Собственность Короля (СИ) - Субботина Айя - Страница 10

— А мамаша что — тоже в доле?

— Татьяна Михайловна умерла в прошлом году, — бубнит Паша, как будто даже оскорбившись, что этот факт до сих пор не стал частью моей жизни.

Ну при таком раскладе все становится на свои места. А мужик хорошо устроился, жену — в могилу, падчерицу — на ярмарку, и можно продолжать жить свою лучшую, блядь, жизнь, выторгованную чужой целкой. Хм-м-м, почему я так подумал? Анюта наверняка тоже не первой свежести, так что…

— Мы можем успеть ее перехватить, — на ухо говорит мне Дина.

— Можем, — кручу в голове ту же мысль, прикидывая, во сколько мне может встать «счастье» нагреть Шубу на его сделке года.

У «ДиджиАрт» порядка десяти крупных объектов. И хоть далеко не все они годятся под приличную застройку, покупать придется пакетом, так что по факту стоимость пяти или шести «рабочих» участков будет не маленькой. Но кого я наёбываю? Я готов многое отдать за удовольствие посмотреть, как скиснет рожа старого козла, когда он поймет, что к чему.

— По моей информации, вчера в Международном аэропорту совершил посадку самолет, на борту которого была Анна Эпштейн, — вкидывает Дина. Знает меня как облупленного, знает, как правильно подавать инфу, чтобы расчесать мой интерес.

— Организуешь нам встречу?

— Звучит как будто ты думаешь, что это что-то сложное. — Дина фыркает — ну как же не надуться за то, что я поставил под сомнение ее возможности.

Пару лет назад, когда я окучивал одну цыпочку (тупую как пробка, но симпатичную и ебливую), она буквально звезду с неба достала, чтобы я перекрыл один свой косяк. Сделала это за один час сорок три минуты и до сих пор сожалеет, что в Книге рекордов Гиннесса нет соответствующего раздела.

— Это… невозможно, — подает заикающийся голос бедный трясущийся Паша, о существовании которого мы с Диной уже почти забыли.

— Возможно вообще все, Павел. Главное настойчивость, некоторая доля удачи и безграничные финансовые возможности.

Дина идет к нему рисующей походкой, ставя ноги какими-то такими матюками, что мне больно на это смотреть. Запускает руку в свою микроскопическую сумку, достает оттуда пачку баксов. Я почти уверен, что все мемы про то, что в женской сумке нет дна, придуманы именно с нее. Не удивлюсь, если однажды она достанет оттуда электропилу или бензиновый генератор.

— Вот, за наше приятное сотрудничество, — она вкладывает деньги ему в ладонь и почти по-отечески сжимает вокруг его же пальцы, потому что сам Павлик жестко тупит. — И не забывай, что я говорила насчет особенного отношения Короля к любителям распустить язык.

— Но Аня… — Он встает и рассеянно мнется на месте. Мозговой активности бедолаги не хватает даже на то, чтобы придумать, куда можно спрятать «кирпич» бабла, потому что он настойчиво, уже в третий раз пытается запихнуть его в карман брюк.

— Это больше не твоя забота и тебя не касается. — Дина недвусмысленно подталкивает его к выходу.

Но парниша продолжает сопротивляться. В конце концов ему даже удается отыскать свои яйца, сделать крутое пике назад, встать напротив и с румянцем юного Павлика Морозова, сдать мне с потрохами всю роговско-шубинскую схему.

— Аня дома, Рогов держит ее под замком. Шубинский дал срок, чтобы она перестала сопротивляться.

— А она сопротивлялась? — Я подаюсь вперед, нюхом чуя интересный замес.

— Король, перестань, — Дина пытается оттянуть меня за плечо обратно на диван, но я резко, с предупреждающим рыком сбрасываю ее ладонь.

— Паш, не молчи, — поторапливаю трясучку.

— Я только… кое-что слышал, — он сглатывает, проводит ладонью по лицу, как будто хочет убедиться, что происходящее реально и моя злорадствующая рожа — не просто ночной кошмар. — Аня отказала Шубинскому. Ему это не понравилось и ее посадили под замок. Рогов очень сильно ему должен, я не знаю, сколько, но это огромные бабки! Если Рогов не сделает так, чтобы Аня согласилась, то ему пиздец!

— Ну вот, Паш, поздравляю, — пару раз лениво хлопаю в ладоши, — ты обрел голос. А то ломался как целка, ну ей-богу.

Я только слегка веду головой в сторону Дины, но она понимает этот жест без слов. На ухо шепчет сумму долга, и даже у меня, привыкшего работать с чеками, в которых приходится считать нолики, от удивления дергается бровь.

