тогда учил меня играть в шахматы. Примерно после двадцати партий, я узнала, что такое цугцванг — позиция фигур на шахматном поле, когда любой ход приведет к ухудшению позиций. Возможно, ситуация сейчас — это именно он?

— Сильна, малышка, — говорит мой «гость», но прямо сейчас его слегка заплетающийся язык ни грамма меня не успокаивает. — Я ей палец — а она мне яйца вот-вот откусит.

— Ваши первичные половые признаки меня ни в какой степени не интересуют.

— Точно? — он прищуривается, выразительно кладет руки на пояс джинсов и надавливает большими пальцами вниз.

И вот тут я совершаю свою самую большую ошибку — зажмуриваюсь.

Потому что, ладно, вот так, прямо перед собой, мужика со спущенными штанами я еще не видела.

За секунду, пока мое воображение успевает нарисовать самый поганый сценарий, в котором мой «не_бескорыстный спаситель» превращается в маньяка-насильника, я успеваю высыпать на свою голову тонну пепла за то, что не позвала на помощь пока у меня была такая возможность. Но потом слышу его едкий смех и снова посыпаю голову пеплом, на этот раз из-за преждевременной паники.

— Да ладно, не ссы, — голосом старшего братца говорит мистер Грей, — членом перед целкой-невидимкой я размахивать не собираюсь. Хотя… если у тебя тут припрятана бутылка хорошего крепкого бухла, то можно не спешить вычеркивать стриптиз из наших планов на вечер.

— Ваши голые телеса интересуют меня примерно так же, как и аналогичные попытки Шубинского. — Немного осмелев, открываю глаза и выдыхаю, потому что штаны этого типа на месте, хотя все-еще слишком ненадежно болтаются над самым, прости господи, драгоценным.

— А вот об этом, Нимфетамин, мы поговорим, когда выберемся из этого клоповника.

Глядя на его змеиный прищур, так и подмывает сказать, что обсуждение его члена меня не интересует ни в какой обстановке, но вовремя закрываю рот на замок.

— Ну ладно, давай что ли наведем шороху в этом клоповнике.

Наведем… что?

Я поздно соображаю, что на этот раз он разворачивает в противоположную от окна сторону и недвусмысленно, широкой походкой идет до двери. Он что, собирается вот так взять — и выйти? Может еще и постучит?

К моему удивлению, он реально стучит в дверь, но не рукой, а носком тяжелого ботинка, из-за чего звук получается такой, будто кто-то пинает пустую бочку. Примерно на третьем или четвертом ударе мое внутреннее состояние достигает отметки «была не была» и я успокаиваю себя только тем, что как бы не закончилась эта история, мне нужно постараться сохранить в ней руки и ноги, чтобы хотя бы в каком-то виде попытаться «продать» себя Шубинскому. Ради Марины я готова сделать все, что угодно.

— Если бы мои охранники так тормозили, — мистер Грей недовольно закатывает глаза и еще раз хорошенько прикладывается ногой к двери, — я бы выгнал их пинками под зад и затребовал бы возмещение морального ущерба. Это же просто пиздец — так наплевательски относиться к своему единственному активу.

Дверь распахивается.

Я даже толком испугаться не успеваю, потому что здоровенная фигура в черном, которая появляется в дверном проеме и на секунду застывает, видимо, не ожидав увидеть там незнакомое лицо, вдруг резко запрокидывает голову назад.

Раздается противный хруст сломанных костей.

Здоровенная темная туша шатается и на этот раз я все-таки успеваю заметить еще одно неуловимое змеиное движение руки Влада вперед. Еще один глухой хлесткий звук, но на этот раз охранник просто вскидывает руки в отчаянной попытке сохранить равновесие, шатается — и падает ровно на спину.

Что. Это. Было?

Влад спокойно стряхивает кровь с кулака, идет к выходу, переступает через лежащее и совершенно не подающее признаков жизни тело. Когда на секунду над ним наклоняется, я думаю, что в нем все-таки остались зачатки сострадания и он хочет проверить, не вышиб ли случайно дух из этого тела. Но нет, мистер Грей просто совершенно обыденным «тоном» вытирает окровавленные пальцы кончиком галстука, и снова распрямляется, так ни разу и не глянув на охранника и даже не думая проверить его пульс. Он ведет себя так, словно заниматься чем-то подобным — его повседневная работа, а мой несчастный мозг все случившееся сегодня будет пытаться осознать еще минимум неделю! Если, конечно, мы выберемся живыми.

Хотя, если быть откровенной, эти его странные приемы внушают некоторый оптимизм.

— Рапунцель, да не трясись, — посмеивается Влад, стоя над телом и протягиваю мне руку. — Давай, шевели булками. Я есть хочу — пиздец.

Ну да. Самая подходящая ситуация, чтобы вдруг проголодаться.

Я, почему-то на цыпочках, подхожу к валяющемуся на полу охраннику. Отсюда хорошо видно кровавое месиво в том месте, где у него должен быть нос. Обычно меня буквально наизнанку выкручивает от вида крови, но сейчас я испытываю от этого вида почти садистское удовольствие, потому что узнаю в этой наглой роже того, Правого, который по приказу отчима, выкручивал мне руки. Живой, судя по хрипу — хорошо, значит, тюремный срок нам не грозит.

— Собираешься вытереть ему сопли? — едко интересуется Влад, когда я перевожу на него взгляд. Только сейчас соображаю, что все это время он внимательно следил за каждым моим движением, как будто уже даже готовил план на случай, если я вдруг брошусь оказывать этому ублюдку первую помощь.

— Он это заслужил, — пожимаю плечами, не испытывая ровно никакого сочувствия. — Мы все в этой жизни делаем свой выбор и принимаем его последствия. Он выбрал работать на человека без чести и совести, и выполнял его грязные приказы. Ну, я бы сказала, вполне закономерный итог.

Острая волчья улыбка Влада становится буквально убийственно… обаятельной? Хотя вряд ли такое сравнение уместно, когда речь идет о выражении лица маньяка-садиста, на котором одновременно написаны и его кровавые намерения, и улыбка самого красивого в мире мужика, которого я могла бы видеть вот так же близко. Я закончила с отличием литературный факультет, у меня даже красивая медаль есть и специальная шапочка, но в моем словарном запасе нет более подходящего слова, чтобы описать эту метаморфозу.