— Аня виделась с Шубинским? — продолжаю допрос Паши под цыкающий аккомпанемент Дины за спиной.

Они с Пашей дупля не отбивают, зачем мне эти пикантные подробности, но это пиздец как важно.

— Да, — кивает пацан. — И там еще какая-то потасовка случилась. Ее в подвал тащили на руках.

— Паш, не гони, ты же знаешь больше, ну к чему эти игры в хорошего мальчика, если ты уже и так сдал своего босса с потрохами?

— Она хотела сбежать, укусила Рогова так, что ему потом врача вызывали и семь швов наложили.

— Шуба там был и все видел?

— Ну, наверное, типа… — Паша пожимает плечами и, внезапно обнаглев, клянчит у Дины сигарету.

Само собой, своими дамскими свистелками она ни с кем не делится — на такие случаи таскает с собой обычные. Протягивает Паше вместе с одноразовой зажигалкой, жестом дав понять, что может оставить себе и то, и другое. Трясучка закуривает, делает пару успокоительных затяжек и, немного придя в себя, продолжает:

— Аня… Она… В общем, у нее характер. Она всегда такой была. Она до последнего будет драться. Эти уроды… они ее просто… Черт.

Он смотри прямо мне в глаза, предлагая самому додумать то, что два моральных урода могут сделать с девушкой, у которой есть какой-никакой стержень внутри.

— А ты откуда так хорошо ее знаешь?

— Так мы выросли вместе, — бесхитростно признается парень. — Моя мать у Татьяны Михайловны на кухне работала. Еще когда Александр Илиасович был жив.

Росли вместе.

Эта фраза не очень коннектится с образом тридцатилетней, уже кое-как понюхавшей жизнь тёлки. Достаю телефон, вбиваю в поисковик «Анна Эпштейн» и откинув первые несколько запросов со старыми тетками на черно-белых фото (явно каких-то писательниц или типа того), фиксирую взгляд на снимке, на котором изображена улыбчивая «соска».

— Она? — тычу фотку Паше в морду.

— Да, Аня. — Он почему-то снова начинает нервничать, но на этот раз еще и краснеет как девственник на Черной мессе. Перевозбудился что ли?

Фото перебрасывает меня на страницу в Инстаграм.

И тут все предельно ясно, четко и с какой-то почти детской наивностью выложено прямо в инфе о себе: Анна Эпштейн, студентка «Беркли», ленточка с отличием, любовь к животным и жизни, литература — ван лав.

И так, Анюте точно не тридцатник.

Если бы не фоточки с выпускного из всратого американского универа для богатеньких деток, то я бы хрен поверил, что ей вообще больше двадцати. Серые глаза, каштановые волосы. Хотя нет, не каштановые. Я разглядываю пару ее видео — с пляжа, из кафе, задумчиво грызущую гранит науки в библиотеке. У нее волосы цвета кокосовой скорлупы — мягкий, не очень глубокий, вызолоченный на солнце цвет. Из всей палитры коричневых один из моих самых нелюбимых, потому что совершенно не стыкуется с другими оттенками, перетягивает на себя слишком много внимания, и компоновать его можно только со сливочной «кокосовой мякотью» и все. Видимо, матушка-природа так же расценила, потому что кожа у Анюты именно того самого оттенка — мягкая, без намека на загар, сливочно-белая, но пиздец, какая холеная.

На одном фото Анюта позирует для фото с каким-то идиотским фанерным жирафом (декорации сильно смахивают на какой-то детский праздник или типа того), на котором есть разметка роста. Вот так я узнаю, что Анна Александровна Эпштейн сто шестьдесят сантиметров ростом. Против моих метр девяносто.

Ни одной фотки в клубе — я не сильно всматриваюсь, но пролистав немного ленту и прикрепленные «кружки» не нашел там ничего даже близко похожего на тусовки, пацанчиков на тачках и всю остальную модную поебень, которую современные девушки почему-то называют «радостью жизни». Зато есть фото с йоги, с учебы, из библиотеки, с посиделок с подружками в домашней остановке. Но все-таки она бунтарка, потому что на одной из фоток с пляжа я замечаю маленькую татуировку в виде булавки чуть выше тазовой косточки. Учитывая то, что даже на йоге она никогда не опускает лосины ниже пупка, готов поспорить, что эту шалость она била не для того, чтобы понтоваться перед подружками. Жаль, что фото не позволяет рассмотреть работу поближе — как человек, на коже которого целая галерея, я бы точно оценил.